Лужок Черного Лебедя - Дэвид Митчелл

— Не знаю, — я пожал плечами.

— Удивляешься, что цыган черномазый знает такие длинные слова, а? Ты меня не узнал, да? Я-то тебя помню. Эти гляделки не забудут лица, если хоть раз увидят. Мы с тобой вместе ходили в школу для малышей тут, в деревне. Фрогмартин, Фигмортон, как-то так учительницу звали. Ты и тогда уже заикался, верно ведь? Мы играли в эту игру, в «Виселицу».

Память подсунула имя.

— Алан Уолл.

— Да, Заика, это мое имя, и не трепи его понапрасну.

«Заика» определенно лучше, чем «Шпион».

Мать закурила сигарету.

— Что меня больше всего бесит в годжах, это их манера звать нас грязными, когда у самих туалет в той же комнате, где они моются! И все пользуются одними и теми же ложками и чашками, и моются в одной и той же воде, и мусор не выбрасывают на дождь и ветер, чтобы он сам собой разошелся — нет, складывают в ящики, чтобы гнил! — она вздрогнула. — Прямо внутри дома!

— И спят прямо со зверями и все такое, — Клем Остлер пошевелил в костре. — Собаки и то грязные, а кошки! Блохи, грязь, шерсть, и все прямо тут, в постели. Верно ведь? Эй, Заика!

Я задумался о том, насколько цыганам хочется, чтобы все остальные люди были омерзительными — их вымышленными пороками, как узорами по трафарету, забить свою собственную сущность.

— Ну, кто-то позволяет домашним животным спать у себя на постели, но…

— И еще одно, — Бакс сплюнул в огонь. — Годжи не женятся на одной и той же девушке на всю жизнь. Теперь такого уже не бывает. Им развестись — все равно что новую машину купить. Хотя брачные обещания дают, что куда там.

Вокруг костра закивали и укоризненно зацокали языками. Кроме того парня, который что-то вырезал. Я уже решил, что он глухой или немой.

— Как тот мясник в Вустере, который развелся с Бекки Смит, стоило ей чуточку обвиснуть.

— Эти годжи что угодно трахнут, не глядя что женаты, не глядя, шевелится оно или нет, — продолжал Клем Остлер. — Как собаки в течке. В любое время, в любом месте, в машинах, в задних переулках, в мусорных контейнерах, где угодно. И они еще нас называют «асоциальными».

Тут все разом посмотрели на меня.

— Скажите, пожалуйста, — мне было нечего терять, — никто из вас случайно не видел мою школьную сумку?

— «Школьную сумку»? — насмешливо повторил Шинник. — «Школьную сумку»?

— Ой, ну хватит, не мучайте мальчика, — пробормотал точильщик.

Шинник поднял в воздух мою сумку «Адидас».

— Такую?

Я придушил облегченный возглас.

— Забирай, Заика! Из книг еще никто не научился подхалимничать или тупить.

Сумку по кругу из рук в руки передали мне.

«Спасибо», — выпалил Глист.

— Спасибо.

— Фриц что попало притаскивает, — Шинник свистнул. Из темноты выскочил ограбивший меня волк. — Он — джук[61] моего брата, верно, Фриц? Живет со мной, пока брата не выпустят из резиденции в Киддерминстере. Ноги гончей, мозги колли, верно, Фриц? Мне будет тебя не хватать, Фриц. Его закинешь за ограду, и он вернется с жирным фазаном или с зайцем, а ты и ногой не ступишь в чужие владения, где висит «Посторонним вход воспрещен». А, Фриц?

Резчик вдруг встал. Взгляды всех сидящих у костра обратились на него.

Он швырнул мне что-то тяжелое. Я поймал.

Это был кусок резины — наверно, бывший кусок шины от трактора. Парень вырезал из куска голову размером с грейпфрут. В ней было что-то от вуду, но выглядела она потрясающе. Какая-нибудь галерея вроде маминой оторвала бы ее с руками. Глаза пустые, как глазницы черепа. Рот — зияющий шрам. Ноздри раздуты, как у испуганной лошади. Если бы страх был вещью, а не чувством, это была бы именно такая голова.

— Джимми, — Алан Уолл разглядел голову, — это твоя лучшая работа.

Резчик Джимми издал радостный звук.

— Это большая честь, — сказала женщина. — Джимми, знаешь ли, не раздает такие головы каждому годжо, который вдруг свалится к нам в табор.

— Спасибо, я буду ее хранить, — сказал я Джимми.

Джимми спрятался за копной волос.

— Это он, да, Джимми? — Клем Остлер имел в виду меня. — Когда он свалился сверху? Он так выглядел, когда упал?

Но Джимми ушел за фургон.

Я посмотрел на Точильщика.

— Можно я пойду?

Точильщик показал мне пустые ладони:

— Ты же не арестованный.

— Но скажи им, — Алан Уолл показал в сторону деревни, — мы тут не все воры, и не все, что о нас говорят, — правда.

— Он может говорить хоть до посинения, но они ему не поверят, — сказала дочь. — Потому что не хотят верить.

