Триптих - Макс Фриш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Анна. Господин Бидерман изволят, чтобы я подала гуся просто в гусятнице? (Свертывает скатерть.) А вино, господин Бидерман, какое же теперь вино подавать?
Бидерман. Я сам принесу.
Анна. Господин Бидерман!
Бидерман. Ну что еще?
Анна. А у меня нет такого пуловера, как вы говорите, господин Бидерман, чтобы такой простой, как будто я член семьи.
Бидерман. Так возьмите у моей жены!
Анна. Желтый или красный?
Бидерман. Да любой! Только чтобы я не видел никаких чепчиков и никаких фартучков. Поняли? И, как я уже сказал, канделябры долой! И вообще: проследите, Анна, чтобы не было все так прилично! Если что — я в погребке. (Уходит.)
Анна. «Проследите, чтобы не было все так прилично!» (Швыряет свернутую скатерть в угол и топчет ее ногами.) Пожалуйста!
Входят Шмиц и Айзенринг; у каждого в руках по розе.
Оба. Добрый вечер, барышня!
Анна, не взглянув на них, выходит.
Айзенринг. Так почему же ты без стружки?
Шмиц. Вся конфискована. По распоряжению полиции. Мера предосторожности. Каждого, кто продает или держит у себя стружку без разрешения полиции, тут же арестовывают. Мера предосторожности по всей стране… (Причесывается.)
Айзенринг. А спички у тебя есть?
Шмиц. Нет.
Айзенринг. И у меня нет.
Шмиц (продувает расческу). Надо у него попросить.
Айзенринг. У Бидермана?
Шмиц. Только бы не забыть. (Засовывает расческу в карман и шумно поводит носом.) Ах, как уже благоухает!
Бидерман подходит к рампе с бутылками под мышкой.
Бидерман. Вы можете подумать об этом все что хотите, господа. Но ответьте мне на один вопрос…
Слышен пьяный рев и смех.
Я скажу так: пока они орут и пьянствуют, они ничем другим не занимаются… Лучшие вина из моего погреба! Если бы мне кто-нибудь это сказал неделю назад… Руку на сердце, господа: в какой момент — только точно — вы поняли, что это поджигатели? Все это не так просто, как вы думаете, господа, — это назревает медленно, а происходит внезапно… Подозрение! Оно-то у меня сразу зародилось, господа, подозревать проще всего, но — руку на сердце, господа: что бы вы стали делать, черт побери, на моем месте? И в какой момент? (Прислушивается — все тихо.) Мне нужно идти! (Быстро уходит.)
СЦЕНА ШЕСТАЯ
Дом.
Ужин с гусем в полном разгаре, все смеются, громче всех Бидерман (все еще с бутылками под мышкой) — он не может забыть шутки, которая ему понравилась. Бабетта же отнюдь не смеется.
Бидерман. Ветошь! Нет, ты слыхала? Ветошь, говорит, горит еще лучше!
Бабетта. Не понимаю, что тут смешного.
Бидерман. Да ведь ветошь! Ты знаешь, что такое ветошь?
Бабетта. Знаю.
Бидерман. У тебя нет чувства юмора, киска. (Ставит бутылки на стол.) Ну что делать, друзья, если у человека просто нет чувства юмора?
Бабетта. Так объясни мне тогда!
Бидерман. Ну слушай! Сегодня утром Вилли говорит, что он послал Зеппа украсть стружку. Стружку, понимаешь? А сейчас я спрашиваю Зеппа: ну как там со стружкой? А он мне и говорит: «Стружку не достал, зато достал ветошь». Понимаешь? А Вилли и говорит: «Ветошь горит еще лучше».
Бабетта. Это я поняла.
Бидерман. Ну вот! Поняла?
Бабетта. Так что же тут смешного?
Бидерман (сдается). Выпьем, господа! (Откупоривает бутылку.)
Бабетта. Это что, правда, что вы притащили на наш чердак ветошь, господин Шмиц?
