Проклятый манускрипт - Филипп Ванденберг

Когда Афра вышла на площадь, там было на удивление пусто. В том месте, где вчера вечером многотысячная толпа кружила вокруг собора в лихорадочном экстазе, не было видно ни души. Проходя мимо главного портала, краем глаза девушка увидела сидящего человека.

— Мастер Верингер! — испуганно вскричала Афра.

Верингер безучастно смотрел на площадь в том направлении, откуда она появилась. Казалось, что он ее не замечает. Он не обернулся к ней, даже когда она подошла ближе.

— Мастер Верингер! — снова начала Афра. — Не думайте, что я что-то расскажу из того, что вы мне говорили!

Афра положила калеке руку на плечо и почувствовала какое-то движение. Ей показалось, что опущенная голова парализованного мастера поднялась; только показалось, на самом же деле Верингер все так же прямо, как и сидел, наклонился вперед. Афра отскочила. Словно статуя, Верингер Ботт упал лицом на мостовую.

— Мастер!.. — тихо воскликнула Афра.

Несколько мгновений, показавшихся ей вечностью, она смотрела широко раскрытыми глазами на жалкого человека, лежавшего перед ней на земле с вывернутыми руками и ногами. Тело было скручено набок. Глаза и рот открыты. Не было ни малейших сомнений в том, что мастер Верингер мертв.

Афра встала на колени, чтобы рассмотреть его лицо поближе. И обнаружила ужасную вещь: между щекой и языком лежала разбитая стеклянная трубочка, крошечная капсула.

Это та капсула, о которой говорил Верингер, пронеслось в голове у Афры. Но в следующее мгновение она сообразила, что Верингер Ботт был парализован, он не мог сам вложить себе в рот смертоносную капсулу. Афра хотела броситься прочь, не важно куда, только прочь отсюда, туда, где никто не знает ее и где никто не заподозрит в связи с этим. Но что-то удержало девушку. Она заплакала. Слезы беспомощности текли по ее щекам. Но словно картина, представшая перед заплаканными глазами Афры, была недостаточно странной, необычное положение трупа усиливало гротескность сцены. Девушка затравленно огляделась.

Перед ней стоял Ульрих.

Должно быть, он наблюдал за ней уже какое-то время. В любом случае, он совершенно не казался взволнованным и совершенно не испытывал сочувствия к мертвому Верингеру Ботту. Ульрих с любопытством, но в то же время безучастно наблюдал за всем, скрестив за спиной руки.

— Вот! — сказала Афра, указывая на раскушенную капсулу в раскрытом рту Верингера. — Он все время носил ее с собой. Он сам мне говорил об этом. Но у него не было ни малейшей возможности покончить с собой.

Ульрих нахмурился.

— Что у тебя с ним было, что он доверил тебе такую тайну?

Афра смотрела на мертвого Верингера и на вопрос не ответила.

После короткой паузы Ульрих фон Энзинген снова заговорил:

— Где пергамент?

Пергамент! Афра недоверчиво посмотрела на архитектора. Она пыталась восстановить ход мыслей, приведших Ульриха к этому вопросу: при виде трупа Верингера его противник Ульрих фон Энзинген интересуется пергаментом. Но времени долго раздумывать у нее не было. И, запинаясь, девушка наконец ответила:

— Пергамент? Там, где и раньше! А почему ты спрашиваешь?

Ульрих пожал плечами и смущенно отвернулся. По его лицу пробежала хитрая улыбка, но, едва он увидел испытующий взгляд Афры, она тут же исчезла.

— Они искали повсюду в соборе, именно там, где по традиции архитекторы замуровывали чудесные вещи, живых зверей и важные документы. Все время следуя числу семь: семь локтей снизу, семь локтей от следующего угла.

Пока он говорил это, Афра не спускала с него взгляда. Она внимательно следила за каждой черточкой его лица в надежде сделать какие-то выводы из его поведения. Ей было ясно: Ульрих лукавит.

— В любом случае ты в большой опасности! — тут же добавил он.

Это замечание еще больше обеспокоило ее. Вероятно, таким образом Ульрих хочет загнать ее в угол, чтобы она отдала ему пергамент. Кто знает, может, он действительно стоит целое состояние?

Афра смотрела на Ульриха, не отводя глаз. Каким чужим был теперь для нее этот человек! Но одно было ясно: Ульрих знал больше, чем говорил. Еще несколько дней назад она не могла поверить в то, что он на это способен.

На площади перед собором постепенно стал собираться народ. К ним спешил Хюгельманн фон Финстинген, глава соборного капитула, в сопровождении Михеля Мансфельда и городского писаря. Из переулков появлялись недоверчиво глядевшие жители города.

— Да это же Верингер Ботт, парализованный мастер! — издалека закричал Хюгельманн. — Что произошло?

— Он мертв, — холодно ответил мастер Ульрих. — Кажется, его убили.

Аммейстер перекрестился:

— Кто же мог это сделать? Убить парализованного, калеку!

И пока Хюгельманн и аммейстер водружали окоченевший труп обратно в инвалидное кресло, вокруг собиралось все больше людей. Верингер Ботт — жертва убийства? Моментально разгорелась дискуссия о том, как отвратительно это преступление.

Большинство связало это убийство с капюшонником, который пытался разрушить собор. И тут Хюгельманн, глава соборного капитула, стоявший в толпе зевак, внезапно спросил мастера Ульриха:

— Мастер Ульрих, правда ли то, что говорят люди? Что будто бы вы с мастером Верингером были лютыми врагами?

Все взгляды устремились на Ульриха фон Энзингена.

Афра почувствовала, что ей стало страшно. Оглушенная, она повернулась и исчезла в толпе.

Глава 7

Книги, книги и ничего, кроме книг

Афра чувствовала себя брошенной и одинокой. Об Ульрихе она ничего не слышала уже несколько дней. После того спора на площади он больше не возвращался домой. Вероятно, он проводил дни и ночи в строительном бараке. Как ей следовало вести себя? С одной стороны, она скучала по нему, с другой стороны, ею руководили недоверие и страх. В выбранном Афрой одиночестве все ее мысли были о загадочном пергаменте и его значении. Чувство, что Ульрих использовал ее, приводило девушку в ярость.

Она никак не могла осознать, что существовала какая-то связь между мастером Ульрихом, пергаментом и убийством алхимика Рубальдуса, капюшонника и мастера Верингера. Было слишком много несоответствий, и в первую очередь тот факт, что она до сих пор ухитрилась остаться в живых.

День за днем Афру мучил один и тот же вопрос: какие причины могли побудить отца подвергнуть ее жизнь такой опасности? Но чем больше она пыталась вспомнить отца, тем более расплывчатыми становились воспоминания.

Мир стал мрачен и загадочен — или ей только казалось так? Когда Афра бесцельно бродила по городу, повсюду, за каждым домом, за каждым деревом и каждой встречной телегой ей чудились шпионы. Крик играющих детей заставлял ее съежиться, точно так же как и слуга с мешком на спине или монах в черной рясе, приблизившийся сзади.