Долгая зима - Владимир Иванович Петров

на природе… Ладно всё и у Кошелевых было. Ничего не предвещало беды. Она же пришла неожиданно и непредсказуемо.

Незадолго до своего четырёхлетия Коля играл с мальчишками возле клуба. В тени высоких клёнов, гасящих в своих разлохмаченных ветвях жаркие солнечные лучи, они устроили спортивные состязания.

– А я дальше всех прыгнул, – подбежал Коля к проходившему мимо них отцу.

– Молодец! – Фёдор Иванович потрепал выцветшие на солнце лохмы сына. – Стремись быть первым во всём. Вырастешь – дальше меня, электрика, пойдёшь.

– Я буду стараться, пап…

– Ну, ладно, беги к дружкам… Спешу я.

Не без гордости полюбовавшись ловким, рослым для своих лет сынишкой, Фёдор Иванович направился к трансформатору, метра на четыре, самое малое, высившемуся в каких-то тридцати шагах от клуба среди вымахавших уже в человеческий рост лопухов и другой сорной травы, лишь на захват косы прокошенных по периметру ограды. Открыв запертую на замок дверцу, опустил поднятую нижнюю часть раскладной железной лестницы, прикреплённой к одному из опорных столбов, наверх поднялся. Быстро выявил причину, из-за которой отключился свет в деревне, взялся за устранение неисправности. Не найдя в монтёрской сумке нужной детали, домой заторопился. В спешке дверцу на замок не закрыл.

Его промашкой мигом воспользовались любопытные мальчишки. На правах сына электрика Коля первым за ограду шагнул, первым и к лестнице подошёл. Она на добрый метр не доставала до земли. Но это не остановило настырного пацана. Подпрыгнув, он зацепился за неё и, упираясь ногами в опорный столб, сумел забраться на нижнюю ступень лестницы. Под одобрительные возгласы мальчишек одолел остальные ступени, добрался до площадки, на которой был установлен трансформатор. Осматривать стал ранее им не виданное. Его внимание привлекли металлические дугообразные шины из толстых пластин. Они разноцветно переливались в солнечных лучах, притягивая к себе взгляд, словно чёрно-белое с металлическим сине-зелёным отблеском оперенье сороки, подстреленной из ружья отцом в прошедшую зиму. Коле разом припомнилось, как ему стало жалко красивую птицу, как к ней, после меткого выстрела упавшей в сугроб с крыши бани, он добирался, утопая по пояс в снегу. Под впечатлением былого теперь ему сильно захотелось прикоснуться к этой металлической красоте. Невольно потянулся он к манящим его высоковольтным шинам и схватился за них обеими руками…

2

Очнулся Коля в реанимационной палате городской больницы Салавата, города, недавно поднявшегося в каких-то всего лишь четырёх-пяти километрах от Столяровки. Увидев медсестру с капельницей, выдавил тихо:

– Пить…

– Ожил! – сильно удивилась сердобольная пожилая уже женщина. – Сейчас я…

Она вставила в еле заметную вену на не тронутой электроожогом части Колиного бёдрышка иглу с трубочным катетером, открыла зажимной краник под ёмкостью с питательным раствором:

– Лежи спокойно. За врачом побегу.

Коля проводил её взглядом. Готовый вновь провалиться в бессознательное состояние, в котором пребывал двое суток, он лежал в ожидании, не осознавая случившейся с ним беды: как подбежавший к трансформатору, на миг лишь всего припоздавший к сыну отец оказал ему первую помощь; как примчавшаяся из Салавата «скорая» доставила его в новую больницу города, где оперативно и верно определились с диагнозом и провели нужные процедуры.

