Детская книга войны - Дневники 1941-1945 - авторов Коллектив

И большим камнем

Ты на сердце легла.

Но ничего не скажешь

Только подушке

Выплачешь свою тоску.

Но это не поможет,

И все же не поможет.

Нужно же идти, идти. Конец.

Сочинила, когда работала у крестьян, пасла коров. Это было летом в 44 году. Сентябрь месяц. А в день моего рождения лежала я дома больная. (...)

18/II-45, воскресенье. Уже пролетела неделя, как мы здесь. Люди говорят, что русские подходят все ближе и ближе, и нам веселее становится, что, может быть, скоро попадем домой. Идет вторая неделя, как мы находимся под крышей этого большого замка, когда лежишь на полу как свинья. Точно как в лагере год назад. Но разница одна, что мы не кормим вшей и можно сварить чаю. На дворе все ближе и ближе слышны выстрелы орудий. Из этого ничего хорошего не предвидится. С каждым днем ждем новой власти. Что будет дальше-то, мы еще увидим. (...)

Дневник Бори Андреева

Свои юношеские записи, сделанные огрызком химического карандаша на угольных шахтах Германии, куда был угнан из псковской деревни, где проводил каникулы, Борис Александрович Андреев держал в специальном шкафчике под «секретным замочком», вместе с немецкими трофеями - биноклем, компасом и фонариком, вспоминает сын Андреева Юрий. И если трофеи отец, ленинградец с Васильевского острова, чья семья пережила блокаду, с лёгким сердцем давал поиграть сыну, то на чтение дневника был наложен строжайший запрет.

«7.05.43. Сегодня умер один из нашей (ленинградской) партии - № 432». Смерти товарищей - лишь номеров в немецких гроссбухах, - чужие побеги, скудные марки, получаемые за рабский труд, унижения надсмотрщиков - он пишет об этом остранённо. Кажется, будто ведёт протокол, пишет не о себе - боится до конца поверить в то, что всё это происходит именно с ним, боится примерить собственную судьбу на себя...

«Отец даже ни разу не рассказывал о том, что пережил, когда был остарбайтером и затем, после освобождения, на лесоповале в Приуралье, куда был отправлен уже советскими властями: слишком тягостны были эти воспоминания». Страницы дневника - истлевшего и заново переписанного Борисом Александровичем от руки уже в мирное время - сын прочитал только после смерти отца в 2000-м...

После того как Борю Андреева отпустили в отпуск в Ленинград - на этом обрывается дневник, - на лесоповал он уже не вернулся: заботами и хлопотами тётки-блокадницы удалось остаться в городе. Поступил в школу рабочей молодёжи, затем - в электромеханический техникум и всю жизнь проработал инженером-конструктором в «почтовом ящике» в Ленинграде. Дневник впервые увидел свет в 2006 году в книге П. Поляна и Н. Поболя. Сын дал разрешение на публикацию и «Аргументам и фактам»: «Эти страшные события начали сейчас забываться, и относиться к ним стали как-то... - он долго подбирал слова, - неряшливо, походя. А об этих страницах знать нужно не только родственникам тех, кто нёс бремя войны. Нужно знать всем».

27.4.42. Нас 9 человек, которые должны ехать в Германию: 5 ребят - Николай Тимофеев, Николай Семенов, Иван Парамонов, Сергей Ястребов, я и 4 девушки - Нюра и Нина Муркины, Лена Кильк и Вера Тимофеева (сестра Николая Тимофеева).

Вышли в 9 ч. утра. Вещи положили на телегу. Фотограф, который появился у нас в деревне во время войны, сфотографировал нас вместе с провожающими - почти всей деревней. На Плюссу пришли около 4 часов. Немцы, проверив нас, велели идти к вагонам. Ребят и девушек разделили по разным вагонам. Вагоны товарные. В каждом вагоне по 30-35 человек. Расстелили солому, которая была в вагонах, и расположились. Но поезд не трогался. Так мы переночевали в вагонах, а провожающие нас родные ночевали где-то на станции. (...)

30.4.42. Продолжаем ехать. На одной из остановок на вокзале купил 5 шт. яиц по 30 р. за десяток. Вечером поезд остановился. Ночью нас повели в баню, а одежду дезинфицировали. После бани нас отвели в барак.

1.5.42. Утром дали супу и кофе. Затем нам обменяли советские деньги на немецкие. Вечером нас опять повели в баню. Дав супу, нас посадили в вагоны. Теперь вагоны пассажирские. Ночью переехали Германскую границу. (...)

5.5.42. Переночевав в вагонах, повели в баню. Мылись по 10 человек. Заставляли мыться очень тщательно. Сперва мылись женщины, потом мы.

