Укрощая хаос - Бен Гэлли

Каждый взгляд. Каждое постукивание ногой. Каждый треск брони. Я впитал в себя все это и бросил на пятый, последний замок.

Оттолкнув от себя свитки ногой, я присел и снова поднял инструменты. На моем лице окончательно застыл оскал. Мои колени начали дрожать. Последний замок дерзко отражал мои удары, но и он не мог устоять против моих острых отмычек. Я вспомнил лица жителей Аракса, которые насмехались надо мной, плевали в меня и проклинали, и эти лица я помещал на каждый рычажок, который мне противостоял. Они падали один за другим; я повернул накидной ключ, и пятый замок капитулировал.

Я встал, опустил инструменты и прижался лицом к двери. Шепот у меня за спиной беспокоил меня. Сейчас мне был нужен не шум, а мертвая тишина. Оставался только один циферблат и его замок смерти.

Клянусь, я чувствовал голод металла – я словно прижался к клетке, в которой сидел дикий зверь. Золотое колесо под пальцами было напряженным, словно сжатая пружина. Я расправил плечи, поставил ноги пошире, а затем, взявшись за стальные цветы, принялся поворачивать колесо. Я понятия не имел, в какую сторону нужно вращать, и механизмы замков не дали ни малейшей подсказки о том, как они устроены. Если я выберу не ту сторону, замок смерти сможет меня сожрать. И тогда все мои усилия окажутся напрасными, и я отправлюсь в небытие или, что еще хуже, окажусь на бесконечных равнинах мертвых, где буду выть на самого себя за то, что повернул ручку вправо, а не влево.

– Какой рукой пишет Фаразар?! – крикнул я, нарушив напряженное молчание.

Я почувствовал, что под моими руками что-то тикает: какая-то отвратительная шестерня внутри двери повернулась. Она ускорялась. Это плохо. Замок смерти готовился нанести удар.

Хирана фыркнула.

– Какое отношение это…

– Какой рукой?

Бабка и внучка посмотрели друг на друга, и в их глазах впервые появилось что-то, кроме ненависти. Хирана удивленно изогнула бровь. Сизин сложила руки на груди и задумчиво прищурилась.

– КАКОЙ РУКОЙ, СУКА? – заревел я.

– Левой! – рявкнула Сизин. – Чернила на его указах иногда расплываются.

Я топнул ногой, принимая решение и моля мертвых богов и любых других существ, которые сейчас слышали меня, даровать мне удачу.

Клац!

Колесо вздрогнуло; его внутренние зубцы встали над шестернями. Я услышал, как шестерня, отмерявшая время, вернулась в исходное состояние. Я вдруг заметил, что стальные цветы с одной стороны не так хорошо закреплены; равновесие было чуть-чуть смещено. Возблагодарив небо за небрежность мастеров, работавших над замком, я повернул колесо вправо.

Клац!

Еще раз – на удачу, и на этот раз никаких подсказок, которые могли бы меня спасти. Я собрался с силами, отклонился назад, подальше от убежища, и завопил, вложив в крик всю свою надежду.

С громким стуком что-то упало и остановилось внутри двери. Замок смерти. Я попытался отвести от него руки, но медные жилы стальных цветов вцепились в меня, приклеив к двери. Я почувствовал, что металл стал ледяным. Что-то глубокое и голодное потянуло меня к себе, словно разгневанное море, которое топит моряка. Я задергался, но дверь крепко держала меня.

У меня началась паника: из выгравированных на двери королей и древних пирамид появилось призрачное лицо. Темные сине-серые щупальца пара потекли из замочных скважин и начали сливаться воедино, пока не образовали ухмыляющийся череп. Когда мои ладони начали погружаться в металл, череп открыл рот, находившийся в нескольких дюймах от моего, и мимо меня полетел воздух, словно череп сделал вдох.

– Келтро! – донесся до меня еле слышный крик.

Голоса многих, которые слились в один. Некоторые из них я узнал.

Еще один голос – находившийся так близко, что мне показалось, будто заговорил череп – шепнул:

– Время еще не настало.

– Нет, твою мать, не настало! – взревел я и потянул руки на себя.

Я решил сыграть с замком в его собственную игру. Если он хочет забрать меня, ему придется со мной подраться. Я бросил свои руки внутрь двери, и холодный металл оцарапал меня, пролетая мимо. Я почувствовал душу, заточенную в двери. Я увидел ее – искалеченную, обозленную, много лет голодавшую. Я понимал, какую боль она испытывает, и на миг я разделил с ней место внутри двери. Я вселился в нее, а затем высвободился. Череп во тьме удивленно раскрыл рот.