Все цыгане смотрели на меня, словно Джейсон Тейлор был послом из страны кирпичных домов, заборов из проволочной сетки и агентов по торговле недвижимостью.

— Они вас боятся. Вы правы, они вас не понимают. Если бы только они могли… или… Для начала они могли бы просто посидеть тут. Согреться у вашего огня. И послушать вас. Это было бы уже неплохо для начала.

Костер плевался жирными искрами в сосны, которые выстроились вдоль края карьера, и в луну.

— Знаешь, что такое огонь? — Точильщик кашляет, как умирающий. — Огонь — это солнце, которое раскручивается из глубины дерева.

Гусиная ярмарка

Дин что-то кричал мне, но его слова глушила классная песня «Olive’s Salami» Элвиса Костелло и группы «The Attractions», так что я заорал в ответ: «Ничего не слышу!» — «Чего ты говоришь? Я ни слова не разберу!» — заорал в ответ Дин, но контролер похлопал его по плечу, напоминая, что надо заплатить 10 пенсов. И тут я увидел матовый прямоугольник на исцарапанном полу прямо возле моего электромобиля.

Это оказался бумажник.

Я бы отдал его контролеру, но бумажник распахнулся, и я увидел фото Росса Уилкокса и Дон Мэдден. Они стояли в позе Джона Траволты и Оливии Ньютон-Джон на афише «Бриолина». (Хотя вместо солнечной Америки фоном служил туманный сад на задворках Веллингтон-Гарденс.)

Бумажник Росса Уилкокса был битком набит банкнотами. Никак не меньше пятидесяти фунтов. Это серьезно. Столько денег я сроду в руках не держал. Я зажал бумажник между колен и огляделся — не видел ли кто. Дин уже орал Флойду Чейсли то, что раньше хотел сказать мне. Никто из стоящих в очереди не обращал на меня никакого внимания.

Обвинитель в своей речи указал, что 1) это не мои деньги, и 2) следует подумать, в какой ужас придет Росс Уилкокс, когда обнаружит, что он их все потерял. Защита предъявила 1) отрезанную голову мыши в пенале, 2) изображение меня, сосущего собственный член, на многих классных досках, и 3) бесконечное «Эй, Г-г-глист, к-к-как п-п-поживает т-т-твой логопед?»

Судья вынес решение за считаные секунды. Я сунул бумажник Росса Уилкокса в карман. Пересчитаю новообретенное богатство позже. Контролер аттракциона махнул прислужнику в будке, тот дернул за рычаг, и все, кто сидел в электромобилях, выдохнули: «Наконец-то!» Искры расцвели на верхушках шестов, электромобили зажужжали и ожили электрической жизнью, Элвис Костелло сменился группой «Spandau Ballet», а под потолком зажглись ослепительные лимоны, апельсины и лаймы. Дуран классически протаранил меня в бок, завывая, как Зеленый Гоблин, атакующий Человека-Паука. Я принялся крутить руль, чтобы нанести ответный удар, но вместо этого врезался в Клайва Пайка. Клайв Пайк тут же захотел поквитаться со мной, и так далее — пять райских минут мы виляли, крутились на месте и таранили друг друга. За секунду до того, как отрубили электричество и все хором выдохнули «Уже?!», в меня врезался электроавтомобиль «Чудо-Женщина».

— Ой, — засмеялась Холли Деблин, сидевшая за рулем.

— Я страшно отомщу! — крикнул я.

— Боюсь-боюсь! — крикнула она в ответ.

Бумажник Уилкокса плотно сидел у меня в кармане. Электромобили — классный аттракцион, просто классный.

— Ты отлично знаешь, почему тебя не пускают! Так что нечего прибедняться! — орал контролер у выхода с аттракциона. Росс Уилкокс стоял у входа на аттракцион. Рядом стояла Дон Мэдден в ящеричных джинсах и такой мохнатой штуке на шее. Она скомкала пластинку «Ригли сперминт» и сунула меж губ цвета ягод черемухи.

— Он тут на площадке, больше ему негде быть!

Вид Росса Уилкокса в отчаянии — как бальзам на душу.

— Когда кто скачет из машины в машину, конечно, из карманов все повыпадет! Мне плевать, если тебя пришибет током, мне свою лицензию жалко!

— Ну пожалуйста, мы только посмотрим! — вступила Дон Мэдден. — Отец его убьет!

— А меня это очень волнует!

— Тридцать секунд! — Уилкокс был близок к истерике. — Это все, что я прошу!

— А я тебе говорю, что не собираюсь потакать всяким тут, мне работать надо!

Прислужник контролера уже отсчитал новую группу ребят. Его хозяин захлопнул ворота, на долю секунды не успев прищемить Уилкоксу пальцы. «Ах, извините!» Самый наглый, самый крутой третьеклассник Лужка Черного Лебедя огляделся в поисках союзников, которые помогут в час нужды. Никого из знакомых вокруг не было. На Гусиную ярмарку люди приезжают за много миль вокруг, из Тьюксбери, Мальверна и Першора.