Днем дали супу, хлеба и колбасы. Затем нас построили и по очереди проставляли на выданных вербовочных листках номера. Мне, как и всем ребятам с нашей деревни, поставили № 1, говорят, что с этим номером возьмут для работы на сельском хозяйстве. (...)

8.5.42. Утром дали баланды. Очень хочется есть. Домашние сухари давно кончились. Пообедав баландой с хлебом, нас повели к поезду. На одной станции сказали, что кто имеет красные бирки - выходить. Нас, 41 человек с красными бирками, пересадили на другой поезд.

Проехав км 20, нас высадили и привели в лагерь. Здесь мы узнали от украинцев, которые были привезены сюда около 3 месяцев назад, что они здесь работают в угольных шахтах. Мы сказали переводчику, что сюда нас привезли ошибочно, что нам, с красными бирками, сказали, что будем работать на сельском хозяйстве, а переводчик сказал, что это всегда так говорят, а привозят на шахты или заводы, так что нас привезли сюда не ошибочно.

Украинцы рассказали нам, что кормят плохо: утром чай, хлеба 300 г, масла 15 г, колбасы 15 г. В обед - баланда, вечером - баланда и 75 г хлеба. Вечером дали баланды и 75 г хлеба.

Лагерь кругом огорожен высокими столбами, обвитыми колючей проволокой. (...)

10.5.42. Часов в 7 утра нас подняли. Позавтракав, построили, пересчитали. Посадили в грузовик. Привезли на шахту. Выдали каждому шахтерскую лампу (аккумуляторную) и по несколько человек в лифте спустили в шахту. Пока мы шли до лифта, на каждом повороте нас останавливали и пересчитывали - боялись, что кто-нибудь убежит.

Опустились на 300 метров (так я слышал). Километра 3 проехали в вагонетках. Потом шли пешком с километр. Наконец пришли на место. Вкарабкались в низкий, узкий, наклонный длинный коридор, где и добывается каменный уголь. Здесь нас распределили по немцам. К каждому немецкому шахтеру прикрепили русского.

Наша работа заключалась в том, что лопатой откидывали уголь на рештаки (конвейер). Немец работал отбойным молотком. (...)

11.5.42. Утром подняли в 3 часа. С сегодняшнего дня порция хлеба увеличена. Утром 500 г хлеба, 30 г масла, 30 г колбасы. В обед - баланда и вечером 100 г хлеба и баланда. Работали там же.

Наш лагерь находится недалеко от г. Саарбрюкен. Работаем на шахтах Готельборн и Виктория. (...)

31.5.42, воскресенье. Больным приказали собирать свои вещи. В 11 часов 27 человек, больные и пожилые, были отправлены из лагеря, поедут домой, как сказали. (...)

16.6.42. Сегодня я работал с другим немцем. Немец оказался очень вредным: орет на меня, заставляет свой и мой инструмент нести меня.

19.6.42. Работаю все с тем же немцем. Не знаю, как от него избавиться. Сегодня решил пойти к доктору, пожаловаться на зрение, чтобы он перевел меня работать на поверхность, но он сказал, что глазного врача нет, и оставил меня работать в шахте. (...)

18.7.42. Сегодня мне досталось как следует плеткой. Приехав ночью с шахты в лагерь, я прилег на койку в ожидании ужина и нечаянно заснул. В это время в комнату зашел полицай-немец и разбудил меня плеткой. (...)

21.8.42. Вчера один умер. Он работал на поверхности. Нужно было нагрузить 50 вагонеток угля. Из-за слабости он не мог работать. Немцы стали его бить, и в лагерь его принесли на руках, здесь он и умер.

Время, проведённое на принудительных работах в Германии, для Бори было, пожалуй, самым драматическим периодом в жизни. О нём он рассказал только своему дневнику и никогда ни словом не обмолвился об этом со своими родными и близкими.

Фото из личного архива П. Поляна.

Сегодня убежало 5 человек.

Давали получку за июль. Я получил 26 марок.

Вечером удалось закосить (получить) 2-ю порцию супу. (...)

2.9.42. Ночью, когда мы приехали в шахты, налетели американские самолеты. Нас подняли с коек и повели в бомбоубежище. Народу было человек 700, и через некоторое время стало душно, не хватать воздуха. Некоторые не могли стоять и падали. После тревоги часа через 2-2,5 нас пустили в бараки. (...)

30.9.42. На работе немец дал мне горбушку хлеба и 2 груши. Я показал ему фотографии отца, матери и сестры. (...)

25.10.42, воскресенье. Сегодня всем выдали печатные письма, которые мы должны послать родным с запросом зимней одежды. Выдавали письма от родных. Написал письмо тете Поле. (...)