Триптих - Макс Фриш

class="p1">Анна разражается рыданиями, поворачивается и убегает.

Это все фён.

Пауза.

Бидерман. Пейте, друзья, пейте!

Пьют молча.

Айзенринг. Гуся я, знаете, ел каждый день, когда был официантом. Бегаешь по этим длинным коридорам, а на ладони поднос. Но потом, мадам, где нашему брату обтереть пальцы? В том-то и дело. Где же иначе, как не об собственные волосы? А у других людей для этого дела хрустальные вазочки! Вот чего я никогда не забуду. (Окунает пальцы в вазочку.) Вы знаете, что такое травма?

Бидерман. Нет.

Айзенринг. Мне в тюрьме все объяснили. (Вытирает пальцы.)

Бабетта. А почему же вы попали в тюрьму, господин Айзенринг?

Бидерман. Бабетта!

Айзенринг. Почему я попал в тюрьму?

Бидерман. Об этом же не спрашивают!

Айзенринг. Я сам себя спрашиваю. Я уже сказал, что я был официантом — всего лишь незаметный старший официант, и вдруг меня путают с матерым поджигателем.

Бидерман. Гм…

Айзенринг. Арестовали прямо на квартире.

Бидерман. Гм…

Айзенринг. Я был так потрясен, что послушался.

Бидерман. Гм…

Айзенринг. Мне повезло, мадам, — нарвался на семь исключительно милых полицейских. Когда я сказал, что мне нужно на работу и что у меня нет времени, они говорят: ваше заведение сгорело…

Бидерман. Сгорело?

Айзенринг. Кажется, в ту же ночь. Да-да.

Бабетта. Сгорело?

Айзенринг. Ну хорошо, говорю. Тогда у меня есть время. А наше заведение — от него остались одни головешки — я видел, когда мы проезжали мимо; знаете, сквозь эти окошечки с решетками в тюремной машине. (пьет со смаком.)

Бидерман. А потом?

Айзенринг (рассматривает этикетку). Такое у нас тоже было. Сорок девятый! «Кав дель Эшапон»… А потом? Это пускай вон Зепп расскажет. Сижу это я в предбаннике, поигрываю наручниками, и кого бы вы думали вводят? Вот этого шалопая!

Шмиц весь сияет.

Твое здоровье, Зепп!

Шмиц. Твое здоровье, Вилли!

Пьют.

Бидерман. А потом?

Шмиц. Они его спрашивают: «Вы подожгли?» — и сигаретки предлагают. А он им: «Извините, господин комиссар, к сожалению, спичек нет, хоть вы и считаете меня поджигателем».

Оба помирают от хохота и колотят друг друга по ляжкам.

Бидерман. Гм…

Входит Анна, снова в чепчике и фартучке, и передает визитную карточку; Бидерман ее разглядывает.

Анна. Говорит, очень срочно.

Бидерман. Но у меня гости…

Шмиц и Айзенринг снова чокаются.

Шмиц. Твое здоровье, Вилли!

Айзенринг. Твое здоровье, Зепп!

Пьют. Бидерман разглядывает визитную карточку.

Бабетта. Кто там, Готлиб?

Бидерман. Да этот доктор философии…

Анна хлопочет у буфета.

Айзенринг. А что это там такое, барышня, вон там, серебряное такое?

Анна. Канделябр.

Айзенринг. Отчего же вы его прячете?

Бидерман. Тащите сюда!

Анна. Господин Бидерман сами сказали…

Бидерман. Я сказал: тащите сюда!

Анна ставит канделябр на стол.

Айзенринг. Зепп, ну что ты на это скажешь? Имеют канделябр и прячут его! Чего еще твоей душе угодно? Серебро, а на нем свечки… Спички есть? (Шарит у себя в карманах.)

Шмиц. У меня? Нет. (Шарит у себя в карманах.)

Айзенринг. К сожалению, у нас в самом деле нет спичек, господин Бидерман.

Бидерман. У меня есть.

Айзенринг. Давайте их сюда!

Бидерман. Да я сделаю, сделаю. Вы не беспокойтесь. Я сделаю. (Зажигает свечки.)

Бабетта. Так что этот господин хочет?

Анна. Я его не понимаю, мадам. Говорит, что он не может больше молчать, и ждет в прихожей.

Бабетта. Он что, хочет с глазу на глаз?

Анна. Да, и потом он все хочет что-то разоблачить.

Бабетта. Что?

Анна. Не могу попять, мадам, хоть он мне сто раз это говорил; говорит, он хочет отмежеваться…

Горит много свечей.

