Дракоморте - Ирина Вадимовна Лазаренко

стояла, смотрела и смотрела, а мгновения таяли, и Найло чувствовал своим натренированным в былые годы внутренним метрономом, как истекает время, когда жрица может решиться на ответ.

Как ни надеялся Йеруш, Рохильда так и не издала ни звука, шевеление её губ постепенно прекратилось, взгляд сделался осознанным и растерянным. Ещё миг — и молчание затянется, развеется напряжение и ожидание, висящие между эльфом и человеческой женщиной, и тогда никто не расскажет Йерушу Найло, какая ржавая кочерга связывает Старый Лес и драконов.

От ненависти к самому себе у Йеруша слегка заложило уши, когда он сделал полшага назад, привлекая к себе взгляд Рохильды и увеличивая дистанцию, на что её губы протестующе шевельнулись. Йеруш сцепил в замок выверенно подрагивающие пальцы, прижал руки к животу, опустил взгляд и тихим, полным достоинства, низко-вибрирующим голосом проговорил:

— Если моя жизнь тебе хоть сколько-нибудь дорога, Рохильда… — Пауза, вдох. Полшага вперёд, стиснутые под животом кулаки, открытый пылающий взгляд прямо в глаза: — Расскажи мне. Доверь мне знания, которые скрывает Старый Лес от чужаков.

Стук сердца, ещё полстука. Йеруш отвернулся.

— Если я, конечно, не совсем-совсем чужак хоть для кого-нибудь в этом лесу.

Руки опущены, голова чуть закинута, пронзительно-отчаянный взгляд в небо. Глубокий вдох. Полуоборот головы к Рохильде. Слегка разомкнутые губы.

— Хорошо, хорошо, — она прижимала руки к груди и в кои-то веки совсем не выглядела весёлой или самодовольной, или готовой нести свет истины куда бы то ни было. Йеруш внимал ей, затаив дыхание и чуть приоткрыв рот. — Только не здесь. Не теперь. Я не шутила вовсе, Йерушенька: про некоторые вещи мы вслух не говорим! Но я тебе скажу. Только не вслух. И не теперь.

Бой-жрица ударила кулаком о ладонь, отвернулась и побрела, покачиваясь, к храмовому шатру. Уже почти отойдя на такое расстояние, где нельзя было бы услышать этот её сегодняшний непривычно-тихий голос, Рохильда обернулась и промолвила:

— Но весь страх сей истории не всяк поймёт. Лишь если кто знает, что такое быть одиночким. И что такое жадность до знаний.

Йеруш смотрел ей вслед в полнейшем недоумении.

***

Знал ли Йеруш Найло, что такое одиночество и что такое жажда знаний? Пожалуй, уже в детстве Йеруш Найло мог бы вести университетские курсы по любой из этих тем.

Вскоре после того как постепенно угасла их дружба с Ябиром и Йерушу некуда стало убегать из дома, он открыл для себя семейную библиотеку. И быстро понял, что сбегать из дома физически, конечно, было очень удобно, но вовсе не обязательно — оказалось, Йеруш способен не менее качественно убегать из реальности одними только мыслями, одной только головой, если только ему удаётся найти на книжных полках нечто достаточно увлекательное и сложное, чтобы загрузить свою голову всерьёз.

Книжные истории давали знания и силу, которых не отыщешь в саду приятеля, на которые не наткнёшься, слоняясь по улицам.

Из эльфского эпоса Йеруш черпал примеры для подражания и силу. Уж если создатель Эльфиладона Рубий сумел пройти свои Пять Проживаний, даже будучи ослеплённым вероломными братьями, то неужели Йеруш Найло не сумеет сохранять невозмутимость во время трёхдневных празднеств в доме дяди, посвящённых десятилетию его сына, кузена Йеруша? Неужели не сможет с достоинством пережить дурацкие выходки «не-смей-его-обижать-он-младше-тебя» кузена, мерзкого, как слизняк, и подлого, как клещ?

Юный оруженосец Даймаз сумел запомнить расположение всех звёзд на небе, чтобы одолеть в противостоянии ума злого духа по прозвищу Безликий, так неужели Йеруш к следующему уроку не выучит расположение и цвета костяшек на счётной доске?

Ради спасения своих земель от засухи владычица-магиня Карто копила силы в течение тридцати трёх дней, не позволив себе растратить собранное даже ради спасения от гибели своей сестры-близняшки.

Рождённый простолюдином Гуфий сделал карьеру блестящего полководца, объединив под своей рукой все земли, теперь известные как домен Хансадарр…

Йеруш поглощал истории славных побед и удивительных свершений, читал их, перечитывал и заучивал наизусть, с упоением рассматривал гравюры, изображающие героев. Он даже пытался изображать в реальности самые впечатлившие его сцены, но со свойственной ему неловкостью почти тут же разбил стоявшую у лестницы гигантскую вазу, и в ближайшие три месяца мать при появлении Йеруша презрительно чмыхала носом, сжимала губы в нитку, отворачивалась и принималась на повышенных тонах рассказывать, якобы ни к кому не обращаясь, насколько же трудно жить рядом с бесконечно неловким созданием, которое в любой момент может уничтожить дорогую твоему сердцу вещь. Которое может совершить любое непредсказуемое безумие. И как же это досадно, когда в родном доме тебе неуютно, беспокойно и небезопасно.

Отец никак не проявлял своего отношения к разбитой вазе, но Йеруш часто ощущал на себе его цепкий оценивающий взгляд. Отец как будто прикидывал, стоит ли кормить этого ребёнка дальше или лучше утопить его в пруду с красно-жёлтыми рыбками и завести нового.

А может, просто приглядывался к взрослеющему отпрыску и ожидал: как же он себя проявит? Йеруш очень сомневался, что отец будет ждать долго, потому Йеруш очень хотел проявить себя как можно лучше и поскорее — но не понимал, как именно ему нужно действовать, чтобы понравиться отцу, чтобы заслужить хотя бы тень его одобрения. Йеруш стал с ещё большим тщанием следить за своими манерами за столом во время нечастых семейных трапез и самым внимательным образом выполнял, перевыполнял, дважды перепроверял задания, которые давали ему учителя на уроках и для самостоятельного освоения.

Со счётом у Йеруша всё было неплохо: он не то чтобы блистал, ему бывало трудно спокойно сидеть на занятиях и бесконечно совершать занудные операции с длинными столбиками цифр, но если удавалось взять себя в руки, он показывал довольно сносные результаты. Во всяком случае, его не называли безголовым.

В красивописании, составлении деловых писем и ведении документации Йеруш тоже не блистал, почерк у него был остро-нервным, неопрятным, и с этим ничего не получалось поделать, мелкие движения рук совершались будто сами по себе, как Йеруш ни уговаривал собственные пальцы двигаться красиво и плавно. В формулировках он подчас путался, то норовя сделать их слишком прямолинейными, то до того усердствуя с витиеватостью, что вензеля слов загораживали суть написанного.

Порядок ведения документации Йеруш запоминал легко, но норовил упрощать его везде, где возможно, да ещё и настаивать на своих упрощениях, чем чрезвычайно раздражал учителя. Поскольку предложенные Йерушем упрощения определённо имели смысл, он хотел знать: почему нужно организовывать обращение бумаг не так, как будет быстрее, удобнее и нагляднее,