Одновременно: жизнь - Евгений Гришковец

Мы не европейцы. Я не европеец. Но казалось… Мне казалось, что мы движемся в правильном направлении, что мы, хотя бы некоторые, приобрели европейский лоск, манеры, повадки, желания, а кто-то даже – недвижимость. В 2004 году, десять лет назад, сразу после того, как победила оранжевая революция, я радостно писал приятелю в Киев: «Дружище, мы такое поколение, которое родилось в XX веке и ещё в СССР… Но мне кажется, что мы первые, у кого есть шанс встретить спокойную и благополучную старость в наших странах». Какие наивные слова!

Так к чему всё это? А к тому, что надо просто осознать и принять нашу столь необъяснимую и при этом очевидную неразрывность. Осознать, что мучения, беды и переживания – надолго. И что мучиться будем вместе. Никто в одиночку из этих мучений не выйдет: либо вместе, либо никак. С этим можно не соглашаться, этого можно не хотеть. Я лично никаких мучений не хочу. Но так будет, если будем друг друга продолжать терзать. Шансов расстаться у нас нет никаких. Значит, надо научиться жить вместе во враждебном нам вместе мире. Украинцы думают, что им теперь все друзья. Они так думают, потому что неевропейцы. Европейцы не были бы так наивны. Мы же, в сущности, не враги. Даже тот, кто желает моей смерти только из-за того, что я русский, всё равно мне не враг. А я не враг ему. Он просто меня ненавидит, а его сильно не люблю. Но нам не разорваться. Почему? Да по вышеперечисленным мной причинам и ещё по миллиону таинственных, непостижимых причин, которые кроются в истории, в мироустройстве и миропорядке, в Божьем Промысле и просто в каждом отдельном неевропейце-русском и неевропейце-украинце, хотим мы этого или не хотим. Сейчас – не хотим. Сильнее, чем когда-либо.

Мне самому непонятны те очень неевропейские обида и гнев, которые во мне закипают и с которыми я ежедневно последние пять с лишним месяцев борюсь. И мне непонятен гнев с берегов Днепра или с берегов Десны, откуда с Черниговских земель пошла моя фамилия, мой род и предки… Мне непонятно, почему всё так происходит. Мне датчанин или фламандец гораздо понятнее, чем житель Чернигова или Житомира. Почему? Да потому, что фламандцы и датчане для меня существуют как-то все вместе, и в целом они если не на одно лицо, то на какой-то один общий и скучный характер. Мне они как-то понятны, потому что понимать я их не желаю. Мне они не очень интересны. Я не европеец.

Мне неинтересна сегодняшняя Европа. Мелочная и трясущаяся над своими ускользающими в небытие устоями, плачущая о своём былом комфорте и величии. Нет и не будет той Европы, которую любили Достоевский, Гоголь и Чехов. Нет и не будет даже той Европы, которой мы были потрясены в начале 1990-х годов. Сегодняшняя живёт отголосками прежнего, прежними мифами. И эти мифы возбуждают в нас, в украинцах и русских, те самые иллюзии, о которых я так много сказал. Мне неинтересны датчане, и поэтому они мне понятны. В целом. То есть непонятны совсем, и, повторюсь, у меня нет желания их понимать. Я упростил их для себя кажущимся пониманием. Я прекрасно знаю, что другого человека понять невозможно. Мы можем только по-своему объяснять какие-то поступки или слова другого человека. Эти объяснения кажутся нам пониманием. И в этом смысле мне Европа очень понятна. А вот украинцы во всём своём многообразии мне непонятны. И чем дальше, тем сильнее. Потому что я многих знаю, многих люблю, многими сильно дорожу, знаю их уклад, знаю образ жизни, знаю культуру, песни, еду, пейзажи, дороги, запахи, деревни и города. Знаю подробно. Поэтому и не понимаю того, что сейчас происходит с людьми. Очень хочу понять. И именно поэтому не могу. Не хочу и не могу упростить их жизнь и поступки своим пониманием. И уж тем более обидой.

Но как выясняется, понимание необязательно для совместных мук и страданий.

А что с этим всем можно сделать? Какой же из этого выход? Выход один – надо сесть и говорить. Нужно говорить, говорить, говорить. Выговориться! А потом договориться о том, как будем жить дальше. И договориться нужно так, чтобы никому не было обидно и чтобы соблюдать договорённости… Чтобы без украинской страшно неевропейской Рады, где дерутся, чтобы без нашей столь же неевропейской Думы, где спят. Чтобы на каждого украинского Тягнибока не нашёлся наш Рогозин… Чтобы как-то по-хорошему, по-людски и надолго…

Но договориться мы не сможем. Потому что мы не европейцы.