Бидерман. Ты умрешь со смеху, Бабетта, — сегодня утром мы даже вместе измеряли запальный шнур — Вилли и я.
Бабетта. Запальный шнур?
Бидерман. Бикфордов шнур. (Наполняет бокалы.)
Бабетта. А теперь вполне серьезно, господа. Что все это значит?
Бидерман (хохочет). Серьезно, говорит! Серьезно — вы слышали? Серьезно!.. Не поддавайся на удочку, Бабетта, я же тебе говорил: наши друзья так забавно шутят… Я всегда говорил: другой круг — другой юмор… Теперь еще не хватало только, чтобы они попросили у меня спички!
Шмиц и Айзенринг переглядываются.
Ведь наши друзья все еще принимают меня за такого запуганного мещанина, знаешь, у которого нет никакого чувства юмора и которого застращать проще простого. (Поднимает бокал.) Ваше здоровье!
Айзенринг. Ваше здоровье!
Шмиц. Ваше здоровье!
Чокаются.
Бидерман. За нашу дружбу.
Выпивают и садятся.
У нас все по-домашнему, господа, просто угощайтесь, безо всяких.
Шмиц. Да я уж больше не могу.
Айзенринг. Не ломайся, Зепп. Ты не в сиротском доме, не ломайся. (Берет еще кусок гуся.) Ваш гусь, мадам, — мечта.
Бабетта. Я очень рада.
Айзенринг. Гусь с бургундским! Сюда бы еще только скатерть.
Бабетта. Ты слышишь, Готлиб?
Айзенринг. Но это вовсе не обязательно!.. Такую, знаете, белую скатерть, а на ней — набивные цветы и серебро.
Бидерман. Анна!
Айзенринг. Набивные цветы — белые такие, знаете, как морозные узоры, — но это вовсе не обязательно, господин Бидерман, вовсе не обязательно. В тюрьме мы тоже ели без скатерти.
Бидерман. Анна!
Бабетта. В тюрьме?
Бидерман. Да куда она запропастилась?
Бабетта. Вы были в тюрьме?
Входит Анна, в ярко-красном пуловере.
Бидерман. Анна, сейчас же принесите скатерть!
Анна. Как угодно.
Айзенринг. И если у вас есть что-нибудь вроде вазочек — окунать пальцы…
Анна. Как угодно.
Айзенринг. Может, это вам покажется ребячеством, мадам, но уж такие они, эти люди из народа. Вот Зепп, например, вырос среди угольщиков и в жизни не видал подставочек для ножей, — так вот, видите ли, такая уж мечта всей его загубленной жизни — чтобы стол с серебром и хрусталем!
Бабетта. Но ведь у нас все это есть, Готлиб.
Айзенринг. Да это вовсе не обязательно.
Анна. Пожалуйста.
Айзенринг. А если есть и салфетки, барышня, тащите сюда!
Анна. Господин Бидерман сказали…
Бидерман. Тащите!
Анна. Пожалуйста. (Приносит все назад.)
Айзенринг. Надеюсь, вы не сердитесь, мадам. Когда сидишь в тюрьме, знаете, — месяцами без всякой культуры… (Берет скатерть и показывает ее Шмицу.) Ты знаешь, что это такое? (Бабетте.) Он в жизни не видел! (Опять Шмицу.) Это дамаст.
Шмиц. Ну и что? Что с ним делать?
Айзенринг (повязывает ему скатерть вокруг шеи). Вот так.
Бидерман делает усилие и смеется, как над очередной шуткой.
Бабетта. А где наши подставочки для ножей, Анна, наши подставочки для ножей?
Анна. Господин Бидерман…
Бидерман. Тащите!
Анна. Вы же сказали: уберите!
Бидерман. Я говорю, тащите! Где они, черт побери?
Анна. У вас в брюках. В левом кармане.
Бидерман судорожно лезет в карман и обнаруживает подставочки.
Айзенринг. Да вы только не волнуйтесь.
Анна. Я же не виновата!
Айзенринг. Вы только не волнуйтесь, барышня!
