Много снов назад (СИ) - "Paper Doll"

Глава 1

Пальцы выбивали ритм, застрявший в голове. Стоило услышать в такси знакомую песню, как та не выходила у Дугласа из головы. Посыл её был хорошим, что обнадеживало, потому что обычно в его голове застревали лишь грустные мотивы, отравляющие кровь синей краской, которую никак нельзя было из себя вымыть. Всегда оставалось только ждать, когда та раствориться, но, обычно, это был достаточно длительный процесс. К счастью, терпеливости ему было не отнимать.

Он оглядывался восторженно вокруг. Ничего не изменилось. Тот самый стол из красного дерева, изобильно покрытый лаком, сглаживающий поверхность. Дуглас постучал пальцами и по нему, ощутив под подушечками зов прошлого, которое, кажется, закончилось только вчера, уступив месту действительности, что едва ли не впервые не радовала мужчину. Стол был захламлен бумагами, бесконечное количество которых его всегда поражало. Полно их было и в папках, разложенных бережной рукой по цветам и алфавиту одновременно. В углу, как и прежде, стоял большой глобус, что, как он уже давно догадывался, был тайным хранилищем для алкоголя. Дуглас был бы не прочь немного выпить, чтобы унять в руках дрожь. Вазон в другом углу комнаты погиб ещё за незапамятных времен, когда он сам был студентом. Их было здесь полно — на подоконнике, шкафу, полу. За ними никто не ухаживал, и почему-то Дугласа это коробило. Глубокий зеленый цвет стен едва пробивался сквозь бесчисленные фото и грамоты, облаченные в тяжелые рамы. Он никогда не находил в них интереса, расценивая исключительно, как особый вид эгоизма, граничащей с нарциссизмом, которым мужчина никогда не был болен.

Он поднялся с удобного кресла, чтобы приоткрыть форточку. Ему было жарко в самый расцвет осени. Дуглас никогда не отрицал странности ни своего способа мышления, ни ощущений, ни привычек, хотя Никки любила указывать на это. Сперва ей выдавалось это его особенностью, позже — недостатком.

Вид за окном сумел заворожить Дугласа, привлечь его внимание. Спрятав сжатые ладони в карманы брюк, он оглядывал места прошедшей юности, вдыхая теплый воздух с улицы. Мужчина не мог поверить, как быстро прошла пора студенчества, о котором у него и времени не было вспоминать с тех самых пор, как он подкинул вверх шапку выпускника. Он ушел отсюда двадцати двухлетним перспективным молодым юристом, вернулся — тридцати двухлетним опозоренным на всю страну специалистом, которому больше некуда было податься, разве что в свою альма-матер.

Дуглас с любопытством рассматривал лица молодых людей, прогуливающихся после занятий по территории кампуса, находя в каждом из них себя. Ограниченные собственными амбициями, они не могли предусмотреть всех взлетов и падений, что ожидали их впереди. В конце концов, и он не был седовласым старцем, повидавшим жизнь, но пытался смотреть на все происходящее с ним трезво, особенно после недавнего происшествия, изменившего всю его жизнь вспять.

И всё же эта минута доставляла ему удовольствие. Шум улицы, громкий голос мистера Гудвина за тонкой дверью и неостанавливающиеся часы, неутомимо забирающие время, которое Дуглас мог провести в этом мнимой спокойствие.

— Прости, что заставил тебя ждать, — появление мистера Гудвина разрушило всё. Едва мужчина открыл двери, как бумаги на его столе разлетелись в разные стороны из-за сквозняка. Дуглас захлопнул в ту же секунду окно и принялся помогать запыхавшемуся старику собирать бумаги. — Сплошные неприятности. Что дома, что здесь, — он неуклюже упал на стул, заняв место за столом.

— Всё в порядке? — вежливо спросил Дуглас, совершенно не намерен заходить слишком далеко, как могло показаться случайному наблюдателю этого разговора. Ни в его тоне, ни в сдержанных жестах не было намерения заболтать мистера Гудвина или подлизаться к нему. В духе Дугласа было поддерживать разговор, едва тот начинался, и это было сродни привычки, от которой он не мог избавиться.

