Госпиталь брошенных детей - Стейси Холлс

них хочу. Вечером, когда дом был тихим и безжизненным, дверной молоток застучал снова, и Амброзия поднялась на крыльцо с мягким розовым существом в руках, похожим на ободранного кролика на кухне у Марии. Когда она вручила мне новорожденную девочку, я скованно приняла ее, посмотрела на ее тонкие шелковистые ресницы и крошечный носик. Она была размером с домашний мешок муки, и тогда я почувствовала, что моя жизнь неотвратимо изменилась и перешла от заведенного порядка к хаосу.

– Как мне ее назвать? – спросила я в тускло освещенной прихожей.

– Как насчет Марианны, в честь нашей мамы?

Я покачала головой. Это имя не принесло ей счастья.

– Шарлотта? – предложила я.

Амброзия просияла.

– Шарлотта Каллард, – сказала она. – Звучит великолепно!

Доктор Мид молча выслушал мою историю, играя желваками на скулах. Его взгляд не отрывался от моего лица. За все годы нашего знакомства он ничего не знал о многих вещах из моей жизни – о гибели моих родителей, об изменах Дэниэла и о том, что я не родила ему ребенка, но он из могилы подарил мне дочь.

Когда я закончила свой рассказ, дневной свет заиграл на крышах дальних домов. Доктор Мид молча сидел, прикасаясь к уголкам губ знакомым беспокойным жестом, к которому я уже давно привыкла и боялась не увидеть его снова. Его молчание было невыносимым.

– Я вам отвратительна? – спросила я.

Он продолжал хмуриться. Я надеялась на немедленный ответ, но не получила его.

– Нет, – сказал он после долгой паузы.

– Вы считаете меня эгоисткой?

Он снова ответил «нет», но глубоко вздохнул и взял в руки игрушку Шарлотты – волчок, валявшийся на полу. На его лице я видела осознание, растущее понимание той прохладной привязанности, которую я испытывала к Шарлотте, и почему я не усаживала ее на колено, как матери на картинках. Наконец он посмотрел на меня и задал простой и неожиданный вопрос:

– Почему вы мне не сказали?

Я хотела ответить и уперлась взглядом в полосатые обои за спиной доктора Мида.

– Полагаю, я думала, что вы сочтете меня слабовольной, – медленно сказала я.

– Каким образом?

– Или никуда не годной. У каждой женщины есть цель выйти замуж, а каждая жена хочет стать матерью. Какая женщина станет растить и воспитывать чужого ребенка?

– Но женщины берут на воспитание приемных детей во всем Лондоне, по всей стране. Мужчины снова женятся после смерти своих жен; тогда родственники берут их детей от предыдущей жены к себе. Некоторые женщины очень хорошо справляются с этой задачей, другие хуже, но вы с Шарлоттой являетесь матерью и дочерью во всех отношениях, не считая кровного родства.

– Шарлотта – незаконнорожденный ребенок, а мы с Дэниэлом были мужем и женой. Вы должны понять, почем я поступила именно так: она не должна была узнать, что родилась от другой женщины. Разумеется, Амброзия знала об этом, а служанки должны были догадаться, потому что ребенок появился внезапно, а я не собиралась рожать. Но если бы я рассказала кому-то еще – хотя у меня мало собеседников, – это могло бы дойти до ушей Шарлотты.

– Я понимаю, почему вы ей ничего не сказали. Но сейчас я чувствую себя обманутым, причем дважды.

– Дважды?

– Вами и Элизой или Бесс, как бы ее ни звали на самом деле. Как вам известно, сначала она назвалась Бесс. Потом она заявила, что это вымышленное имя, и она придумала его, чтобы избежать позора. Я поверил ей. Я сочувствовал ее положению.

– Не ставьте меня наравне с ней. Она лгала вам ради собственной выгоды; она коварно разыграла нас обоих. Более того, она ежедневно обманывала меня. Как вы можете сравнивать нас?

Он сокрушенно покачал головой, признавая свое поражение.

– Мне хотелось бы, чтобы она была откровенной со мной, но ей пришлось обмануть меня. Представьте, если бы она пришла ко мне и заявила, что ее дочь находится у вас! Я бы решил, что она сумасшедшая. По меньшей мере, я бы прогнал ее. – Он провел по губам костяшками пальцев. – И теперь я в полной мере чувствую себя ответственным за то, что впустил ее в ваш дом и в вашу жизнь. Но я все равно сочувствую ей.

– Как вы можете так говорить? Она украла моего ребенка.

– Она могла бы сказать о вас то же самое!

Жесткость его тона была пугающей. Он немедленно извинился, и думаю, сделал это искренне, но было уже поздно: что сказано, того не вернешь.

– Разумеется, это сложная ситуация, – продолжал он. – Нельзя так просто обвинить ее в воровстве, ведь она мать девочки.

Я гневно уставилась на него.

– Не понимаю, что вы имеете в виду.

– Суд не будет наказывать женщину, которая выкрала собственного ребенка.

– Ничего подобного, – отрезала я. – Это я вырастила и воспитала ее. Я одевала ее. Я давала ей уроки и нянчилась с ней, когда она болела. У меня больше прав на нее. Я не шлюха, которая оставила новорожденного ребенка в каком-то приюте, где полно больных детей!

Он болезненно поморщился от этих слов.

– Кроме того, помимо ее слов, нет никаких доказательств, что ребенок принадлежит ей.

Он уставился на меня.

– Вы готовы обмануть мирового судью и назвать ее лгуньей?

– Я не загадывала так далеко вперед.

– Лучше подумайте об это сейчас, Александра, потому что кража ребенка – тяжкое обвинение! Вы хотите, чтобы ее повесили?

Я промолчала, чувствуя, что он испытывает меня и внимательно наблюдает за мной с тревожным ожиданием. По его лицу промелькнула тень; потом он настороженно кивнул и встал.

– Спрошу ночного сторожа, нет ли новостей, – сказал он и вышел из комнаты, не глядя на меня.

С тех пор наши отношения стали прохладными, словно это кошмарное происшествие покрылось слоем льда, и я не могла решить, что хуже: горе или позор.

Я обнаружила Шарлотту в ее спальне; она ничком лежала на кровати и плакала так, словно ее сердце разрывалось на части. Она была голой до пояса, носила драные мальчишеские штаны и выглядела так, словно ее достали из сточной канавы. В некотором смысле так оно и было. Я опустилась на колени возле кровати.

– Не плачь, – сказала я. – Теперь ты дома, зачем плакать?

Она зарыдала еще сильнее. Где Агнес? Я встала, совершенно не понимая, как можно ее утешить, и прошлась по комнате, зажигая свечи. Мне хотелось, чтобы рядом был кто-то еще – Амброзия, доктор Мид. Они бы знали, что делать.

Бесс знала бы, что делать.