Великая война. 1914–1918 - Джон Киган

Фалькенхайн не имел, но прекрасно понимал, что союзники ждут мощного подкрепления. Вскоре они удвоили свои силы, противостоящие немцам на Западном фронте, хотя уже почти исчерпали человеческие ресурсы. Число дивизий удалось увеличить только после уменьшения штатного состава каждой, с расчётом на то, что сокращения в живой силе компенсируют пулемёты и артиллерия. Этот процесс уже шёл. Тем не менее резервы подходили к концу…

В таких обстоятельствах Фалькенхайн убедил себя, что 1915-й должен стать годом наступления на западе и обороны на востоке. Это будет составной частью политики по принуждению России к сепаратному миру. Однако полномочий для осуществления своего плана у начальника немецкого Генерального штаба недоставало. Хотя кайзер, будучи Верховным главнокомандующим, когда Фалькенхайн оставил пост военного министра, утвердил его на новой высокой должности, он отдавал себе отчёт, что не может соперничать с Гинденбургом, победителем при Танненберге, и Людендорфом, главой восточных территорий (Обер Ост). Фалькенхайн не мог идти против их воли и был вынужден соглашаться с тем, что предлагали они. Более того, Людендорф развернул активную кампанию, чтобы ограничить полномочия начальника Генерального штаба, которые в немецкой военной системе не были чётко определены. Если Жоффр в прифронтовой зоне осуществлял власть правительства, а Китченер, назначенный после начала войны военным министром Британии, также являлся Верховным главнокомандующим, то Фалькенхайн не был ни главнокомандующим — эта честь принадлежала кайзеру, — ни его первым заместителем, поскольку между ним и Вильгельмом II стоял Военный кабинет, не имевший исполнительной власти, но обладавший огромным влиянием[332]. Именно через Военный кабинет Людендорф начал плести свою интригу. Его поддержал Бетман-Гольвег — канцлер в полной мере разделял восхищение немецкого народа Гинденбургом. В январе 1915 года он выступил на заседании Военного кабинета с предложением заменить Фалькенхайна Гинденбургом, чтобы развернуть главное наступление на востоке. Члены Военного кабинета напомнили канцлеру, что кайзер ценит Фалькенхайна — друга юности — и доверяет ему, а Людендорфа недолюбливает за непомерное честолюбие. Бетман-Гольвег не успокоился. Он связался с майором фон Хефтеном — агентом Людендорфа в Ставке Верховного командования, и тот предложил канцлеру обратиться к кайзеру напрямую. Бетман-Гольвег так и сделал, но кроме того заручился поддержкой императрицы и кронпринца в защиту восточной стратегии Гинденбурга и Людендорфа. Фалькенхайн дал отпор. Сначала он потребовал от Гинденбурга, чтобы тот подал в отставку, хотя с учётом общественного мнения в Германии это было невозможно, а затем устроил перевод Людендорфа из штаб-квартиры Восточного фронта в австро-венгерскую армию в Галиции.

Гинденбург попросил кайзера вернуть Людендорфа, но монарх посчитал, что это уже не разногласия, а дрязги. Вильгельм II решил, что авторитету Верховного командования брошен вызов. Тем не менее настоять на своём у него воли не хватило. На него давили жена, сын, канцлер и даже отправленный в отставку Мольтке. Кайзер не хотел жертвовать дружбой с Фалькенхайном, но при этом понимал, что должен также поддержать Гинденбурга и дать ему максимум возможного. Компромисса всё-таки удалось достигнуть. Фалькенхайн, несмотря на обиду, решил не настаивать на отставке Гинденбурга, помирился с ним и согласился вернуть Людендорфа в штаб Обер Ост. Гинденбург, понимая, что Фалькенхайна сместить не удастся, удовлетворился полученным обещанием перебросить войска с запада на восток и гарантированной свободой действий. Он надеялся, что сможет получить дополнительные соединения, если убедительно обоснует необходимость наступления, которое свяжет русскую армию и стабилизирует всё ещё неспокойный Восточный фронт. Именно эти надежды лежали в основе плана возобновления битвы к востоку от Кракова, результатом которого должен был стать прорыв линии Горлице-Тарнув в мае. Тем временем споры между сторонниками активных действий на западе и на востоке так и остались неразрешёнными[333].

У союзников таких серьёзных разногласий не было. Несмотря на отсутствие какого-либо общего международного командования, наподобие Объединённого комитета начальников штабов, который успешно координировал англо-американскую стратегию во время Второй мировой войны, неформальное взаимодействие между британским и французским Генеральными штабами оказалось достаточно эффективным. Точку зрения русских сообщали офицеры связи, прикомандированные к французскому и британскому штабам. В целом взгляды фельдмаршала Френча и генерала Жоффра совпадали. У Жоффра была одна задача: изгнать врага с территории своей страны. Френч разделял её, хотя мотивы у него были иные — не горячий патриотизм, а расчётливая стратегия. Любопытно, что он, подобно Гинденбургу, считал, что исход войны решится на Восточном фронте. Тем не менее Френч был убеждён, что, «…пока русские не завершат дело»[334], правильной политикой для Британии будет использование всех имеющихся в её распоряжении войск для операций на Западном фронте. Численность их стремительно росла. К началу 1915 года британские экспедиционные силы стали достаточно большими, чтобы разделить их на две армии — 1-ю и 2-ю. Во Францию прибывали многочисленные территориальные формирования, а также первые дивизии добровольцев из армии Китченера. Вскоре британцы смогли сменить союзников на некоторых участках фронта и были готовы организовывать наступления по собственной инициативе.

Вопрос: где именно? Первоначальный план сосредоточить усилия на побережье Бельгии, при поддержке британских и бельгийских войск Королевским флотом, вызвал возражения Адмиралтейства: лёгкие суда не устоят под огнём немецкой береговой артиллерии, а для линейных кораблей манёвры в таких тесных водах слишком рискованны[335]. Планы использования войск против австрийцев тоже оказались нереализуемыми. Какой бы слабой ни казалась в военном отношении Австро-Венгрия, для атаки с моря она была практически неуязвима, ведь Адриатика — это, по сути, «внутреннее озеро» империи, вход в которое британскому и французскому флоту преграждали австрийские подводные лодки (заметим, кстати, что в то время все субмарины большую часть времени проводили в надводном положении и по сути были погружающимися лодками — надводными кораблями, которые могли уйти под воду для атаки в светлое время суток или для того, чтобы скрыться от вражеских кораблей) и дредноуты — появившиеся в начале XX столетия военные корабли, характерной особенностью которых было однородное артиллерийское вооружение (большое число орудий только крупного калибра). Храбрую Сербию можно было поддержать через Болгарию, которая, хотя и не участвовала в войне, была настроена недружелюбно, или через Грецию, благоразумно сохранявшую нейтралитет. Если Италия вступит в войну на стороне союзников, что выглядело все более вероятным, это усилит давление на Австрию, но не поможет Сербии и не откроет Адриатику, поскольку итальянские дредноуты базировались на Средиземном море. Румыния, симпатизировавшая союзникам, не могла рисковать вступать в войну до тех пор, пока русские не одержат верх на Восточном фронте. Таким образом, единственным регионом за пределами Западного фронта, где Британия могла использовать свою растущую мощь для независимых действий, оставалась Турция, 31 октября присоединившаяся к военному союзу Германии и Австрии.