Bromance. Книжный клуб спешит на помощь - Лисса Кей Адамс

— Зачем приехал? — Она отвернулась.

— Я переживал. Мы с Кэнди пытались до тебя дозвониться.

— Не хочу с вами разговаривать.

— Понимаю.

— Тогда возвращайся в машину и уезжай.

Однако Эллиотт подошел и указал на скамейку.

— Можно?

— Нет, — буркнула Алексис, тем не менее подвинулась. Позже разберется, для чего. Эллиотт сел и, положив ладони на колени, уставился на надгробие.

— Я приезжал сюда в прошлом году.

— Зачем?

— Хотел ей кое-что сказать.

Алексис скрипнула зубами.

— Надо было говорить ей при жизни.

— Верно. — Он заглянул ей в лицо. — Хочешь знать, что я ей сказал?

— Не очень.

— Сказал, что скучаю по ней.

Алексис вскочила.

— Вот только не надо опять начинать эту сказочку!

— Сказал, что она вырастила потрясающую дочь. Сказал, как мне жаль, что меня не было рядом все это время.

Алексис плотно обхватила себя руками и уставилась на надгробие. Губы дрожали, злость прожигала внутренности.

— Ты знал обо мне уже три года, но так и не связался, почему?

— Потому что трусил. Потому что мне было ужасно стыдно.

Алексис громко фыркнула.

— Ага, возьми с полки пирожок за адекватную самооценку и откровенность.

Он промолчал.

— Нечестно, — пробормотала она, уставившись на имя матери, выгравированное в камне.

— Нет.

— У меня была лишь она одна.

— Верно.

— Я хочу забыть все, что недавно узнала. Не хочу сидеть у могилы матери и злиться на нее из-за тебя. Ты понял? — Она резко обернулась и впилась в него разъяренным взглядом. — Из-за тебя я злюсь на собственную мать, которой уже нет в живых! Ты украл у меня нечто чертовски ценное — украл мой покой! — Голос оборвался.

Руки Эллиотта на коленях дернулись, будто от рефлекторной попытки обнять ее, утешить, но он мудро воздержался. Алексис шмыгнула носом.

— А теперь из-за тебя я еще и Ноа потеряла. Из-за тебя я в нем усомнилась и ужасно ранила.

— Прости, Алексис.

— Хватит извиняться! — Она плотнее обхватила себя, словно пытаясь физически сдержать лавину эмоций в груди. Лавину ярости. — Зачем ты приехал на самом деле? Чего хочешь?

Он встал.

— Хочу возможности загладить вину. Возможности быть твоим отцом.

— Мне не нужен отец! — Она подалась вперед, ярость подпитывала каждый шаг, каждое движение, каждое слово. — Понятно?! Мне не нужен гребаный отец! Ты мне не нужен! Никогда не был нужен! Мы и без тебя прекрасно справлялись!

Она ударила его в грудь — раз, другой. Он не двинулся с места, даже не вздрогнул. Алексис же хотела, чтобы он поморщился, чтобы сжался, чтобы рухнул на колени. Хотела, чтобы он страдал так же, как она. Чтобы окунулся в зияющую бездну, которая разрывала ее на части.

— Ты был лишь донором спермы, только и всего, понятно тебе?! — Она вновь ударила его в грудь. — Я прекрасно справлялась без тебя!

— Прости…

— Хватит! Замолчи! — Каждое слово сопровождалось очередным ударом. — Мне не нужны твои извинения и твои сожаления тоже не нужны!

— Что же тебе нужно, Алексис? — Он взял ее запястья. — Скажи, и я это сделаю.

— Извинись перед ней! — Алексис выдернула руки из его захвата и указала на могилу. — Встань перед ней на колени и умоляй простить за то, что разбил ей сердце! За то, что бросил ее, будто она ничего для тебя не значила. Извинись за все мечты, которые ей пришлось похоронить, за необходимость пахать на двух, трех работах ради меня. Извинись перед ней за то, что позволил умереть, не зная о твоих настоящих чувствах к ней!

— Я не могу, — хрипло проговорил он. — Не могу, потому что ее уже нет. Она умерла, Алексис. Я уже никогда не смогу ей всего этого сказать, и это осознание разрывает меня на части. Я могу лишь убедиться, что ты никогда не будешь чувствовать себя одинокой.

— Тогда забери мою гребаную почку, козел! Иначе ты умрешь, а я буду носить цветы на еще одну могилу. По-твоему, это я сейчас злюсь? Вот погоди, пока ты не умрешь.

— Именно поэтому я не могу согласиться на операцию. Мне нужно, чтобы ты вошла в мою семью по собственной воле и желанию. Но если ты станешь донором, то всегда будешь сомневаться, принял я тебя в семью из-за чувства долга и благодарности или из-за искреннего желания быть твоим отцом. — Он приподнял ее голову за подбородок, заглядывая в глаза. — А я правда хочу, чтобы ты стала частью моей семьи. Стала моей дочерью.

И тут внутри словно прорвало дамбу. Алексис спрятала лицо в ладони и расплакалась — вскоре плач превратился в целый поток слез, громких всхлипов и тяжелого рваного дыхания.

Эллиотт подался ей навстречу и заключил в крепкие объятия — первые настоящие объятия отца и дочери: возникли странные и неловкие ощущения, но в то же время новые и исцеляющие. Он был теплым и пах кондиционером для белья. Алексис опустила руки, которые безжизненно повисли вдоль тела — не отвечая взаимностью, но и не отталкивая. Казалось, обняв его, она предаст маму, а она пока не была готова заходить так далеко.

Вероятно, почувствовав ее сопротивление, Эллиотт отстранился. Алексис принялась с повышенным интересом рассматривать траву у ног, вытирая заплаканное лицо.

— Можно задать вопрос? — спросил он, пряча ладони в карманы. Она лишь безразлично пожала плечами. — Что насчет Ноа?

Саднящее сердце вновь болезненно сжалось.

— В каком смысле?

— Что между вами произошло?

Она холодно на него взглянула.

— Боюсь, это тебя не касается.

— Понимаю. Можно спросить что-то еще? — Она вновь пожала плечами. — Ты его любишь?

Щеки вспыхнули. Неловкость разговора начала переходить все возможные границы.

— Не обязательно отвечать, — поспешил добавить он. — Но могу я дать непрошеный совет? Совет человека, который прожил в браке тридцать лет?

Алексис подавила желание сказать, куда именно он может засунуть себе этот совет, ибо действительно в нем нуждалась, что взбесило ее еще больше. Хотя по-своему