Письма к Аттику, близким, брату Квинту, М. Бруту - Цицерон Марк Туллий

3. Хотя мой годичный срок уже почти истек (ведь остается тридцать три дня), тем не менее я в величайшей тревоге за свою провинцию. Ведь хотя война в разгаре в Сирии и Бибул, как он ни удручен горем1092, несет все труды по ведению ее, а его легаты и квестор и друзья шлют письма, чтобы я пришел на помощь, — я, хотя у меня и слабое войско, правда, вполне хорошие вспомогательные войска, но из галатов, писидян и ликийцев (ведь это мои силы)1093, тем не менее счел своим долгом держать войско возможно ближе к врагу, пока мне будет дозволено начальствовать над провинцией в силу постановления сената. Но меня особенно радовало, что Бибул не был мне в тягость и предпочитал писать обо всем именно мне, а срок моего отъезда тайком подкрадывается. Когда он настанет, другая проблема: кого назначить вместо себя, если не явится квестор Кальд, о котором до сего времени у меня нет никаких достоверных известий.

4. Клянусь, я желал написать более длинное письмо, но и не о чем было писать, и я не мог шутить из-за забот. Итак, будь здоров и передай привет девочке Аттикуле1094 и нашей Пилии.

CCLXX. Гаю Клавдию Марцеллу, в Рим

[Fam., XV, 11]

Тарс, июль 50 г.

Император Марк Туллий Цицерон шлет большой привет консулу Гаю Марцеллу.

1. Хотя сами обстоятельства и говорили о том, какую ты проявил заботу для воздания мне почестей1095 и как ты, как консул, в деле моего возвеличения оказался тем же, кем ты всегда был вместе со своими родителями и всем домом, я все-таки узнал об этом из писем всех своих. Поэтому нет ничего столь значительного, что не было бы моим долгом перед тобой и чего бы я не был готов сделать ревностно и с удовольствием.

2. Ведь большая разница, перед кем ты в долгу; но я предпочел быть в долгу именно перед тобой, с которым меня уже давно связали общие стремления и услуги со стороны твоего отца и твои; кроме того, к этому присоединяется, по крайней мере, по моему мнению, сильнейшая связь, что ты так управляешь и управлял государством, дороже которого для меня ничего нет, что я не откажусь признать себя перед тобой в долгу настолько, насколько перед тобой в долгу все честные. Поэтому желаю тебе такого окончания, какого ты заслуживаешь и какое, уверен я, будет.

Если меня не задержит морское плавание, которое как раз совпадает с временем этесий1096, то я надеюсь вскоре увидеть тебя.

CCLXXI. Гнею Канинию Саллюстию, в провинцию Сирию

[Fam., II, 17]

Тарс, приблизительно 18 июля 50 г.

Император Марк Туллий Цицерон шлет привет проквестору Канинию Саллюстию.

1. За пятнадцать дней до секстильских календ твой вестовой вручил мне в Тарсе два письма от тебя. Отвечу на них по порядку, как ты, видимо, хочешь. О своем преемнике я ничего не слыхал и не думаю, что кто-либо будет. К моему отъезду в срок нет никаких препятствий, особенно когда страх перед парфянами рассеян. Думаю, что я нигде не задержусь. На Родос думаю съездить ради мальчиков Цицеронов1097, но и в этом я не уверен. Близ Рима1098 хочу быть возможно скорее; тем не менее моя поездка будет зависеть от положения в государстве и в Риме. Твой преемник никак не может так поспешить, чтобы ты мог встретиться со мной в Азии.

2. Что касается представления отчетов, то не было неудобства в том, чтобы ты их не представил, раз Бибул, как ты пишешь, дает тебе эту возможность. Но мне кажется, что ты едва ли можешь так поступить, не нарушая Юлиева закона, которого Бибул не соблюдает в силу какого-то определенного соображения; тебе же, я полагаю, следует его строго соблюдать1099.

3. Ты пишешь, что из Апамеи не следовало выводить гарнизон. Я видел, что другие того же мнения, и был огорчен тем, что об этом среди недоброжелателей были неподходящие толки. Переправлялись ли парфяне или нет — насчет этого, как вижу, ни у кого, кроме тебя, не было сомнений1100. Поэтому, руководствуясь вполне достоверными устными сообщениями, я распустил все собранные мной большие и стойкие гарнизоны.

4. Что касается отчетов моего квестора, то с моей стороны было бы неправильным посылать их тебе, да они и не были еще составлены, и я думал сдать их в Апамее. Что касается моей добычи, то, за исключением городских квесторов1101, то есть римского народа, никто не притронулся и не притронется ни к четверти асса. В Лаодикее я намерен получить обеспечение для всех казенных денег, чтобы мне и народу поручились за безопасную перевозку по морю. Ты пишешь мне о 100 000 драхм; ничего не могу сделать в этом роде в чью бы то ни было пользу; ведь всеми деньгами распоряжаются так, как добычей, префекты1102; теми же, которые отпущены лично мне, ведает квестор.

5. Ты спрашиваешь о моем мнении насчет легионов, которые постановлено отправить в Сирию1103; раньше я сомневался в том, что они придут. Теперь же для меня нет сомнений в том, что если слухи о спокойствии в Сирии дойдут раньше, то легионы не придут. Предвижу, что твой преемник Марий приедет нескоро, потому что сенат постановил, чтобы он отправился вместе с легионами.

6. На одно письмо я ответил; перехожу ко второму. Ты просишь меня возможно лучше порекомендовать тебя Бибулу; в желании у меня нет недостатка, но здесь нахожу уместным упрекнуть тебя; ведь из всех, находящихся при Бибуле, один ты ни разу не известил меня о том, как велика беспричинная вражда Бибула ко мне. Ведь очень многие сообщили мне, что, когда Антиохия была охвачена сильным страхом, а на меня и мое войско возлагали большие надежды, он не раз говорил, что предпочитает вытерпеть, что угодно, лишь бы не показалось, что он нуждался в моей помощи. Молчание, которое ты, по долгу квестора, хранишь о своем преторе, меня не огорчало, хотя я и слыхал, как с тобой обращались. Но он, писавший о войне с парфянами Ферму1104, не написал ни слова мне, для которого, как он понимал, эта война была опасна. Он написал мне только об авгурате своего сына; тут я, движимый сочувствием и всегда будучи лучшим другом Бибулу, постарался написать ему самое любезное письмо.

7. Если он недоброжелателен ко всем, чего я никогда не думал, то я чувствую меньшую обиду за себя. Но если он более враждебен именно ко мне, то мое письмо не принесет тебе пользы. Ведь в том донесении, которое Бибул послал сенату, он приписывает себе одному то, что было у нас с ним общим; говорит, что это он добился обмена денег с выгодой для римского народа1105; что же касается моих самостоятельных действий, как отказ от использования транспаданцев, как вспомогательные войска1106, то, по его словам, и это было его уступкой народу; но то, что относилось к нему одному, он старается приписать нам обоим: «Когда мы, — говорит он, — потребовали увеличить продовольствие для конницы вспомогательных войск». Но вот недоброжелательность малодушного, ничтожного и пустого человека: так как благодаря мне сенат провозгласил Ариобарзана царем и препоручил его мне, Бибул в своем донесении называет его не царем, а сыном царя Ариобарзана1107. Люди с такими наклонностями, если к ним обратишься с просьбой, становятся еще подлее. Но я все-таки уступил твоей просьбе: написал для тебя письмо к нему; когда получишь его, то поступишь, как захочешь.