Хардкор - Владимир Венгловский

— Приветствую скитальца, что пришел посетить меня вновь во мраке ночи, которая уже посеяла свои цветы на земле, и привел с собой гостей. Воин-ягуар Мекатл рад тем, с кем может разделить истории у ночного костра.

— И мы тебе рады, Мекатл, — кивнул Вот. — Не скажешь, где мальчишка, которого просил я охранять?

В его голосе прозвучали тревожные нотки.

— Не беспокойтесь, — улыбнулся Мекатл, — дитя в безопасности. Его разум блуждает в мире сна под надежной защитой. Вскоре мы отправимся к нему. А пока сядьте к расцветшему цветку костра и отведайте яств пустыни.

Воин первым показав пример, присел к огню прямо на землю. На вертеле над костром жарилась большая ящерица. Жир стекал по ее очищенным бокам и капал в огонь.

— Спасибо, что приютил Ёжика, но нам пора забрать мальчишку, — сказал я.

— Забрать куда? В тот мир, откуда вы пришли? Но посмотрите: его уже захлестнула кровавая волна. Пока здесь безопаснее. И мальчишке и вам.

Вот это «пока» мне не понравилось.

— Посмотреть на что? — спросил я.

Мекатл взмахнул рукой, показывая. Я обернулся.

По Астлану пробегали волны, словно по воде от брошенного камня. Сквозь дома проглядывали картины города-всех-дорог. Падал призрачный снег. Памятник Эрику Яростному безучастно взирал на кипевшее вокруг сражение.

Через проломанные ворота врывались тролли, их огромные щупальца разбрасывали защитников. С городских стен летели стрелы и копья. Тролли падали, идущие следом переползали через их мертвые тела. Часть бревен из заделанного пролома осыпалась, завалив одного из чудовищ. Стоящий на стене волшебник Мейнард вскинул посох, и сотни ледяных сосулек посыпались на монстров, пробивая их серую плоть, заставляя извиваться, словно червям, насаженным на рыболовные крючки. Начавшаяся ледяная буря тут же прекратилась, Мейнард, сбитый щупальцем, исчез в гуще нападавших.

Олег находился у памятника. Мой друг что-то кричал и размахивал мечом, указывая на бочонок с черной кровью. Фед замер с факелом в руке и смотрел на приближающегося тролля. Олег подскочил, отбросил Феда в сторону, затем выпустил в бочонок конус пламени из ладони и толкнул его ногой, направляя в гущу врагов.

Спустя несколько секунд беззвучный взрыв разбросал ошметки горящих изначальных тел. На снегу шевелились оторванные щупальца, и поднявшийся на ноги Фед с ужасом наблюдал, как одно из них ползет к нему, оставляя позади себя слизь.

Черную кровь, в отличие от волшебного огня, потушить нельзя. Она будет гореть даже под водой.

Сквозь бушующее пламя ворвался ветер, принесший пыль. Прежде чем Олег успел что-либо предпринять, закрутившийся у памятника вихрь принял облик человека. С мечом в руках тот яростно набросился на Олега. Мой друг едва успевал парировать удары. Я вскочил, порываясь бежать на помощь.

— Сядь! — удержал меня Вот. — Ты не успеешь. Возможно, всё уже произошло, и это отголоски тех событий. Или всему лишь предстоит еще случиться. В любом из вариантов ты нужен здесь. Не забывай о деле, ради которого пришел в игру.

Илва вцепилась в мою ладонь и зарычала. Тролль ушел от удара Олега, распался ветром, чтобы вновь собраться за спиной моего друга.

— Сзади! — закричал я, видя, как тролль замахнулся для удара, но Олег не мог меня услышать.

Из темноты вынырнул окровавленный Мейнард и опустил посох на голову тролля. В это время рябь на теле призрачного города прекратилась, видение схлынуло, оставив после себя застывший образ разрисованного синей краской волшебника, крылатой жабы у него на плече и падающего на землю тролля в человеческом облике.

— Верни, — сказал я Мекатлу. — Что случилось?

— Мне не подвластна песня ночи, — произнес Мекатл. — Ее приливы приходят и уходят, оставляя картины чужого мира. Так было и так будет, с того момента, когда исчезли мои братья, и я остался один. Не беспокойтесь о мальчишке, дайте мне еще несколько минут.

— Несколько минут для чего? — спросила Илва.

— Для моего рассказа, — пояснил Мекатл. — Может быть, он поможет мне понять себя.

Город вновь задрожал. Сквозь бегущие по нему волны появилась картина Вормса. Ворота и деревья возле стены были объяты пламенем. Вперемешку лежали тела троллей и людей. Сражение распалось на отдельные схватки. Безо всякой тактики враги набрасывались друг на друга, разрывали щупальцами, кромсали мечами, поднимали на копья. Кое-где в гуще сражения вспыхивал волшебный огонь, и я знал, что Олег еще жив. Наконец я его увидел. Мой друг, забрызганный кровью и слизью, покрытый копотью, выбежал на открытое место и устало опустил меч, оглядывая происходящий вокруг него бой. Земля возле памятника вспучилась огромной кротовиной, лопнула, и на поверхность выползли щупальца. Олег метнул в образовавшуюся дыру огненный шар.

