Пропавшие девушки - Джессика Кьярелла

— В чем-то она должна была ошибиться, — отвечаю я, чувствуя, что на глаза снова наворачиваются слезы, угрожавшие пролиться в доме детектива Ричардса. — Я знаю, что если расскажу своему знакомому детективу, он мне поверит.

— Поверит ли? — спрашивает Тед. — Или ты просто журналист-любитель с нестабильной психикой и безумной версией?

Смахиваю слезу, ползущую по щеке. Я не собираюсь погружаться в бессилие. Пока нет.

— Потому что так и есть. Это безумная версия, — говорит Тед, снова протягивая руку ко мне. — Я все обдумал уже сто раз. Даже обсудил с адвокатами. У меня против Авы нет ничего, кроме моих слов и твоих.

— Этого хватит, — настаиваю я.

— Марти, — мягко говорит он, как будто это меня нужно успокаивать. — Сколько ты в среднем выпиваешь за день?

Я качаю головой, потому что не уверена, что могу ответить, не разрыдавшись.

— К тому же власти штата только что освободили Колина. Они не станут подвергать себя риску выглядеть так, будто готовы пойти на что угодно, чтобы снова упечь его за решетку, особенно после того, как скрыли улики по его делу. Они и так наверняка панически боятся, что Ава подаст в суд.

— Значит, это все? — спрашиваю я, больше не пытаясь сдерживать слезы. Слишком поздно. Шлюзы открылись. — Ты даже не попытаешься бороться?

— Каким образом? — говорит Тед. — В квартире Сары нашли мою ДНК, а в моем саквояже — кровь Дилана. А если против меня выступит Ава? Подумай, что она сможет сказать на суде. Подумай о том, как она сможет солгать. Она может покончить со мной. И сделает это.

— Ты правда думаешь, что Ава сама убила Дилана? — спрашиваю я. Даже когда я произношу эти слова вслух, это все еще кажется уму непостижимым. — Ты правда думаешь, что она на это способна? Женщина, на которой ты женился?

Он прижимает ко рту тыльную сторону ладони.

— Я думаю, Ава способна на все. Особенно когда речь о ее брате, — говорит он. — Все их детство она пыталась защитить их обоих от отца. И она винит себя в том, что не смогла помешать Колину стать тем, кем он стал.

— Кем он стал? — спрашиваю я, хотя почти уверена, что знаю ответ.

— Не знаю, — отвечает Тед. — Я не знаю, почему он убил Сару. Но не удивлюсь, если он сделал это, просто чтобы посмотреть, каково это. Я пытался тебя предупредить.

Проволока внутри меня сжимается сильнее. Сдавливает мне желудок, отчего к горлу подступает кислота. Вот какого человека я выпустила на свободу. Из-за моих действий Колин свободен.

— А сама Ава? Она опасна? Как Колин? — спрашиваю я. Меня мутит, сердце бешено колотится.

Тед какое-то время молчит.

— Нет, — отвечает он. — Вряд ли. По-моему, она и так чувствует себя богом, когда спасает людей на работе. В том-то весь ужас: если бы этого не произошло, вряд ли у нее появилась бы причина причинить кому-то вред. Думаю, мы могли бы быть счастливы. Если бы не ее проклятый брат.

Но такова Ава. Она предана тому, кого любит, несмотря на недостатки. Я впервые думаю, что слепая безоговорочная любовь может быть кошмаром.

— Насколько он опасен? — спрашиваю я.

— Колин? — Тед качает головой. — Думаю, он воспринимает людей как насекомых. До некоторых ему нет дела, пускай существуют. Некоторых он оставит в покое. Но если кто-то его побеспокоит? — Он театрально пожимает плечами. — Думаю, он, как и сестра, способен на все. Но у него нет ее интеллекта. И у него нет ее выдержки.

— Может, его поэтому избили в тюрьме? — спрашиваю я, вспоминая его стянутые шиной пальцы. Сломанные ребра. Треснувшую глазницу. — Потому что его кто-то беспокоил?

— А когда Колина избили в тюрьме? — спрашивает Тед, прищурившись.

— Через пару недель после того, как я с ним встретилась, — отвечаю я. — Прямо перед тем, как нашли труп Дилана. Ава навещала его в лазарете.

Тед качает головой.

— Ошибаешься, — отвечает он. — Мы навещали его в выходные перед моим арестом. С ним все было в порядке.

— Что, правда?

Он кивает.

— Ава сказала… Мы поэтому поторопились с подкастом. Чтобы надавить на власти и заставить их освободить Колина. Мы думали, он в опасности.

— Ну да, — отвечает Тед. — Вполне в духе Авы. — Он зло усмехается. — Я бы счел ее достойной восхищения, если бы ее поступок не был таким, мать его, извращенным. Если бы меня не упекли в тюрьму до пенсии.

— Если ты пойдешь на сделку, всему конец, — говорю я. — Тогда не будет никакой надежды это исправить. Не будет шанса доказать, что произошло на самом деле.

Я знаю, что он слышит это в моем голосе. Умоляю его дать мне возможность попытаться все исправить. Дать мне шанс помочь восстановить справедливость в деле Колина и Авы. Но он лишь качает головой.

— Я не могу так рисковать, Марти, — говорит он. — Если поставлю все на кон на суде, на этом все. Мне могут дать пожизненное, и я, возможно, умру в тюрьме.

— Но мы не можем просто позволить ей победить, — не перестаю молить я.

— Она победит, — отвечает он. — Она всегда побеждает. Она нас всех провела. Так получилось, потому что она этого хотела.

— И что мне теперь делать? — спрашиваю я, рукавом вытирая слезы.

Тед горько улыбается.

— Смириться, наверное.

Глава 20

Конечно, я не могу с этим смириться. Ни с чем из этого. Я разрушила свою жизнь, Тед проведет следующие три десятилетия в тюрьме, Сара и Дилан мертвы, моя сестра так и не нашлась, а у Неизвестной есть сын, который никогда не узнает ее. Все это кажется мне невыносимым.

Смириться я не могу. Зато могу пить.

Андреа и Триш уехали на выходные в пригород, в гости к родителям Андреа, и я сегодня одна. Решаю посетить «Матильду» и, когда сажусь в метро, уже хлещу водку из бутылки из-под воды. В конце концов, многое из случившегося началось в «Матильде». Иногда мне кажется, что если бы той ночью я не пошла бегать, то, наверное, никогда бы не переспала с Кэри. Наверное, никогда не открыла бы ворота собственной супружеской неверности. Может, я сохранила бы свой брак, убедила бы Эрика отказаться от идеи завести ребенка, рассказала бы ему о глубине той раны, которую нанесла мне сестра. Рассказала бы ему правду. Что я, вероятно, никогда от этого не оправлюсь.

Мне хочется пойти в какое-нибудь знакомое место. Где можно посидеть и вспомнить жизнь, которая была у меня когда-то, в которой не было места молчаливым звонкам, и