Опасное молчание - Златослава Каменкович

В эту минуту, не помня себя от ужаса, Надийка, побежала вниз по тропинке, ведущей к Родникам. И только камень, брошенный Гондием, ожег ей плечо. Остальные не долетели.

Крики и проклятья сектантов уже заглохли в шуме водопада, когда Надийка, повинуясь инстинкту, оглянулась назад и обмерла. В разрывах низко ползущих облаков она увидела «старшего брата», похожего на безногого призрака, который вот-вот ее настигнет…

Возвращаясь с полонии, Петро спешил попасть в Родники до надвигающегося ливня, как вдруг неподалеку от него раздался вскрик, а вслед за тем Петро увидел, что из чащи папоротника вынырнула девушка в белом, за нею — мужчина, кажется безусый, в кожушке навыворот, как носят пастухи на полонинах. Но прежде чем Петро успел что-либо понять, произошло ужасное — мужчина настиг девушку и яростно толкнул ее с обрыва.

— Стой! Стой! — угрожающе крикнул Петро, бросившись преследовать вьюном вертевшегося в зарослях преступника. — Стой, зверь!!!

«Как сквозь землю провалился… Если бы со мной было ружье… — все внутри так и кипело от досады. — Ты бы не ушел… подлец… трус… Черт возьми, я так и не смог разглядеть его лица… Если девушка разбилась насмерть, кто же опознает убийцу?.. А может быть… может быть, она жива…» — затеплилась надежда.

Петро добежал до дна небольшой лощинки, где ровными рядами лежали покосы. Там, у самой копны сена, мокрого от дождя, он увидел распростертую на спине девушку. Сперва ему показалось, что она недвижима, но, наклонившись, убедился: это не так — изредка девушка вздрагивала всем телом, будто от холода. Быстро сняв с себя пиджак, Петро накрыл им девушку.

«Да, от верной гибели ее спасла эта копна… — подумал Петро, опускаясь рядом на замшелый камень. — Что это за балахон на ней?.. Нет, лицо без ушибов… Какое оно юное… А прикрытые густой тенью прямых и черных ресниц глаза, наверно, тоже черные, как и волосы… Сколько ей может быть лет?.. Восемнадцать? Девятнадцать? Да, не больше…»

— Вы меня слышите? — опустившись на колени, с тревогой спросил Петро.

Ее немое молчание испугало Петра: «Неужели все кончено?.. Нет, дышит…»

— Назовите, кто покушался на вашу жизнь! — почти прокричал Петро.

Девушка молчит.

Снова пошел дождь. Петро поднял девушку на руки и понес в Родники.

В первые минуты, когда разыгралась вся эта драма, когда Петро пытался задержать человека в кожушке, осторожность вдруг потеряла над ним власть, и только теперь его встревоженному воображению за каждым кустом мерещилась засада. При каждой новой вспышке молнии, освещавшей ущелье, он ощущал, как у него холодеет под сердцем.

С мокрых волос стекала вода, мешая хотя бы что-то разглядеть в сгустившейся туманной мгле, и он, то подминая под себя кусты, то сам попадая в их цепкий плен, шаг за шагом со своей ношей приближался к замерцавшим на горе огонькам: в туман здесь рано зажигают свет.

Выбравшись к колхозным виноградникам, Петро почувствовал себя уверенней и скоро дошел к мосту, под которым с диким ревом бесновалась река.

Мокрый, в изодранной о кустарник одежде, падая с ног от усталости, Петро увидел среди промокших на берегу людей Данила Валидуба и Ганну. Она держала в руке фонарь и что-то говорила пограничникам, укреплявшим дамбу.

Петро направился к ней.

— Кто это? — Ганна повыше приподняла фонарь, вглядываясь в безжизненно бледное лицо девушки. — Надийка! Что с ней?..

— Там, на склоне ущелья, недалеко от виноградников, ее кто-то преследовал… Потом сбросил с обрыва… Мне нужно сообщить в пограничную заставу… — пересохшим ртом ответил Петро.

— Скорее в больницу, — сказала Ганна.

Чьи-то сильные руки взяли у Петра девушку. То был Валидуб. Он сказал:

— Ганна Михайловна, вы идите с фонарем впереди, а я понесу Надийку. Вот ведь… А Леся с Орлюком, как назло, до сих пор в Бориславе…

Где-то в ущелье злобно еще ворчал гром, но ливень заметно стихал.

После того вечера, когда Петро принес в Родники Надийку, Ганна с беспокойством приглядывалась к брату. Он, кто с малых лет не таил от нее своих чувств, теперь что-то скрывал…

«Даже взгляд его как-то изменился. Когда ж это было, чтобы Петрик так раздражался по пустякам? Осунулся, весь ушел в себя, а дымящую трубку разве только во сне выпускает изо рта», — тревожилась она.

Закончив прием на медпункте, Ганна забежала домой. Брата застала задумчивым над раскрытой книгой.