Прежде всего я понял, что лежу на мраморном полу, на горе старых свитков, а моя голова опирается о скамью. Передо мной со стуком схлопывались стальные и медные цветы. Их странную смерть сопровождало жужжание и лязг металла. Раздался грохот, и дверь убежища, выпустив облачко пыли, раскрылась посередине. Шов – такой тонкий, что я его даже не заметил – раскрылся, давая представление о толщине двери. Почти два ярда, как я и предполагал. Две половины двери постепенно распахнулись.

Изможденный, я остался лежать у скамьи, а все остальные тем временем набились в приемную. Сторонники Культа Сеша остались в коридоре. Итейн у меня за спиной расталкивал копейшиков Хираны, пока будущая императрица и вдова сражались за право первой войти в убежище. Хотя они алчно взирали на то, как раскрываются плиты из золота и меди, я видел, какие взгляды они бросают на меня. Они смотрели на меня не с благодарностью, не как на победителя, а так, словно я обделался. Для них я инструмент, который сослужил свою службу. Но мне было плевать. Я просто похлопал по своим парам, радуясь, что остался цел. Только Темса смотрел на меня – этот взгляд я не раз ощущал на себе с тех пор, как меня вытащили из Никса. Мне никогда еще не доводилось смотреть в глаза отрубленной голове, и я понял, что мне это не нравится. На его лице застыла угрюмая гримаса. Если он и отводил от меня взгляд, то лишь для того, чтобы со злобой посмотреть на Просвещенных Сестер или на Даниба.

Хирана и Сизин расположились в противоположных частях комнаты, за стенами копий и брони. В дверном проеме появилась тонкая полоса света. Я почти слышал, как скрипят чьи-то зубы в ожидании исторического момента.

Через увеличивающийся проем я увидел желто-белый мрамор, фрески с сусальным золотом, шелка такие тонкие и прозрачные, что они были похожи на солнечные лучи. Наклонные стены сходились к золотому куполу, на котором сотня рубинов и изумрудов обозначала очертания созвездий. Где-то далеко вдали стояла незаправленная кровать с чисто белыми простынями.

– Отец, час расплаты настал! – взвизгнула Сизин, и эхо ее слов полетело по комнате.

Она взяла у одного из солдат меч и взмахнула им над головой.

Хирана, не желавшая уступать Сизин, которая в четыре раза ее моложе, тоже возвысила голос:

– Приготовься, Фаразар!

Я почувствовал, что воздуха в комнате стало меньше: люди сделали вдох и задержали дыхание. Двери убежища распахнулись и с грохотом остановились. Проем, окаймленный полосой тяжелого золота шириной в несколько ярдов, манил нас внутрь. Мраморный зал был огромен. Глядя на угол, под которым шли стены, я мог представить себе очертания верхушки Небесной Иглы. В глубоких нишах были грубо прорезаны узкие окна, через которые в зал втекал солнечный свет. Но самое интересно было то, что в убежище ничто не двигалось. Никаких призраков-слуг. Никаких напыщенных императоров. Никого.

Вдруг до нас донеслось еле слышное шарканье. Солдаты ткнули копьями в дверной проем. Хирана и Сизин встали почти плечом к плечу рядом с дверью; Итейн расположился между ними. Все приготовились к бою, но в этом не было необходимости. Я уже заметил на мраморе слабое сапфировое свечение.

– Отец!

– Выходи!

Пожилой лысый призрак вышел из-за дверей и немедленно упал на колени. На его коже было больше морщин, чем на бурдюке, но его морщины теперь превратились просто в темные линии в голубых парах. Простой серый льняной халат закрывал его тело от плеч до сандалий. На его халате было вышито золотое перо. Светился призрак слабо, словно вечернее солнце. Я не заметил на нем никаких ран, если не считать белого шрама, который бежал от уха вниз, под воротник.

Призрак уперся ладонями в мрамор, что-то неразборчиво бормоча – то ли молитвы, то ли извинения.

Хирана и Сизин наперегонки бросились вперед и встали по обеим сторонам от распростершегося на полу призрака. Вслед за ними бросились солдаты.

Вдова схватила призрака за рукав и поставила