Лужок Черного Лебедя - Дэвид Митчелл

Я ведь не собирался ему рассказывать! Папа вечно критикует мои планы.

— Лесником?

— Да, — я кивнул. — Человеком, который следит за лесами.

— М-мм, — это самое близкое к улыбке, что бывает у папы. — Я вижу тут одну проблему.

— Ну. Да. За каким-нибудь лесом. Во Франции. Может быть.

— Тебе придется учиться изо всех сил, — папа сделал лицо, которое означало «могло быть и хуже». — Налегать на естественные науки.

— Значит, буду налегать.

— Будешь, я верю.

Я никогда не забуду сегодняшней встречи с папой. Я это точно знаю. А он? Или сегодняшняя ярмарка для него одна из тех вещей, про которые забываешь и даже никогда не вспоминаешь, что забыл?

— Что там насчет телевизора? — спросил Дуран.

— Он работает только если придерживать антенну, а тогда приходится сидеть так близко, что ничего не видно. Подожди меня тут минутку, а? Я только сбегаю в лес поссать.

Я бежал трусцой по общинному лугу, и Гусиная ярмарка таяла, опадая. Шестьсот фунтов: шесть тысяч батончиков «Марс», сто десять пластинок, тысяча двести книг в бумажных обложках, пять велосипедов «Рэли грифтер», четверть «Морриса-мини», три игровые приставки «Атари». Шмотки, за которые Дон Мэдден будет танцевать со мной на рождественской дискотеке. «Мартенсы» и джинсовые куртки. Тонкие кожаные шнурки на шею с подвесками-роялями. Рубашки, розовые, как лососина. «Омега Симастер де Вилль», сотворенные седовласым швейцарским часовщиком в 1950 году.

Старая автобусная остановка высилась, как контейнер с темнотой.

«Я же тебе говорил, — сказал Глист. — Его тут нет. Иди обратно. Ты сделал все, что мог».

Темнота пахла свежим табачным дымом.

— Уилкокс?

— Иди на…

Уилкокс зажег спичку, и на секунду в темноте повисло, мерцая, его лицо. Под носом что-то темнело — возможно, стертая засохшая кровь.

— Я кое-что нашел.

— А почему меня это колышет? — до него явно не доходило.

— Потому что это твое.

Голос Уилкокса дернулся, как собака на цепи.

— Что?

Я выудил из кармана бумажник и показал ему.

Он вскочил и выхватил бумажник.

— Где?

— Возле электромобилей.

Он явно обдумывал, не вырвать ли мне горло.

— Когда?

— Пять минут назад. Он завалился в щель у края.

— Тейлор, если ты взял хоть сколько-то из этих денег, — дрожащие пальцы извлекли пачку банкнот из бумажника, — считай, ты покойник!

— Ну что ты, Росс, не стоит благодарности. Честно. Я знаю, ты бы сделал для меня то же самое. Я даже не сомневаюсь.

Он был слишком занят пересчетом и не слушал меня.

— Слушай, если бы я хотел украсть твои деньги, неужели я бы пришел их отдавать?

Уилкокс дошел до тридцати. Он набрал полную грудь воздуху, потом вспомнил про меня — про то, что я вижу, какое облегчение он испытывает.

— Так что мне теперь, в жопу тебя поцеловать? — его лицо искривилось. — Может, я тебе еще спасибо сказать должен?

Как обычно, я не знал, что ответить.

Бедняга.

Работник аттракциона «Летающие чашки великого Сильвестро» прилаживал железные скобы с мягкой подкладкой, которые должны были не дать мне, Дину, Флойду Чейсли и Клайву Пайку улететь в космическое пространство.

— Это вы и есть великий Сильвестро? — спросил Дин с некоторым ехидством.

— Не-а. Он помер месяц назад. Его другой аттракцион, «Летающие тарелки», взял да и обрушился на него. В Дерби это случилось и попало во все тамошние газеты. Девять ребят вашего примерно возраста и сам великий Сильвестро — их перемололо в пюре и выжало из них сок, — работник аттракциона потряс головой и поморщился. — Полиция смогла разобраться, кто где, только с помощью зубных врачей. Вооруженных черпаками и ведрами. Угадайте, почему аттракцион рухнул. Сроду не угадаете. Один винт затянули не до конца. Один винт. Наняли чернорабочих кого попало. Платишь гроши — получаешь халтуру. Так, все, готовы.

Он махнул помощнику, и тот потянул большой рычаг. Из репродукторов заревела песня, которая начиналась словами: «Эй! (ЭЙ!!!) Ты! (ТЫ!!!) Слезай с моего облака!», и гидравлические щупальца подняли гигантские чашки, в которых мы сидели, выше домов. Мы с Дином, Флойдом Чейсли и Клайвом Пайком издали на подъеме завороженное «Ууууух!»

Я коснулся пустого кармана. Если не считать 28 фунтов на счету в банке, теперь все мое земное богатство составляли папины два фунта. Может быть, я идиот, что вернул Уилкоксу его бумажник, но, по крайней мере, теперь я не буду мучиться вопросом, следует это сделать или нет.