— Стихи? — улыбнулась Ганна, снимая халат и одновременно заглядывая в книгу. — И даже о любви…

— Просто трудно поверить, чтобы уже совсем престарелый поэт мог так сильно любить, страдать… — все еще задумчиво проговорил Петро.

— Ты о ком?

— Гете. Вот послушай:

И ты ушла! От нынешней минутыЧего мне ждать? В томлении напрасномПриемлю я, как тягостные путы,Все доброе, что мог бы звать прекрасным.Тоской гоним, скитаюсь я в пустынеИ лишь слезам вверяю сердце ныне…

Ганна первая заговорила об этом осторожно, как прикасаются к открытой ране.

— Приехала Леся. Она провела с Надийкой три часа… Припоминала сестре самые яркие картины их жизни, но… все тщетно! Надийка даже не узнала Лесю… Учительница ушла из больницы в слезах… И с матерью ее плохо, пришлось отвезти в психиатрическую… На Надийку гляжу, душа разрывается!

— Не могу себя заставить не думать о ней, — тяжело выдохнул Петро. — Хорошо знаю — душевную боль неразделенной любви пока еще не брался лечить ни один врач на свете. Эта тяжелая и порой опасная болезнь должна пройти сама по себе… Но ведь и Надийка еще может ответить на мои чувства? Правда, Ганнуся? Если Надийка до моего отъезда не поправится… повезу ее в Киев. Помнишь Настеньку? Она поможет…

— Подождем, Петрик. Надо надеяться, что все будет хорошо.

Для Меланы не было секретом, что перед поездкой на два месяца в Карпаты Мирослава Борисовна с дочками день гостила в Ровно у приемных родителей Марьяна и забрала его с собой в Родники.

«Это единственная возможность побывать около сына… — обрадовалась Мелана. — Конечно, может быть, что он меня уже совсем забыл, дети забывают. Но я… хотя бы издали… украдкой буду видеть моего сыночка…»

Не зная, как отнесутся к этому Мирослава Борисовна, Ганнуся, наконец Петрик, Мелана написала им письмо.

Ответ пришел быстро. Ганнуся выслала нужную справку, и вскоре Мелана выхлопотала себе пропуск в пограничное село, где ее ждали друзья.

За все годы Мелана впервые воспользовалась отпуском и выехала в Родники.

Разве перечеркнешь крестом все пережитое?.. Со стыдом и страхом Мелана ловит себя на мысли, что боится встречи с сыном. Нет, не забылась горечь того дня, когда ребенок так откровенно отторгнул свою мать, когда Марьян замкнулся в себе…

Конечно, Петру хотелось взять детей с собой в райцентр, чтобы встретить Мелану, но Мирослава Борисовна отсоветовала: пусть приезд Меланы будет для них неожиданным.

— Может быть, надо как-то подготовить Марика? — забеспокоилась Ганна.

— Не нужно, — спокойно возразила Мирослава Борисовна. — Лучше, если они сами, без нашей помощи найдут друг друга.

Петро уехал один.

В райцентре он успел побывать у Яроша и передать ему просьбу Ганнуси — непременно быть вечером в Родниках. Заглянул в книжный магазин и купил несколько новых книг для себя и детей. Собирался еще зайти в библиотеку, но взглянув на часы, поспешил на площадь, где и встретил Мелану, только что вышедшую из автобуса.

— О, это чудесно, что и до Родников мы поедем в автобусе «Львов»! — обрадовалась Мелана.

— Этот комфорт ввели здесь со вчерашнего дня, — с улыбкой уточнил Петро.

Через два часа они были почти дома. Чтобы сократить дорогу пошли напрямик, через луг, пламенеющий кострами маков среди белого разлива ромашек. Нарвали огромные букеты.

Петро помог Мелане перелезть через не очень высокую каменную ограду, вслед за ней перемахнул сам, и они очутились в больничном саду, как раз возле «пасеки». Для начала Петро привез сестре один улей. Сейчас на пышных головках кашки работали пчелы. Две тотчас же, угрожающе жужжа, уселись на букете в руке Петра.

— Отведайте, отведайте, — проговорил Петро, поближе рассматривая пчел, сосущих нектар с алых маков и белоснежных ромашек. Так молодые люди стояли минуту-другую, вдыхая запах трав, прислушиваясь к пению птиц. Затем, раздвигая ветки кизила, отягощенные созревшими ягодами, они начали пробираться к центральной аллее сада. На их лица и руки падали холодные, чистые капли, оставленные на листьях еще предрассветным туманом.

Голос Ганны они услышали раньше, чем сквозь листву увидели ее в белом халате. Рядом с ней стояла, выпрямившись, тоненькая Надийка.

«Это она?» — спросили глаза Меланы. По дороге Петро рассказывал ей о Надийке, девушке, которую зовут самым светлым именем на свете.