13 мая

Прочтение моей записи от 4 мая Никитой Сергеевичем Михалковым явилось для меня полной неожиданностью. Застала эта новость меня в Ташкенте, и на эту тему мне больше нечего сказать.

В данный момент я в Чите. Здесь ночь. Утром лечу в Благовещенск, но прямо сейчас хочу поделиться письмом, которое получил на днях из города Славянска Донецкой области. Того самого Славянска… Для меня лично это письмо очень важно, оно многое поясняет про жизнь людей, которые не потеряли голову, не утратили разум, не поддались гневу и безумию. В этом письме нет ничего особенного, кроме чести, сильной жизненной позиции и желания пережить самые страшные и самые сложные времена достойно.

«Я родился и всю жизнь, все свои 43 года прожил в Славянске. Женился два раза. Здесь родилась моя дочь, мое чудо и моя радость. Практически все время прожил в одном доме, построенном в 1957 году, в квартире, доставшейся от моего деда. Дед в послевоенное время был руководителем Горсовета. Город наш основан в 1676 году. Где-то в окрестностях проходили события, описанные в «Слове о полку Игореве». Кроме этого да славянского грязевого курорта, одного из старейших на Украине, «мировую» известность наш город не заслужил. Географически место спокойное, ни вулканов, ни угрозы цунами, ни схода лавин нам не грозит. Эпоха, в которой мы все живем, привела меня к предпринимательству. Я часто уезжал из нашего города, видел много городов и встречал много разных людей, плохих и хороших. Когда появились деньги, увидел европейские города. Как-то всегда казалось, что очень мало городов хуже моего, но всегда понимал, что это Родина. И сколько бы я времени ни провел в других городах, как бы весело и интересно там ни было, почти все мои счастливые моменты прошли именно здесь. И почти все несчастливые дни тоже.

До 12 апреля 2014 года я мог представить недостаток продуктов в магазинах, смену власти с конфискацией всего у всех, эпидемии, да много чего еще, но не этого. Дом наш примыкает к зданию милиции, и всегда была иллюзия, что, мол, воры не залезут. На моих глазах захватывают милицию и строят баррикады. Дом наш теперь за баррикадами, под окнами вооруженные люди, ящики с бутылками с зажигательной смесью, колючая проволока, надписи, явно немирного характера, в заборе – бойницы. В первые дни – обыск при входе в дом. И каждый день страх, что кто-то начнет штурм и попадут в окна, кто-то бросит бутылку и спалит дом. Ну как страх, такая себе опасность. Просто как-то привык за всю жизнь не очень бояться. Нервничать – да, переживать – очень, но боюсь только за близких людей и себя, а за дом чего бояться? Унесли документы и ценное, коллекцию аудиодисков и любимые картины перенес в комнату, дальнюю от наружных окон. Шторы закрыли, на окнах скотч. Постоянно там не живем, так, приходим проведать. Сажусь с женой или другом на диван, включаю фильм и забываю, что где-то что-то не так. В городе на улицах пустынно. Машины почти не ездят, на дорогах лежат старые тополя, людей мало, 100 тысяч сидят дома. Магазины иногда работают, банки уже нет. Поезда и автобусы не ходят. Но простые люди даже вежливее стали, спокойнее, как-то собрались. Спорят, конечно, но споры все какие-то не про то. Про то, что увидели по телевизору, про то, что прочитали в интернете. Есть люди, которым мало компьютерных стрелялок, они играют на улице, есть люди с убеждениями прямо дикими, но в основном, когда завоет сирена и звонят колокола, все идут домой и сидят с друзьями и родственниками. Я просто надеюсь, что те власть имущие, кто играет в эти игры, вовремя остановятся и перестанут гибнуть люди, мы тогда почувствуем счастье, как почувствовали его люди 9 мая 1945-го. Почему я решил вам написать? Я поклонник всего вашего творчества с 2001 года. Прям вот какой поклонник – расскажу. Как-то решил завести блокнот себе, с желаниями. Решил, что там должно быть 200 желаний, и если желание исполняется, я его вычеркиваю. Желания там разные. Показать дочке панду (люблю этих животных и сам видел два раза), запустить воздушного змея, жить в уютном месте, встретить 2000-й Новый год в Париже… Под номером 6 желание такое: побеседовать с Евгением Гришковцом. Первый раз попал на спектакль 2 октября 2013 года в Донецке, взял автограф, очень нервничал. Некоторые события в нашей жизни уже не могут состояться, например концерт «Бигуди» и Гришковец», но некоторые события можно ждать всю жизнь. Как-то так».

23 мая

Сегодня у сына Саши первый в жизни юбилей: десять лет. Отмечать будем завтра. Подарил ему взрослый отцовский подарок: хороший складной многофункциональный нож. Было видно, что он счастлив получить такую вещь. В этом подарке он увидел доверие к себе, ощутил некую взрослость и романтику.