Картина пропала, сменившись ночью в пустом городе. Во тьме летали крылатые создания, похожие на летучих мышей, и их тени блуждали по улицам.

— Мы прилетели сюда давно, — сказал Мекатл, достал нож из обсидиана, отрезал от ящерицы большой кусок и протянул Илве. Девушка схватила предложенное угощение, впилась в мясо зубами, так, что по ее подбородку потек сок. Воин-ягуар продолжил рассказ: — Однажды с небес в виде железной птицы спустился Уицилопочтли и позвал нас на родину, в город Астлан. Мы плыли в небесном океане по Майе, и звездная река привела в страну, которую мы давно покинули, но которая оставалась музыкой в наших сердцах и легендах.

Я взял протянутое им мясо, на вкус оказавшееся похожим на кролика.

— Уицилопочтли привел нас в пустой город и сказал: «Отсюда вы пришли, здесь ваша родина, живите и сражайтесь за свои жизни». Но это оказался не добрый Уицилопочтли а Ткакло Хорк — Птица Смерти, сыгравшая с нами злую шутку. И мы жили и сражались, а богиня, чья белая маска висит на стене мавзолея возрождения, смеялась, наблюдая за нашими мучениями. «Вы будете умирать каждую ночь и воскресать каждое утро, чтобы готовиться к новому бою, — говорила она, — Лишь лучшие из вас смогут получить покой». Каждую ночь на город накатывались волны сипактли — монстров, желающих сожрать нашу плоть. Одна за другой они захлестывали улицы города. Мы совершенствовались, росли наши уровни, но становились сильнее и сипактли. Энергия подходила к концу, запасов не хватало, мы дрались в рукопашную. Мы умирали, чтобы вновь вернуться к жизни в камерах-саркофагах, — показал Мекатль на пирамиду. — Знаете, каково это, умирать в каждом бою, и возвращаться наутро, с трудом вспоминая, кто ты, и зачем пришел в этот мир. Каждый раз грызть зубами прозрачную крышку саркофага, в тщетной попытке вспомнить себя, и понимать, что ничего не можешь изменить, что в твоей жизни не будет ничего, кроме бесконечных сражений. У каждого свой ящик-саркофаг, с которым воин-ягуар связан узами крови. Тысячи саркофагов ждали, тысячи погибших ночью воинов поднимались, чтобы прожить день и с наступлением темноты встретить новые полчища сипактли. Вновь и вновь. Бессмысленная жизнь, бессмысленная война, лишенные всякой цели. Сипактли не могли разрушить саркофаги возрождения, мы не могли победить, ибо, сколько монстров мы не убивали, на следующую ночь приходили новые. Желтые, плюющиеся кислотой, сменяли зеленых. Красные, огнедышащие, приходили взамен желтых, и им не было числа. Потом я умер вновь.

Мекатль поднялся и посмотрел в сторону пирамиды.

— Когда очнулся, то обнаружил, что остался в одиночестве. Мой саркофаг был единственным посреди пустого зала пирамиды. Мы остались наедине с Ткакло Хорк — я и ее смеющаяся на стене маска.

— Часть игры использовали для создания другой, — сказал я, не задумываясь, поймет ли меня Мекатль. — Видимо, при переносе данных случайно захватили и твоего виртуала, находящегося в саркофаге.

— Сначала я подумал, что стал избранным, — продолжил воин-ягуар. — Но потом всё повторилось, а я остался один.

— Что повторилось? — спросила Илва.

— Сипактли. Они опять приходят после каждого захода солнца. Мне некуда бежать — я связан с саркофагом, странник не сможет увести меня из этого мира. Но появился пришелец с голосом, напоминающим звук катящихся камней. Он сказал, что если другой человек погибнет у саркофага, то будет связан с ним узами крови. Он, а не я станет возрождаться. Он, а не я будет умирать каждую ночь.

— Ты! — закричал я, схватив его за грудь. — Ты убил Ёжика!

— Нет, я не смог. Лишь напоил его соком агавы, дающим забвение, и теперь он лежит, привязанный к саркофагу. Двери в мавзолей открыты. Мальчишка погибнет — и останется новым вечным жителем Астлана, я обрету свободу.

Я толкнул Мекатля, тот не удержался на ногах и сел на землю.

— Мы должны его спасти! — воскликнул я.

— Слишком поздно, — сказал Мекатль. — Сипактли уже там. Думаю, что ваш мальчишка мертв.

Тьма возле пирамиды шевелилась тысячами тел.