– Надо же… При таком ударе с 80-процентным ожогом тела остаться живым! – продолжала удивляться вернувшаяся с врачом медсестра. – Признаться, думала, напрасно возимся с пацаном. Я уже и родителей мальчонки подготовила к худшему исходу. Обрадую их…

– В рубашке родился, – внимательно осмотрев вышедшего из комы пациента, согласился с ней заведующий реанимационным отделением. – Чудом сердце и мозг уцелели. Да и обуглившиеся руки вовремя ампутировали, не дали гангрене внутрь внедриться. Всё же, прошу, не торопитесь обнадёживать родных. Всякое ещё может случиться. Нешуточная борьба за мальца предстоит, долгая…

Прогнозы оправдались. В течение трёх месяцев боролись врачи за Колину жизнь. Капельницы, переливание крови, пересадка кожи чередовались с частыми перевязками. Бинты сильно прикипали к обгоревшему телу. Приходилось в буквальном смысле отдирать их, что вызывало сильное кровотечение и нестерпимую боль. Коля неудержимо ревел от этой боли, тихонько плакал от своей беспомощности, несостоятельности даже утереть слёзы. Осознание безрукости с каждым днём нарастало. Но и при этой, казалось бы, непоправимости не отчаялся он. В нём, четырёхлетнем человечке, откуда-то взялось и после каждой перевязки укреплялось желание скорее выздороветь и продолжить свою жизнь в новом состоянии.

3

Наконец-то настало время Колиной выписки. Его, как первого из вылечившихся тяжёлых пациентов новой больницы, провожал весь медперсонал.

– Ты выжил, чтобы жить! – напутствовал главврач. – Мы верим, что, несмотря на случившуюся беду, вырастешь достойным человеком!

Такое событие не осталось незамеченным и в Столяровке. У дома Кошелевых, возле палисадника с отцветающими красными астрами среди зелёных ещё кустов сирени и берёз, дружно собрались наслышанные о возвращении Коли односельчане. Ребятня с любопытством ощупывала пустые рукава его пиджачка. Здоровья и бодрости духа желали ему взрослые.

– Поглазели и будет! – Фёдор Иванович, не перестающий изводить себя за случившуюся страшную травму младшенького, прервал стихийный митинг и повёл сына во двор. – Не сникнет, дай бог, пообвыкнется… без рук…

Непросто было Коле привыкать к «безрукой» жизни. Разные проблемы возникали, от многого приходилось ему отказываться. Но в уныние не впал. Целыми днями пропадал он с ребятами на улице, допоздна заигрывался – не дозовёшься, чем сердил мать. Однажды Анастасия Алексеевна решила наказать гуляку за непослушание. Отправив старшеньких в школу, не разбудила разоспавшегося, набегавшегося накануне сынишку, не одела, как обычно. Сама намеренно от домашних дел отлучилась, дверь на щеколду закрыла.

Проснувшийся Коля, в ожидании матери слоняясь по избе, заметил на полочке над входной дверью в сенцах резинового петушка. Надумал достать игрушку. Быстро сообразил, как это сделать. В кухонном закутке выбрал прочную табуретку, поддев ногой, подтащил к двери. В передней на школьном столе отыскал длинную линейку. Прикусив за конец планки, взобрался на табуретку, другим концом дотянулся до петушка и, расшатав его, сбросил на пол. С пола пальцами ног поднял игрушку, которая оказалась свистулькой, на табуретку, ртом ухватил.

Насвистевшись, Коля подошёл к двухстворчатому окошку, на подоконник забрался – мать высматривать, где-то изрядно задержавшуюся. Ребят на улице увидел. Готовый в одних трусиках побежать за ними, зубами стерженёк шпингалета повернул, створки раскрыл. От хлынувшего, довольно уже зябкого предоктябрьского ветра поёжился, разом расхотел выскакивать на улицу. Быстро с подоконника слез, вполз под одеяло, вцепившись зубами за его краешек.

– А может, таким же образом одеться смогу? – осенило его.

Он вскочил с постели, подбежал к своей висящей на спинке стула одежде, в зубах на кровать перенёс. Крутясь ногами, извиваясь всем телом, натянул штаны с резиновым пояском. Ухватившись зубами за воротник рубашки, рывком накинул её на себя,