Много снов назад (СИ) - "Paper Doll"

— Теперь-то всё изменилось?

— После всего того ужаса, через который я заставила тебя пройти, это единственное, что ты хочешь у меня спросить? — Николь тепло улыбнулась, посмотрев взглядом, полным сочувствия и жалости, которых Дуглас не терпел. — Твой единственный недостаток состоит в том, что ты идеальный, Дуглас, — она провела ребром ладони по лицу, вытирая невидимые слезы. — Это всё чёртовы гормоны. Если бы не чёртов ребенок в моем животе, я бы ни за что подобного не сказала.

— Обещаю забыть об этом, — он выдавил из себя унылую улыбку. — Об остальном забыть гораздо тяжелее. Без преувеличений ты отняла мою жизнь. Я потерял всё, и шанса вернуть это у меня больше не будет. Та жизнь была всем, о чем я только мечтал, к чему стремился, чего, в конце концов, сумел достичь. А затем ты разрушила это по одному щелчку пальцев, — с каждым словом Дуглас испытывал горечь. Он никому не признавался в этом прежде, невзирая на то, что всё и так было очевидно, но теперь не мог остановиться, рассыпаясь в обвинениях в непростительную минуту слабости.

Дуглас почувствовал неприятный укол в груди, вынудивший его резко умолкнуть. Это было сожаление за тем, что было не важным. И он сам не знал, зачем продолжил говорить. Не стоило этого делать. Всё было прошлым. Всё перестало быть настоящим. Всё теперь не имело значения. И тот пепел, что засорял легкие и не давал им дышать, был вымышленным, в отличие от безразличия, что Дуглас испытывал на самом деле.

— В конце концов, всё обернулось и против меня. Мне сейчас не гораздо лучше. Карл никак не может найти работы. Я сейчас тоже не в состоянии чем-либо заниматься. Квартиру мы оставили под залог. Машина сломалась, и денег, чтобы починить её, нет. Я не люблю жаловаться, особенно потому что во всем виновата исключительно я, но пусть тебе станет проще из-за того, что карма меня жестко наказала.

— Но ты продолжаешь быть с ним не только из-за… — Дуглас указал на живот, противясь мысли о том, как сильно хотел обнаружить Николь в этом положении вот только при других обстоятельствах.

— Нет. Это чистой воды случайность, — Николь постучала пальцами по животу, нервно рассмеявшись. — Я чувствую себя с ним иначе. Не хорошо и не плохо, но иначе. Ты вряд ли сможешь понять.

Дуглас понимал, как никто другой. Может быть, даже лучше самой Николь, но выдал в ответ лишь протяжный вздох.

— Карл рассказал мне о девчонке. Не думала, что ты начнешь спать со студентками, особенно так скоропостижно.

— Больше он тебе ничего не рассказал? — вымучено спросил Дуглас, взглянув на Николь, которая ехидно улыбалась, глядя вперед себя.

— Что она обвела его вокруг пальца, как ребенка. Должна признать, он был ею восхищен, — Николь снова начала ерзать на месте, не испытывая комфорта в теле, которое теперь приходилось делить на двоих. — Я не стала рассказывать ему о договоре. Вот только ты действительно доверился рассказать обо всем ей? Ты и меня не всегда посвящал во все свои дела, — хмыкнула женщина.

— Во-первых, она не моя студентка, — что, вероятно, было тоже не к лучшему. — Во-вторых, мы всего лишь хорошие друзья. И в-третьих, я никому ничего не рассказывал и вряд ли когда-нибудь это сделаю. Это дело не должно выплыть наружу.

— Карл утверждал иное, и я даже было обрадовалась. Было бы к лучшему, если бы стал двигаться дальше, — он не заметил, как ладонь в перчатке коснулась его теплой руки. — В любом случае она, должно быть, влюблена в тебя, иначе зачем тебя так рьяно защищать?

— Это не имеет значения. Она не имеет значения. Ничего не имеет значения, — он резко подхватился с места, сбросив ладонь Николь со своей. Её взгляд поднялся вверх следом за ним. — Было приятно увидеть тебя и остаться не проклятым, — с мнимой учтивостью произнес Дуглас, но шутка не сумела впечатлить Николь, что медленно поднялась следом, придерживая одной рукою огромный живот.

