Скандальные наслаждения - Элизабет Хойт

– И своей жене, ты хочешь сказать. – Она покачала головой. – Томас, боюсь, мне неуютно чувствовать себя содержанкой.

– Я не могу жениться на тебе, черт возьми, – буркнул он.

Он знал, что в данный момент он не может кого-либо пленить, что лицо у него изуродовано, но чувства переполняли его.

– Я знаю, что ты не можешь на мне жениться, – произнесла Лавиния почти скучающим тоном. – Но это не означает, что я не могу выйти за какого-нибудь другого джентльмена.

Томас вскинул голову – удар был более болезненный, чем кулак брата.

– Ты не сделаешь этого!

Лавиния удивленно на него взглянула.

– Почему? У тебя нет прав на меня.

– Черт бы тебя побрал, – прошипел он, сбросив с лица мокрое полотенце. – Черт бы тебя побрал! – И схватил ее.

Он целовал ее с отчаянием человека, сломленного, с кровоточащим сердцем.

Лавиния отвернулась от его пылающих губ, не обращая внимания на то, что он засунул руки под шелковую фиолетовую накидку.

– Томас, это ничего не решит.

– Возможно, – просипел он, облизывая ей шею. – Но уж точно мне станет лучше.

– Ох, Томас, – вздохнула она, и это не прозвучало как отказ, поэтому его было уже не остановить.

Он сделал то, чего желал не один месяц – любить Лавинию.

Гриффин дремал, сидя в кресле в доме брата, когда парадная дверь Мэндевилл-Хауса открылась и закрылась. Он проснулся и устало потер лицо.

Он пытался увидеться с Томасом накануне вечером – после встречи с герцогом Уэйкфилдом, – но Томаса не было. Ясно, что брат не вернется домой в ближайшее время, и поэтому Гриффин отправился в Сент-Джайлз.

Этим утром он приехал прямо к Томасу домой, чтобы застать его, прежде чем тот куда-нибудь уйдет.

Любопытно, что Томас – считающийся степенным холостяком – проводит ночи вне дома.

Гриффин выглянул в коридор.

Там стоял Томас, вид у него был рассерженный, а нос напоминал репу. Он сердито выговаривал дворецкому:

– Мне безразлично, кто пришел с визитом. Меня нет дома.

– Даже для кровных родственников? – осведомился Гриффин.

Томас резко обернулся и схватился за голову.

– Особенно для проклятых кровных родственников!

И направился к лестнице, давая понять, что разговаривать не намерен.

Гриффин в два шага нагнал его.

– Это никуда не годится, брат мой. Нам необходимо поговорить по душам.

– Пошел к черту, – сказал Томас.

– Нет. – Гриффин склонился к его лицу. – Если только ты не хочешь, чтобы я вывернул твое грязное белье сейчас и здесь перед слугами.

Томас с минуту угрюмо на него смотрел, потом жестом предложил подняться наверх.

Гриффин на такой прием и не рассчитывал, поэтому быстро последовал за ним.

Они вошли в кабинет. Гриффин топтался посередине комнаты, а Томас налил себе бренди из хрустального графина.

Гриффин удивленно поднял брови:

– Не слишком ли рано?

– Не для меня, – уныло заметил Томас.

Гриффин хмыкнул и стал рассматривать средневековую гравюру на стене.

– Это ведь отцовский кабинет?

– Да. А ты разве не узнаешь? – удивился Томас.

Гриффин пожал плечами:

– Я редко сюда заходил.

– Отец обычно призывал меня к себе по воскресеньям вечером, – задумчиво произнес Томас. – Это было до того, как я уехал учиться. А когда я приезжал домой, мы с ним уединялись здесь после обеда.

– И что вы делали? – спросил Гриффин.

– Разговаривали. – Томас пожал плечами. – Он расспрашивал меня о том, как продвигаются мои занятия. Когда я был младше, то проверял уроки латыни. Когда вырос, мы обсуждали политику.

Гриффин кивнул:

– Он готовил тебя к обязанностям маркиза.

– Да, думаю, что так. – Томас взглянул на него. – Разве с тобой он не занимался тем же самым?

– Нет. Меня он не приглашал, – спокойно произнес Гриффин.

Томас с минуту смотрел на него, словно сбитый с толку, потом опустил глаза.

– Чего ты от меня хочешь, Гриффин?

– Я хочу, чтобы ты порвал свою помолвку с Геро.

– Она уже со мной порвала.

Гриффин внимательно взглянул на него. Очевидно, брат еще не разговаривал с Уэйкфилдом.

– Ее брат хочет, чтобы свадьба состоялась в это воскресенье.

Томас сощурился:

– На самом деле?

– Да. – Гриффин сжал зубы. – Я хочу, чтобы ты отказался жениться на ней.

Томас злобно фыркнул:

– Разумеется, ты этого хочешь. Ты, полагаю, хочешь заполучить ее так же, как хотел мою первую жену.

– Это не имеет отношения к Энн, – как можно спокойнее произнес Гриффин.

– Разве? – глумливо улыбнулся Томас. – Бедняжка Энн! Что бы она подумала, узнав, как легко любовник забыл ее? Но ты ведь быстро расправляешься с женщинами. Зачем запоминать их имена, а тем более помнить их, раз они мертвы? Ты рассказал Геро про Энн?

– Да.

Томас не ожидал такого ответа и опешил.

– Что? – не сразу спросил он. – Ты рассказал о своей привычке – соблазнять женщин твоего брата?

– Нет. Я сказал ей, что не касался Энн. – Гриффин мрачно смотрел в налившиеся кровью глаза брата.

У Томаса вырвался хриплый смех.

– Ты лжешь.

– Нет, я не лгу. – Гриффина охватил гнев. Господи! Он не один год жил с этой клеветой. – Я не спал с Энн, не обольщал ее, никогда не имел намерения сделать это. Если она сказала тебе, что это было не так, то, значит, она лгала.

– Энн сказала мне на смертном одре, что ты был ее любовником. – Томас с размаху поставил бокал на стол. – Она сказала мне, что ребенок – твой. Она сказала, что вы были любовниками не один месяц, что ты пытался соблазнить ее еще до нашей свадьбы.

– А я сказал тебе на похоронах, что она лгала!

– И ты действительно ждешь, что я поверю известному распутнику, а не своей жене?

– Я жду, что ты поверишь своему брату! – заорал Гриффин. Его крик разнесся по комнате. Он ухватился за спинку кресла, пытаясь сохранить самообладание. – Господи, Томас. Как ты мог? Как ты мог поверить, что я соблазню твою жену? Я твой брат. Ты даже и не думал поверить мне. Ты поверил истеричной женщине, умиравшей от родов. Ты словно давно ждал этого, а ее слова лишь подтвердили твои подозрения.

– Да, я ждал этого. – Томас схватил бокал и сделал большой глоток виски. – Ты флиртовал с Энн, признайся.

– Не более любого другого джентльмена, флиртующего с дамой на балу. – Гриффин развел руками. – Но больше ничего не было. Все закончилось ничего не значащими словами, сказанными в общественном месте. Я никогда не имел в виду ничего другого.