Пылающий берег - Уилбур Смит

— Наконец-то! — возбужденно и облегченно закричал Лотар. — Я думал, что они уже никогда не приплывут!

Он жадно вглядывался через бинокль в длинное зловещее черное судно. Увидел слои ракушек и водорослей, наросших на корпусе корабля, который долго находился в плавании и был потрепан стихией. Бортовой номер на высокой рубке почти стерся. У-32. Лотар прочел надпись с трудом. Внимание привлекла активность на носовой части палубы субмарины.

Из люков друг за другом выскакивали матросы орудийного расчета и устремлялись вперед, чтобы занять боевую позицию у скорострельной пушки на носу лодки. На лодке не собирались рисковать. Лотар отметил, что орудие поворачивается в его сторону, готовое ответить на любой враждебный жест с берега. Из люка рубки появились головы, и Лотар увидел, что на него наводят бинокли.

Он поспешно нашел сигнальную ракету в седельной сумке. Горящий красный шар описал дугу над морем, с подводной лодки тотчас был дан ответ ракетой, взлетевшей к небу на шлейфе дыма.

Лотар вскочил в седло и погнал лошадь через гребень дюны. Они скользили вниз, лошадь приседала на задние ноги и увлекала за собой шипящий каскад песка.

У подножия дюны всадник подобрал поводья, и они снова полетели по плотной сырой прибрежной полосе; Лотар размахивал шляпой, привстав в стременах, кричал и смеялся. Он въехал в лагерь, расположившийся на берегу лагуны, и спрыгнул с седла. Бежал от одного грубо сделанного укрытия из плавника и холстины к другому, вытаскивая своих людей и пинками сгоняя спящих с одеял.

— Эй, вы, сонные ящерицы, они пришли! Они пришли, вы, щенки пустынных шакалов! Выходите! Оторвите ваши задницы, пока они у вас не сгнили!

Лотар собрал настоящую шайку головорезов: высоких мускулистых гереро, желтокожих монгололицых готтентотов с раскосыми глазами, свирепых корана и ловких красивых овамбо[115], — все были в одежде своих племен и в том, что награбили на поле боя. Накидки из окрашенной в мягкий желтовато-коричневый цвет кожи куду и зебры, перья страуса и превратившиеся в лохмотья мундиры, шлемы южно-африканских солдат. Вооруженные «манлихерами», «маузерами», «мартинигенри» и «ли-энфилдами» 303-го калибра[116], ножами и копьями, они были кровожадны, словно охотничьи собаки, и такими же дикими, свирепыми и непредсказуемыми, как и пустыня, что их породила. Своим хозяином называли лишь одного человека; если кто-то другой поднял бы на них руку или пнул ногой, перерезали бы ему глотку или пустили бы в затылок пулю, но Лотар де ла Рей пинками поднял их на ноги и погнал этих медлительных тварей вперед кулаками.

— Пошевеливайтесь, вы, пожиратели помета гиен, англичане настигнут вас прежде, чем вы закончите вычесывать своих вшей!

В тростнике были спрятаны две крепкие деревянные лодки, прибывшие на большом судне вместе с остальным снаряжением и припасами в те бурные дни накануне начала войны. Пока люди Лотара поджидали субмарины, они снова проконопатили и просмолили их, а также сделали катки из обломков дерева, которыми был усеян берег. Теперь подгоняемые Лотаром, выволакивали лихтеры из тростника, причем с каждой стороны на тяжелую лодку налегало по двадцать человек. Раньше их использовали для перевозки десятков тонн птичьего помета, и все еще воняло испражнениями морских птиц. Посудины были широкие, с глубокой осадкой, и деревянные катки, выложенные по берегу, утопали в темно-желтом песке, когда по ним всей своей тяжестью прокатывались корпуса лодок.

Люди оставили их у края воды и заторопились обратно, туда, где у подножия дюны были закопаны цилиндрические емкости с дизельным топливом. Подняли из сырого песка и покатили по берегу к воде. Лотар уже наладил треногу и оснастку для погрузки, 200-литровые бочки подхватывались на берегу и опускались в лихтеры. Пока работали, свет померк, на пустыню опустилась ночь, и субмарина слилась с темнотой океана.

— Всем помогать спускать лодку! — грубо крикнул Лотар, и его люди разом вынырнули из темноты и затянули ритмичную песню себе в помощь, с каждым их соединенным усилием тяжело нагруженный лихтер продвигался на несколько дюймов вперед, пока вода не подхватила лодку и та не соскользнула вперед и не закачалась на волнах.

Лотар стоял на носу, высоко держа фонарь, а его гребцы вели сильно осевший лихтер по холодной черной воде. Впереди сверкнул сигнальный фонарь, давая им ориентир, внезапно в ночи появились очертания высокой темной громады субмарины, и лихтер стукнулся о ее бот. Немецкие матросы были наготове со швартовыми, один из них подал Лотару руку, когда тот перепрыгивал через полосу воды между судами и карабкался по крутому стальному боку.

Командир корабля ожидал его на мостике.

— Командир подводной лодки Курт Кохлер. — Он щелкнул каблуками, отдал честь и шагнул вперед, чтобы пожать Лотару руку. — Я очень рад видеть вас, герр де ла Рей, у нас осталось топлива всего на два дня плавания. — Из-за освещения на мостике лицо подводника казалось изможденным, а восковой оттенок кожи говорил о том, что она долгое время не видела дневного света. Его глаза утонули в темных глазных впадинах, а рот был похож на шрам от удара саблей. Лотар осознал, что перед ним человек, который там, в темных и потаенных глубинах, очень хорошо понял, что такое смерть и страх.

— У вас было удачное плавание, капитан?

— Сто двадцать шесть дней в море, потоплено вражеских кораблей водоизмещением двадцать шесть тысяч тонн.

— С Божьей помощью потопите кораблей еще на двадцать шесть тысяч тонн.

— С Божьей помощью и вашим топливом, — согласился командир, бросив взгляд вниз, где первые емкости перегружались на борт. Потом снова посмотрел на Лотара. — А торпеды у вас есть?

— Успокойтесь, — заверил его Лотар. — Торпеды готовы, но я полагал, что было бы благоразумнее пополнить запас горючего прежде, чем боеприпасов.

— Конечно. — Ни тому, ни другому не надо объяснять, каковы могут быть последствия, если субмарина с пустыми топливными баками будет застигнута у вражеского берега английским военным кораблем.

— У меня осталось немного шнапса, — командир сменил тему, — мои офицеры и я почтем за честь…

По мере того как Лотар спускался по стальному трапу в глубь субмарины, он чувствовал, что его начинает тошнить от страшного зловония: ни один человек не смог бы выдержать его дольше нескольких минут. Это был запах шестидесяти людей, живших месяцами в ограниченном пространстве, без солнечного света и свежего воздуха, без возможности помыться или выстирать одежду. Запах все пропитавшей сырости и грибка, от которого форма стала зеленой, а прогнившее сукно разлезалось на плечах. Это был удушающий запах горячего топлива и трюмной воды, жирной пищи и болезненного пота от страха, прилипчивый дурной запах постелей, в которых спали сто двадцать шесть дней и ночей, носков и сапог, которые все это время не меняли, и страшной вони ведер с нечистотами, которые можно было опустошать один раз в двадцать четыре часа.