Я сделаю это сама - Салма Кальк

той квартиры, но всё равно я за то, чтобы куры жили отдельно от меня.

В общем, оглянуться не успели, как Дарёна с Настёной сидели, вцепившись друг в друга, на лавке в моей парадной зале. Пелагея наливала горячую похлёбку, Меланья резала хлеб, Ульяна с шутками и прибаутками доставала принесённые из дому солёные огурчики и сопливые маринованные маслята.

Выдыхай, Женя. Всё в порядке. Сейчас ещё глянуть, без чего никак, и ночевать будешь уже в своём доме.

25. Ещё один шаг вперёд

25. Ещё один шаг вперёд

За обедом выяснилось, что маленькие комнаты вымыты и готовы к тому, чтобы начать уже в них жить.

- Мари, возьмёшь Меланью к себе в комнату? Раз мы Дарью с дочкой сюда жить позвали?

- Возьму, - степенно кивнула Марьюшка. – Госпожа Женевьева, а вы как же?

- А я хочу захватить себе отдельную спальню, - сообщила я.

- А вдруг вам подать что-нибудь понадобится? Или принести? – она, кажется, искренне не понимала.

Что такого мне может быть нужно подать, с чем я сама не справлюсь? Ведро помойное?

Кстати, туалетный домик во дворе был. Не рядом с крыльцом, сбоку, возле бани. И насколько я успела заметить, такие домики себе построили далеко не все. Кто-то выливал помойные вёдра в угол забора, а кто-то, по ходу, просто ходил под тот забор или под какой куст. Но это летом, а зимой, которая, как известно, близко? С голым задом в снегу под забором не насидишься. И вообще, недолго застудить себе что-нибудь ценное. Поэтому нужно подумать, как быть.

- Я позову, - положила Марье руку на плечо, успокоила.

Не нужно спать со мной в одной комнате, пожалуйста. Я хочу того, одна. Одурела уже среди толпы.

Кажется, она прониклась. И тут же приговорили – из трёх свободных комнат моя посерединке, она самая большая, в ней есть кровать, и сейчас нужно примерить, подойдёт ли к кровати перина. Та, что ближе к кухне, достанется Дарёнке с Настёнкой, а та, что ближе к залу – Марье с Мелаеньей. Меланья обрадовалась, расцеловала Марьюшку, поклонилась мне и побежала устраивать себе постель на лавке. Сказала – ей на лавке привычно и хорошо.

Дарья бы так и сидела, обхватив дочку, если бы я невежливо не взяла её за плечо и не попросила пойти со мной в их будущую комнату.

- Так, слушаем сюда. Кровать есть, с перинами, матрасами и прочим постельным бельём пока сложности. Но вроде бы у вас там что-то было своё, я правильно понимаю?

Я глянула посуровее, чтоб не молчала. Дарья кивнула, не поднимая глаз.

- Вот и отлично. Сейчас Алёшку попросим, чтоб всё принёс, и устраивайтесь тут. Чай на закате, ужин по темноте. Что ещё сегодня будет – в душе не ведаю. Если вопросы какие – то ко мне, если меня рядом нет – то к Марьюшке или Меланье.

Дождалась кивка о том, что меня услышали и как-то поняли, и пошла дальше командовать. Хотя кем командовать-то – все при деле, Пелагея посуду моет после обеда, Ульянка вот только свободная. Значит, пойдём дальше с Ульянкой.

Я подумала, что с периной разобраться ещё успею, а пока есть ещё разные вопросы гигиены, например – баня. В неё заглядывали разок, да и только. А хорошо бы уже пробовать топить и мыться. Потому что.

- Баня – дело хорошее, - кивала Ульяна. - Как без бани-то? У вас-то, поди, в вашем чужедалье, ни одной бани-то и не было?

- Ванна была, - я мечтательно вздохнула. – С проточной горячей водой.

Мало ли, что там есть в этой неведомой мне Франкии! Если у них там маги через одного, может, уже и водоснабжение у них какое нормальное есть, и канализация?

- У Старого Лиса была такая бадья, большая, в неё можно было прямо целому человеку забраться, и сидеть, пока вода не остынет. Или мыться прямо там, - говорила тем временем Ульяна. – И он говорил, что ему так привычнее, чем в бане.

- Понимаю его, - вздохнула я. – А та бадья куда делась? Добрые люди в хозяйство приспособили?

- А в ней Маруся капусту солила, - сообщила Ульяна. – Никто ж не думал, что понадобится.

- Кто у нас Маруся? – надо же знать.

- Так соседка твоя, с другой стороны. Там, - она показала в ту сторону, откуда мы привели Дарью с дочкой, - Егорка, а тут, – тычет в другую сторону, – Маруся. Её муженёк, Федот, с Пелагеиным Гаврилой на корабле ходит, и сынок старший, Ванятка, тоже. А остальные трое малы ещё.

- Малы – это сколько? – чтобы понимать

- Десять, семь и пять. Старшему семнадцать стукнуло нынче. Затем дочка, Нюра, ей четырнадцать. Ещё дочка, Агафья, ей двенадцать. И потом трое младших мальчишек.

Ничего так. Я оглядела соседский дом – один этаж, окошек много, но не слишком. Как они там все помещаются? Привыкли, наверное.

А Ульянка наша уже подошла к забору и кричала:

- Маруся! А Маруся! Выйди-ка!

Дверь скрипнула, на крыльце появилась Маруся – плотная, крепко сбитая, лет на пять меня помоложе. Уставшая.

- Здрава будь, Ульяна, чего голосишь?

- И тебе здоровьица. Чего соседям помогать не идёте? С вами-то побыстрее было бы, да повеселее.

- Митенька приболел, что-то жар у него. Ты Дуню нашу не видела?

- Видела, она к себе пошла. Ночь у Дарёнки просидела. Уже завтра, наверное, придёт. Ты раз сама при деле, так хоть девчонок пошли, что ли.

- Ладно, - не стала спорить та. – Сейчас придут.

- Маруся, стой, - я кое-что придумала.

- Чего ещё? – обернулась та.

- Если жар, растереть бы.

- Было бы, чем, - вздохнула та. – Федот, холера такая, выпил всё до капли.

- Пошли, налью, - я кивнула на дверь чёрного хода.

Та уставилась на меня, будто впервые увидела. А Ульянка закивала:

- Иди, иди, пока Женевьева Ивановна не передумала. Она барыня больно важная, может и передумать, пока ты рассусоливаешь.

Маруся нерешительно сошла с крыльца и двинулась в сторону дыры в горелом заборе, а я пошла в винокурню. Всякие флаконы и склянки