Госпиталь брошенных детей - Стейси Холлс

– Это потому, что Нед выдал ее.

– Нед?

– У меня есть для него другое прозвище. Даже несколько прозвищ. – Он посмотрел на свои ногти. – Полагаю, он заключил сделку с вами.

Это не было вопросом. Я снова покраснела и ощутила замешательство, потом раздражение.

– Он пришел ко мне вечером перед тем, как мистер Блур привез Шарлотту, и заявил, что знает, где она окажется в полночь. Я не заплатила ему.

– Но собираетесь заплатить?

– Я еще не решила. Но я не буду раскаиваться, если обману мошенника.

По его лицу промелькнула тень улыбки.

– И я тоже, миссис Каллард.

– Как вас зовут?

– Лайл.

– И вы думаете, я поверю этому? Бесс пришла сюда под фальшивым именем; не вижу причин, почему вы не станете делать то же самое.

– Меня зовут Лайл Козак. Ну, на самом деле меня зовут Зоран, но я назвался Лайлом, поскольку это больше похоже на английское имя. Только моя старая majke[25] зовет меня Зораном.

– И вы говорите, что дружите с Бесс?

– Бесс, Элиза, Элизабет, как бы ее ни звали. Да, я хорошо знаю ее.

– По крайней мере, один из нас может этим похвастаться, – сказала я. – Как выяснилось, я совсем не знаю ее. Где она?

– Залегла на дно. Вот о чем я хотел поговорить: она просит вас оказать любезность и побеседовать с ней.

Я уставилась на него.

– Разумеется, она знает, что вы не выходите на улицу, поэтому не предлагает вам встретиться в каком-нибудь трактире в Клеркенуэлле. И она не надеется, что вы пригласите ее на чай. Сегодня в три часа дня она будет в часовне госпиталя для брошенных детей; она искренне надеется увидеть вас там.

– Вот как? Можете передать ей, мистер Козак, что меня глубоко возмущает ее надежда на примирение после такого жестокого обмана с ее стороны. Если помните, она украла моего ребенка.

– Она украла собственного ребенка.

– Как я и сказала, я не пойду туда. А если вы снова проникнете в мой дом, то ночной сторож наденет вам наручники.

– О! Который из них? Я знаком со всеми.

Его глаза весело заблестели. Он умел приводить собеседника в бешенство; разговор с ним напоминал игру в теннис.

– Вы забыли, что я пользовалась услугами частного сыщика. Я могу снова нанять мистера Блура; у него есть связи с мировыми судьями.

– Ах, этого надутого чудика? Он не сможет поймать даже простуду. С таким же успехом вы могли бы нанять слепого попрошайку. Кроме того, ему же не удалось поймать ее, верно? Ее сдал собственный брат, подлец с черной душонкой.

– Разве она не сговорилась со своим братом, чтобы поделить деньги?

– Вы и впрямь думаете, что она променяла бы на деньги собственную дочь после всех трудностей, которые она вытерпела, чтобы вернуть девочку?

– Значит, брат предал ее. Уверена, она этого заслуживает.

– Вы оставили ее ни с чем. Но даже ни с чем она в десять раз лучшая женщина, чем вы.

Страх и ярость боролись во мне.

– Вы ничего обо мне не знаете, мистер Козак. Я ведь могу изменить свое мнение. Одно слово мировому судье, и я уверена, что они найдут место в Ньюгейте для воровки детей.

– Вам нужно быть аккуратнее с такими угрозами, мисс Каллард, – тихо сказал он со злорадной усмешкой на губах. – Вы, светские дамы, понятия не имеете, что это такое. Вы сидите в своих гостиных и нежитесь на перинах, потому что тюрьма не для таких, как вы. Вы читаете об этом в газетах, но для вас это забавные истории. Идеи и представления. Я могу рассказать вам, что это такое на самом деле, как это будет для Бесс. Начнем с того, что у нее нет денег, а тюрьма, видите ли, – это коммерческое предприятие. Там хотят получать прибыль. Если у вас нет денег, вы не можете прийти в гостиницу и потребовать стол и ночлег – вас просто выставят на улицу, не так ли? Итак, нашей Бесс придется раскошелиться даже за то, чтобы попасть в тюрьму. – Он стал считать на пальцах. – Потом за кровать и белье, за еду и питье… да, и если вам не хочется, чтобы кандалы натерли вам кожу до крови, тюремщик возьмет с вас плату за удовольствие избавиться от них. Как вам известно, она не может себе этого позволить; значит, как и другим несчастным душам в этой вшивой тюрьме, ей придется есть крыс и мышей, с которыми она будет делить свою камеру. Это смертный приговор, только более жестокий и позорный, чем виселица в Тайберне.

Возможно, даже не крысы и вши будут главной причиной ее страданий, – продолжал он, вернувшись к добродушному тону, пока я слушала его, оцепенев от ужаса. – Полагаю, понадобится не меньше недели, чтобы дойти до такого отчаяния, и возможно, она раньше умрет от потницы. Я сомневаюсь, что тюфяки, которые выдают заключенным, кто-нибудь чистил после чумы, так что она может заразиться и скончаться еще до вашего чаепития во второй половине дня. А все потому, – он хлопнул ладонью по столу, заставив меня содрогнуться, – все потому, что ваш муж заделал ей ребенка. Не очень-то справедливо, правда? Мне известно, что ему было отказано в плотских утехах супружества, упокой Господи его душу, но Шарлотте нет смысла становиться сиротой, если этого можно избежать. Вы согласны?

Мой голос дрожал.

– Если бы только она обратилась ко мне с самого начала и объяснила, кто она такая…

Лайл тихо рассмеялся.

– Тогда бы вы сразу отдали ей ребенка, да? «Прошу прощения, миссис, могу ли я попросить вас вернуть мою дочь, о которой вы заботились все эти годы? Большое спасибо за ваше великодушие, а теперь мы пойдем отсюда». Действительно, почему она не подумала об этом? Ей стоило всего лишь постучаться в вашу дверь бронзовым молоточком! Вы бы не погнали ее прочь; готов поспорить, вы бы пригласили ее на чай с пирожными!

Я прикрыла глаза.

– Я не чудовище. Что бы вы обо мне ни думали, я не злой человек. Я бы не прогнала ее.

– Вы бы не прогнали ее? Вы бы даже не подошли к двери.

Правота его слов лишила меня дара речи. Потом дверь гостиной открылась, и Агнес вскрикнула, когда увидела нас.

– Агнес, – спокойно сказала я. – Мистер Козак как раз собирался уходить. – Я повернулась к нему и холодно добавила: – Доброго вам дня.

Я осталась сидеть. Он смерил меня долгим взглядом, потом встал и аккуратно поставил на стол стеклянное пресс-папье.