— Дочь опять чудит. Утомляет меня своими выходками, — Гудвин с тяжестью вздохнул, откинувшись на спинку шаткого стула. Потерев переносицу, мужчина надел очки и серьезно посмотрел на собеседника. — Не верь тем, кто утверждает, что дети — цветы жизни. Всё ложь, — Дуглас усмехнулся. Ещё несколько лет назад он хотел ребенка от Никки, но, наверное, ему повезло, что у них ничего с этим так и не получилось. — Или ты уже обзавелся?

— Нет, ещё не успел, — он не заметил, как пальцы снова принялись выстукивать по колену тот самый ритм. Его вдруг не было нужно одолевать волнение, которое мужчина находил приятным. Ему нравилось будоражащее кровь чувство, предвкушение предстоящей победы, чего он уже продолжительное время не испытывал из-за неудачно сложившихся обстоятельств. Дуглас был уверен, что разговор с Гудвином приведет к одному исходу. Кажется, всё уже было заранее решено.

— Тебе ещё и рано. Сколько тебе там лет, напомни-ка? — мужчина разыгрывал спектакль, в котором Дуглас подыгрывал ему, хоть и не знал слов пьесы, но ему был знаком стиль этого автора. Казалось, он нарочно растягивал их разговор, непонятно только зачем.

— Тридцать два.

— Правда? — Гудвин опустил очки на кончик носа, глядя на Дугласа так, будто тот врал ему в глаза, не робея при этом. Затем покачал головой, всё ещё не принимая того факта, что так было на самом деле. — Как незаметно прошли эти десять лет, — проворчал себе под нос, заставив Дугласа лишний раз улыбнуться. — Ладно, перейдем к делу. Как прошла встреча с президентом Гумбертом? — мужчина достал из-под стола внушительных размеров папку и открыл перед собой.

— Мы мило побеседовали. Кажется, даже нашли общий язык, — он чуть наклонился над столом, готовый подписать предложенный ему контракт в ту же секунду. Ему так не терпелось наконец-то почувствовать под ногами крепкую почву. Дуглас давно был избавлен чувства надежности и безопасности, и вернуть их себе обратно было идеей фикс последних нескольких месяцев его жизни.

— Неужели? Это достаточно странно, потому что когда я предложил ему твою кандидатуру он некоторое время сопротивлялся. Репутация всегда идет впереди нас, Дуглас. Похоже, ты совершил большую ошибку, но, к твоему счастью, до этого ты ни разу не оплошал, — тон Гудвина был, как и в прежние времена, скучно поучительным. Дуглас подавил зевок, выслушивая его речь.

— Наверное, мне повезло, что его дочь просто без ума от Джастина Бибера. Мне удалось трижды спасти его от общественных работ, — иронично ответил Дуглас, всё ещё не пересекая границ наглости, что была ему чужда.

— Должно быть, этот засранец оставил в твоем кошельке немало денег, — Гудвин рассмеялся вслух. Дуглас отметил, что смех мужчины стал грубее. Казалось, он мог сотрясать стены. Сам он не привык смеяться вовсе в силу сдержанности, к которой его ещё с детства приучила мать, и скромности, что порой мешала. В последний раз Дуглас смеялся, когда они с Никки только поженились. Мужчина с теплотой вспоминал первые дни брака, так неудачно завершенного. — Вынуждаешь сказать меня, что ты получил чёртову работу.

Декан юридического факультета Пенсильванского университета протянул перед Дугласом Рейвенгардом контракт, который тот и ожидал увидеть перед собой ещё с момента, как утром Гудвин позвонил ему и назначил встречу. Дуглас не мог удержаться от улыбки, которая слишком уж выдавала его внутреннее удовлетворение. Подобное он испытывал, подписывая договоры на большие суммы, которые мужчина получал за результат успешно сделанной работы, в чем он не оплошал, пока не доверился не тем людям. Волнение превратилось в сладостную радость, что растеклась по всему телу. Как только его подпись очернила бумагу, Дуглас почувствовал твердость земли под ногами.

Звонок Гудвина два месяца назад стал для него спасательным кругом. Скандальное увольнение в одной из проводных фирм Вашингтона повлекло за собой последствие — Дуглас нигде не мог найти работы. Его не принимали даже те фирмы, что прежде пытались переманить к себе. Журналисты первое время пытались выведать обстоятельства дела, успевшего набрать оборотов, невзирая на то, что открытым оставался главный вопрос — «Что же случилось на самом деле?». Этого никто не узнал даже спустя полгода, которые Дуглас провел без дела, и это, наверное, было его единственным достижением.