Философская теология: вариации, моменты, экспромты - Владимир Кириллович Шохин

не было уже в наличии у «эксплуатируемых»[596]. Ведь, как хорошо стало известно много позже, сделать рулет из зайца можно, только имея уже зайца, а здесь сам «заяц» продуцируется из «рулета».

Таким образом, теория кульпабилизации (вкупе с той «логической цепочкой», которую выстраивает из нее Давыдов) не содержит никакой новизны, кроме самого термина, и противоречит законам рациональности. Значительно меньше противоречит рациональности другое объяснение чувства вины – говоря языком аналитической философии, реалистическое. Согласно этому объяснению, из всеобщности осознания в человеческом роде своей поврежденности, несовершенства и нарушения начальной упорядоченности в мире следует, что, поскольку все человечество все-таки вряд ли может заблуждаться и жить в совсем виртуальном мире (предлагаемые же объяснения этого заблуждения обнаруживают лишь сознательную перестановку антецедентов и консеквентов), за этим осознанием должны стоять и какие-то реальные, как это принято сейчас говорить, «события», а в конечном счете и Событие, которое на духовно-генетическом уровне обеспечивает определенные внутренние предрасположенности субъектов к злоупотреблению своей свободой. Но там же, я думаю, можно искать истоки причин и самих «теорий кульпабилизации», воспроизводящихся на столь широком временном пространстве. Их корни не столько в разуме (в этом можно было, кажется, не раз убедиться), сколько в воле и сердце тех, кто не хочет признавать, что их духовное состояние существенно отличается от некоторой нормы (а они не могут ее не осознавать, даже если они ее отрицают), а неустройство во внешнем мире как-то может быть связано с неустройством в мире внутреннем и, самое главное, испытывает полное презрение (смешанное, закономерно для внутренне расстроенного субъекта, и с глубинной завистью) к любому «человеческому стаду», для которого существуют какие-либо духовные авторитеты.

Тут неоатеист (а это, в отличие от «научного атеиста», тот, кто скорее разоблачает религию, чем обличает ее) совсем уже разобравшись, к чему клонится дело, укажет, что знает все дальнейшее из старых катехизисов. На это ему можно ответить, исходя из проведенных «генеалогических исследований», что даже самые старые катехизисы (первый классический, ставший образцом для последовавших вплоть до XIX века, – августиновский «Энхидрион к Лаврентию») по возрасту будут едва ли не на тысячелетие моложе первых теорий разоблачения религии. А также, что атеистические теории происхождения и сущности религии должны быть в гораздо большей мере объектами исследования философии религии, чем ее рабочими инструментами.

Миф о реинкарнациях в постхристианскую эпоху[597]

Мой доклад не претендует, вопреки названию, на что-либо большее, чем быть изложением и комментарием к статье моего коллеги – одного из самых крупных современных французских историков индийской философии и специалиста по интеркультурной философии, профессора Сорбонны Мишеля Юлена. Статья называется «История переселения душ в XXI в., или Будущее одной иллюзии»[598]. Она была зачитана в виде доклада на международной конференции «Моральная философия в контексте многообразия культур», которая проходила в Институте философии РАН 5–7 июня 2002 года и представляет большой интерес компактностью презентации западного материала, который мало известен в России, но полностью актуален и для нас, поскольку мы все более интенсивно вовлекаемся в процесс глобализации. При этом автор статьи отнюдь не придерживается христианских позиций, но именно вследствие этого его критический подход к обозначенному «глобалистскому явлению» представляет тем больший интерес – как научный взгляд извне.

М. Юлен начинает своей обзор проблемы с того, что идея переселения душ, архаичная как мир, но востребованная на Западе лишь с XIX века, в связи с интересом к индийско-буддийской мысли, столетиями находилась на обочине европейской эсхатологии[599], но в настоящее время имеет шансы основательно потеснить христианскую эсхатологическую парадигму. В самом деле, в настоящее время в одной только Великобритании веру в реинкранации в той или иной мере разделяют уже более, чем 25 % взрослого населения (против 5 % в 1974 году), и если раньше мало кто решался эту веру признавать, то сегодня она стала уже весьма престижной. СМИ – радио, телевидение и даже кино[600] – также принимают участие в популяризации модели перевоплощений. Но значительно более важно само развитие этой идеи на Западе. Так, традиционное индийское “тонкое тело” (сукшма-шарира или линга-шарира), которое выступает в некоторых системах индийской философии в качестве посредника между Атманом и физическим телом, соответствуя локусу трансмиграции, претворяется, под влиянием теософии, в «астральное», «флюидное» или «эфирное тело». При этом некоторые техницисты считают возможным даже обнаруживать его с помощью научных приборов самого разного происхождения (от спектроскопов до фотографической процедуры Кирлиана). Традиционная индийская концепция отпечатков прежних действий в актуальном сознании (васаны или санскары) также получает поддержку благодаря филиации йогической практики и популяризации фрейдовского психоанализа (ср. понятие «следов», оставляемых в «бессознательном» взрослого человека, с травматическими переживаниями детства). Доказательства признаков другой жизни, которые добрый старый спиритизм XIX века искал в столоверчении, наши современники обнаруживают в опытах воспоминаний «своих» прежних рождений, которые можно разделить на две группы.

Опыты первого типа, обобщаемые, например, американцем Я. Стивенсоном и его учениками, состоят в обнаружении «узнавания» разными индивидами, преимущественно детьми и подростками, тех мест, в которых они оказываются впервые, а также имен, характеров и событий из жизни неизвестных им людей, и эти свидетельства протоколируются с точки зрения как полицейского, так и историка. Этот тип опытов считается «внешним» и объективным. От него отличается тот, который является скорее «внутренним». Речь идет о том, что некоторые информанты продвигаются в воспоминаниях о себе дальше признанного предела (4 или 3 года), вплоть до раннего детства и даже внутриутробного состояния, и «так открылись шлюзы для попыток исследования этого потока сознания на границах актуального существования»[601]. Исследования подобного рода, осуществляемые многочисленными группами, специализирующимися по анамнезису, основываются на гипнозе, глубинном расслаблении, внушениях в благоприятной сенсорной среде и даже на реакциях на наркотик ЛСД (в зависимости от методов восстановления прошлого). В результате просьб к информантам описать свое прошлое тело, одежду, язык и окружение складывается внушительная «база данных», и большинство подобных «путешествий» в свое прошлое записывается на магнитофонную пленку.

Юлен считает, что активнейшая филиация одновременно архаичного и новомодного мифа о реинкарнациях в Европе есть не меньшее, чем «настоящая мутация религиозного сознания, способная, если она будет развиваться в том же духе, привести к метаморфозе нашей цивилизации»[602]. Но хотя с мифами обычно не спорят, есть возможности их оценивать с точки зрения самой их претензии как на научность, так и на наследование древних, «исконных» архетипов. Идея перевоплощения оказывается