Айзенринг. Совсем другое впечатление, верно, мадам? Candlelight.[4]

Бабетта. О да.

Айзенринг. Главное — создать атмосферу.

Бидерман. Вот видите, господин Айзенринг. Я очень рад…

Теперь горят все свечи.

Айзенринг. Шмиц, не чавкай!

Бабетта (наклоняется к Айзенрингу). Оставьте его!

Айзенринг. У него жуткие манеры, мадам, я прошу прощения: мне так неудобно. А откуда ему их было взять! Из угольщиковой избушки в сиротский дом…

Бабетта. Я знаю!

Айзенринг. Из сиротского дома в цирк…

Бабетта. Знаю!

Айзенринг. Из цирка в театр.

Бабетта. Ах, вот этого я не знала…

Айзенринг. Дороги жизни, мадам, дороги жизни!..

Бабетта (Шмицу). В театре вы тоже работали?

Шмиц грызет ножку гуся и кивает.

Где же?

Шмиц. Сзади.

Айзенринг. Притом он такой способный; вы уже видали, как Зепп изображает духа?

Шмиц. Только не сейчас!

Айзенринг. Почему же не сейчас?

Шмиц. Я всего одну неделю проработал в театре, мадам. Потом он сгорел…

Бабетта. Сгорел?

Айзенринг. Ну не ломайся!

Бидерман. Сгорел?

Айзенринг. Не ломайся! (Развязывает скатерть, служившую Шмицу салфеткой, и набрасывает ее ему на голову.) Давай.

Шмиц, закутанный в белую скатерть, встает.

Пожалуйста. Ну что, скажете, не похож на духа?

Анна. Мне страшно.

Айзенринг. Лапочка! (Обнимает ее.)

Анна закрывает лицо руками.

Шмиц. Ну что, можем?

Айзенринг. Это театральный жаргон, мадам, это он на репетициях выучил — за одну неделю, пока театр не сгорел к общему удивлению.

Бабетта. Да что вы все время говорите про пожары?

Шмиц. Ну что, можем?

Айзенринг. Готов.

Все сидят, Айзенринг прижал Анну к груди.

Шмиц. ЛЮБОЙ ИЗ ВАС! ЛЮБОЙ ИЗ ВАС!

Бабетта. Готлиб?..

Бидерман. Тише!

Бабетта. Мы же это в Зальцбурге видели![5]

Шмиц. БИДЕРМАН! БИДЕРМАН!

Айзенринг. Здорово у него получается, правда?

Шмиц. БИДЕРМАН! БИДЕРМАН!

Айзенринг. А вы должны спросить: кто ты?

Бидерман. Я?

Айзенринг. Иначе он дальше текст не сможет сказать.

Шмиц. ЛЮБОЙ ИЗ ВАС! БИДЕРМАН!

Бидерман. Хорошо. Кто я?

Бабетта. Да нет же! Ты должен спросить его, кто он.

Бидерман. Ах вот как.

Шмиц. ВЫ МЕНЯ СЛЫШИТЕ?

Айзенринг. Нет, Зепп, давай сначала, еще раз.

Шмиц и Айзенринг принимают другую позу.

Шмиц. ЛЮБОЙ ИЗ ВАС! БИДЕРМАН!

Бабетта. Ну, например, ты смерть?

Бидерман. Не неси чушь!

Бабетта. А чем же ему еще быть?

Бидерман. Надо спрашивать: кто ты? Он же может быть и духом Гамлета. Или Каменным гостем. Помнишь? Или этим еще… как там его… ну этим, знаешь — сотрудником Макбета…

Шмиц. КТО ЗВАЛ МЕНЯ?

Айзенринг. Дальше!

Шмиц. БИДЕРМАН ГОТЛИБ!

Бабетта. Да спроси же его, он ведь к тебе обращается.

Шмиц. ВЫ МЕНЯ СЛЫШИТЕ?

Бидерман. Ну хорошо. Кто ты?

Шмиц. Я — ДУХ КНЕХТЛИНГА.

Бабетта с визгом вскакивает.

Айзенринг. Стоп. (Срывает со Шмица белую скатерть.) Идиот! Разве можно так делать! Кнехтлинг! Так нельзя. Кнехтлинга сегодня только похоронили.

Шмиц. Ну вот как раз!

Бабетта закрывает лицо руками.

Айзенринг. Мадам, он не Кнехтлинг. (Укоризненно смотрит на Шмица.) Ну как ты мог