— Иногда мне кажется, что всё, чего нам не хватало, это нескольких приемов у психотерапевта. Затем смотрю на Карла и четко осознаю, что нам с тобой никогда не суждено было быть вместе, — она коснулась губами его небритой щеки и провела ладонью по следу своего поцелуя, будто бы стирая его. — И всё же мы должны были встретиться, чтобы только за тем научиться жить.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Счастливого Рождества, Николь, — сдавленно и тихо ответил Дуглас, когда их глаза ненадолго встретились. Пустота и покой — ничего более в ней не тревожило его душу.

— Будь счастлив, — она улыбнулась на прощание, прежде чем обернуться и уйти.

Он зашагал в другую сторону, испытывая смешанные чувства. Случайная встреча оставила по себе странные ощущения, но всё же оказалась приятной. Это была их точка. Мягкая, ровная, поставленная твердой рукой, после которой все последующие слова были лишними. Неизменно их отношения были осыпаны пеплом краха, к которому они всё привели, но теперь над ним поднялось солнце, и начался другой день. Своё начало положила другая книга.

Купив рождественские подарки для Бетти и Майкла, он рано вернулся домой. Отужинал исключительно приличия ради, но пить отказался. Заперся в своей комнате, упал уставший на кровать и подумал о Рози — что она теперь делала и о чем думала?

В то же время в своей квартире в Филадельфии девушка сидела у изголовья кровати и содрогалась от слез, которым впервые за долгое время дала волю. Плакала отчаянно и долго, не отдавая себе отчета в том, почему после стольких разочарований это ранило намного сильнее? Была ли это последняя капля или только первая с ощутимым привкусом горечи, щиплющим кончик языка? И в восемнадцать ей уже выдавалось, что одна жизнь успела закончиться, прежде чем должна была начаться новая, которую она больше не рассеет в напрасно болезненном чувстве.

Глава 18

Бри уехала, как и Реджи. Дуглас покинул город. С семьей по-прежнему не хотелось видеться. Свыкшаяся со своим одиночеством, Рози не должна была испытывать чуждые ей растерянность и пустоту, но ничего не могла поделать с тем, что они вонзили свои когти под её толстую кожу. Девушку охватила меланхолия, с которой она не знала, как справляться, а потому проживала дни в скуке, не возлагая больших надежд на то, что всё образуется. Рози не питала веры в то, что станет легче. Закаленная к разочарованиям душа не ожидала от сложившегося положения большего. Рози просто ждала, когда чувство опустошенности уйдет, оставит её в покое, но больших усилий к тому не прилагала.

Кроме того, чтобы замкнуться внутри себя, Рози более не знала, чем можно было заняться на время каникул. Ей ничего особо не хотелось, но, тем не менее, каждый день она едва ли не заставляла себя делать самые повседневные вещи, пока не начала в них же находить спасение.

Купила несколько кулинарных журналов и пыталась готовить. Больше всего её занимала выпечка. У неё всё подгорало, выпадало из рук, рассыпалось и никак не получалось, поэтому она прилагала всё больше усилий, выливая всё своё отчаянье и злость в занятие, никогда особо её не интересовавшее. Читала книги, часто убиралась, начала смотреть сериал. Никуда дальше ближайшего маркета и «Ужина с Барни» не выходила, не находя в этом ни охоты, ни смысла. Рози не было комфортно даже в том замкнутом пространстве, которым она себя окружила, внешний мир вовсе вселял ужас, будто должен был поглотить её всю целиком, растерев в пыль окончательно и бесповоротно даже те обломки, что девушка отчаянно пыталась собрать воедино.

Единственным местом, куда ей пришлось выбраться, был офис Клайва Стэнли, находившейся в другой части города, куда нужно было добираться автобусом. Стэнли не нравился ей, но всё же Рози прихватила пакет подгоревшего апельсинового печенья, которого теперь у неё было полно, и сходу предложила мужчине, чем сбила с толку.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Спасибо, я не голоден, — Клайв скромно улыбнулся, но когда выражение лица Рози осталось непроницаемо серьезным, осекся. — Наверное, я всё же попробую. Спасибо.

Он взял одно круглое печенье и откусил. Оно оказалось таким твердым, что он чуть было зубы не сломал о него, но всё же поднял вверх большой палец, чему Рози не стала внимать. По крайней мере, на вкус печенье оказалось достаточно приятным, невзирая на горькость пригорелой стороны.