«Летающие чашки великого Сильвестро» завертелись, и раздался целый оркестр воплей. Мои воспоминания все переболтались и расположились как попало. Гусиная ярмарка лилась из темной чаши звездного неба. Слева от меня сидел Клайв Пайк — жучьи глаза выпучены до совершенно невозможного размера, лицо зыблется полосками от перегрузок. («Эй! ЭЙ!!!») Звездная темнота льется из чаши Гусиной ярмарки. Вопли ловят сами себя за хвост быстро, как плавящиеся тигры в «Маленьком черном Сэмбо». («Ты! ТЫ!!!») Гусиная ярмарка и ноябрьская ночь с силой врезаются друг в друга. «Храбрость — это когда боишься до усрачки, но все равно делаешь». Напротив меня Дин Дуран — глаза плотно зажмурены, губы раскрываются, и из них выскальзывает кобра — блестящая кобра из полупереваренного яблока в карамели, сахарной ваты и трех «Всеамериканских гурманских хот-догов», она растет, удлиняется… («Слезай с моего облака!») То, что у Дина в желудке поместился такой огромный запас еды, да еще и никак не кончится, сверхъестественно и странно, кобра проходит лишь в нескольких дюймах от моего лица, взбирается выше и выше, потом совершает бросок и распадается на миллиард шариков рвоты, осыпая дождем пассажиров «Летающих чашек» покойного Сильвестро (вот теперь им есть из-за чего визжать), а также тысячу невинных посетителей Гусиной ярмарки, которым не посчастливилось оказаться в этом месте в это время.

Гигантская машина застонала, как Железный человек, и наши чашки стали крениться к земле. Головы замедлялись чуть медленнее. Люди все еще кричали — даже вдалеке, за пол-луга от нас, что показалось мне явным перебором.

— Жопа, — констатировал работник аттракциона, увидев состояние нашей чашки. — Вот же сраная жопа. Эрн!!! Тащи швабру! У нас блевун!

До нас не сразу дошло, что кричат не рядом, а вдали. На перекрестке, рядом с лавкой мистера Ридда.

Должно быть, Росс Уилкокс помчался обратно на ярмарку, искать Дон Мэдден, сразу после того, как я его оставил. (Келли, сестра Дина, помогла мне заполнить пробелы. Этот кусок она услышала от Андреа Бозард, которую Уилкокс чуть не сбил, пролетая мимо.) Росс Уилкокс, должно быть, чувствовал себя как душа, которую уже осудили на вечные муки и вдруг даровали ей спасение. Как Иисус, который откинул камень и вышел из гробницы, когда все уже считали, что его дело пропащее. «Ну конечно, папа, вот твои деньги, — сможет сказать Уилкокс. — Я решил их подержать при себе на случай, если легавые нагрянут в дом». Первым делом он найдет Дон Мэдден, согласится, что вел себя как козел, запечатает примирение смачным поцелуем, и в его мире снова все станет хорошо. Примерно в то время, когда нас с Дином приковывали к летающим чашкам, Уилкокс спросил у Люси Снидс, не видала ли она Дон Мэдден. Люси Снидс бывает настоящей стервой, если на нее найдет такой стих. Она, безусловно, несет часть ответственности за случившееся. Люси услужливо сказала: «Да, она вон там, в том „Лендровере“. Под дубом». Только два человека видели лицо Росса Уилкокса, ярко освещенное «Волшебной каруселью Мэри Поппинс», когда он открыл заднюю дверцу машины. Одним из этих двух людей была сама Дон Мэдден, которая в этот момент обвивала ногами другого свидетеля. Гранта Бэрча. Я думаю, Росс Уилкокс уставился на парочку, как белек на охотника с дубинкой. Рут Редмарли рассказала Келли, как Уилкокс захлопнул дверцу «Лендровера» и принялся орать «СУКА!», молотя по машине кулаком. Должно быть, ему было больно. Затем Рут Редмарли видела, как Уилкокс вскочил на «Сузуки» брата Гранта Бэрча (тот самый, который когда-то принадлежал Тому Юэну), повернул ключи, которые Грант Бэрч оставил в зажигании (потому что никто же не сопрет мотоцикл прямо у него из-под носа, правда?), и пинком завел мотор. Если бы Росс Уилкокс не вырос среди мотоциклов (из-за отца и дяди), ему бы, наверно, не пришло в голову угнать «Сузуки». Если бы мотоцикл завелся не сразу (была холодная ноябрьская ночь), может быть, Грант Бэрч успел бы натянуть штаны и предотвратить то, что случилось дальше. Робин Саут говорит, что видел Тома Юэна на заднем сиденье «Сузуки», когда Уилкокс летел на мотоцикле по общинному лугу, но Робин Саут врет, как срет, так что, наверно, это неправда. Аврил Бредон говорит, что «Сузуки» вылетел на грязный кусок проселочной дороги у шоссе со скоростью не меньше пятидесяти миль в час, а Аврил Бредон можно верить. Полиция ей поверила. Мотоцикл развернуло задом наперед, он врезался в памятник павшим на бурской войне, и Росса Уилкокса кувырком выкинуло на перекресток. Две девочки из школы имени Чейза в это время звонили родителям из телефона-автомата у лавки мистера Ридда. Их имен мы не узнаем, пока на следующей неделе не выйдет «Мальверн-газеттир». Но последней Росса Уилкокса видела вдова Артура Ившема, которая возвращалась с вечера бинго в общинном центре. Росс Уилкокс пронесся мимо нее, промахнувшись лишь на волосок. Именно она первой склонилась над ним, чтобы понять, жив он или мертв, и услышала, как он хрюкнул: «Я, кажется, кроссовку потерял». Потом выплюнул полный рот крови и зубов и пробулькал: «Смотрите, чтоб никто не спер мою кроссовку». Это вдова Артура Ившема первой увидела, что нога Росса Уилкокса кончается у колена. Оглянулась и заметила длинные потеки на дороге. Сейчас ее грузят во вторую машину «Скорой помощи». Видишь ее лицо? Каменно-запавшее в свете синего маячка?