Серебряная рука - Стивен Рэй Лоухед

перед моим внутренним зрением встала женщина, одетая в свободную накидку бледно-желтого цвета, с волосами цвета масла. Солнце упало на волосы, и они вспыхнули цветом светлого меда. На шее она носила ожерелье из крошечных золотых дисков, в каждый из которых был вплавлен красивый синий камешек.

— Привет тебе, Гэвин, — позвал я прежде, чем она или Лью успели заговорить. Я видел, как она легко улыбнулась. Ее глаза обратились сначала к Лью, а затем ко мне.

— Привет, Гэвин, — сказал Лью, и я заметил нарочитую бесстрастность его приветствия.

— Я и в мыслях не держала, что ты слеп, Тегид Татал, — весело сказала она мне, подходя ближе. — Я думаю, все ты видишь, только притворяешься слепым.

— А зачем мне тогда эта дурацкая повязка? — спросил я.

— Ничего в ней нет дурацкого, — не согласилась она. — Если человек, которого считают слепым, мог бы видеть по-настоящему, он увидел бы больше, чем кто-либо другой, ибо он увидел бы, как люди на самом деле относятся к нему. Со слепыми люди не таятся. Слепой видит их такими, какие они есть, и узнает их такими, какие они есть. В конце концов, слепой окажется мудрейшим человеком из всех.

— Мудро, — признал я. — Но, увы, со мной не так. В этом ты можешь быть уверена.

— А я все равно не уверена, — задорно ответила она. — Привет, Лью. Я думала найти тебя на тренировочном поле с Гаранау.

— Мы посмотрели на его уроки, — сказал Лью. — Но Гаранау не нуждается ни в чьей помощи, а уж тем более в одноруком воине.

Ответил он кратко и пренебрежительным тоном. Гэвин попрощалась с нами и пошла по своим делам. Я повернулся к Лью.

— Почему ты пытаешься ее прогнать?

— С какой стати? Ничего такого я не делаю!

— Она же любит тебя.

Лью рассмеялся, но довольно принужденно.

— Ты не перегрелся на солнце? Мне нравится Гэвин; на нее приятно смотреть.

— Тогда почему ты так ее встречаешь?

— Главный Бард, с чего это ты затеял такой разговор? — Он постарался произнести незаинтересованным тоном, но напряженность в голосе выдала его.

— Думаешь, ее волнует, что одна твоя рука хоть немного длиннее другой? Она любит тебя, а не твою руку.

— Да ну, ерунду ты говоришь!

— Или дело в том, что волки Мелдрина надругались над ней?

— Кто тебе сказал? — немедленно взъярился он.

— Прошлой зимой она долго болела. Лечилась от травм, полученных у Мелдрина. Ты спас ее, но ты же видел ее состояние — она предполагала, что ты знаешь. Она пришла ко мне и прямо спросила, не поэтому ли ты ее отверг.

— Прекрати, Тегид. Ты себя позоришь.

— Я?

— Да, ты.

Он был в гневе. Я прекрасно это чувствовал, когда он повернулся и пошел прочь. Он не согласился со мной, но это только еще больше доказывало, что я сказал правду. Другое дело, что моя правда попала в очень болезненное место.

Я шел берегом озера. Знал, что на лесистых склонах хребта найду среди сосен березовую рощу, вот там и будет первая поляна, где начнут обучаться будущие барды. Пока я шел, постукивая посохом по неровной земле перед собой, я мысленно выстраивал ряды Ученого Братства, начиная с самого низкого уровня: Мабиноги.

Те, кого я выберу, станут кавганогами и купаногами, и я начну обучать их искусству памяти, умение, необходимое для барда. Возможно, я найду кого-нибудь, в ком авен уже светится, как уголь, — это было бы лучше всего. Любой, кто сможет овладеть способностями, станет Филидом, затем Брегоном, затем Гвиддоном и, со временем, Дервидди. Из их числа будут выбраны Пандервидди, Главные Барды, по одному от каждого из трех древних королевств Альбиона. И однажды среди Главных Бардов Придейна, Ллогриса и Каледона восстанет Фантарх — Глава Бардов, который в тайной пещере будет петь Песнь Альбиона, поддерживающую это мировое царство.

Однако я тут же задумался: а появится ли когда-нибудь снова Фантарх? Будет ли Песнь Альбиона снова спета в Домайн Дорча? Сможет ли животворящая Песнь снова засиять светом в глубокой тьме?

Я остановился на берегу. Солнце согревало лицо и шею; ветерок с воды трепал волосы; птицы пели чисто и ясно. Здесь и сейчас мы в безопасности. Однако надолго ли? Я помнил слова пророчества бенфейт. И пока пророчество сбылось во всем. Быть по сему!

Среди стройных белых берёзок было прохладно. Я стоял неподвижно, ветви слегка шевелились у меня над головой. Свет играл на молодых листьях, на тонких стволах, скользил по густой зеленой траве рощи. Вот здесь и начнем, решил я. Здесь, в этой роще, я начну восстанавливать школу бардов Альбиона.

Работы непочатый край, зато цель хорошо видна. Завтра же и начну; найду молодых, готовых отправиться со мной в путешествие — мы будем изучать огамическое письмо, повадки птиц и зверей; тайные знания о дереве и воде, земле, воздухе и звездах; вспомним истории Анрута, Нуата и Эмана, Диндсенча и Кеталов, Великие Речи; изучим Законы о привилегиях и суверенитете; постигнем Четыре Искусства Поэзии, законы бардов, священные обряды нашего народа. Возможно, я найду того, в ком ярко пылает Имбас Фороснай, Свет Предвидения, а там, глядишь, появится и новый Оллатир.

Я задержался в роще и провел обряд освящения: срезал с трех берез три тонких веточки и сплел из них обруч. Прокатил его солнечным кругом по периметру рощи — три раза, а затем поставил обруч в центре рощи. Достал свой мешочек с Наугланом, и высыпал часть Священной Девятки в середину обруча; выложил трехлучевую звезду Гогирвена, символизирующую Три Луча Истины. При этом я напевал:

На крутом пути общего призвания,

Легко или тревожно нашей плоти?

В темноте или при ярком свете мы следуем за Тобой,

Ровна или камениста дорога под нашими ногами,

Даруй, о Благомудрый, Твое совершенное руководство;

Чтобы мы не упали и не заблудились.

В тенистых кущах этой рощи

Стань нашей долей и нашим проводником;

Даруй Aird Righ таланты Двенадцати:

Ветра штормов,

Грома бурных волн,

Луча солнечного света,

Медведя в семи борах,

Орла на высокой скале,

Лесного Кабана,

Лосося из быстрой реки,

Озера Глен,

Цветения вереска на холме,

Ремесла мастера,

Слова