Преодоление - Валерий Игнатьевич Туринов

Тот покачал головой.

– Аллах забрал! – лаконично ответил он, коротким жестом показав на небо.

«Ну, забрал, так забрал! – равнодушно подумал князь Григорий. – Одним крымцем меньше!»

Договор был готов уже заранее: на русском и татарском языках. Дьяк и дуван вписали в него только сумму. Затем его скрепили подписями и печатями.

Ромодановский, не откладывая, тут же одарил татарских конников, сопровождавших Сулеш-бика. Им дали по червчатой однорядке из настрафили. Затем он велел дьяку распорядиться ещё насчёт водки.

Холопы накрыли в шатре стол. Появились водка и закуска. Все выпили по чарке водки, затем ещё и ещё…

За этим, чтобы не пустовали чарки у Сулеш-бика и его спутников, следил дьяк. Ему по штату полагалось спаивать крымцев.

– Вы, русские, неведливые люди! – стал откровенничать Мустафа Куликан, уже пропустивший не одну чарку и от этого став приветливым, а до того взиравший на русских исподлобья. – Не ведали с Димитрием, что от Вишневецкого пришёл!.. Мы, татары, всё знаем, что у короля затевается! Почто не спросили нас?..

Он хитро усмехнулся.

– Крым всегда был другом Москве! – подтвердил Сулеш-бик.

«Хорош друг!» – с сарказмом мысленно усмехнулся князь Григорий, зная, что этот друг готов был при случае ограбить донага.

Ахмет-паша молчал, продолжая пить.

– А Дон нынче не встанет, и отойти Казыеву улусу некуда! – с чего-то сказал Сулеш-бик.

И князь Григорий понял, что это намёк и большим ногайцам тому же князю Иштереку.

– Иштерек говорит: «Москве друг»!.. А друг ли? – спросил Мустафа Куликан Волконского.

Но за Волконского ответил Ромодановский:

– Иштерек со всеми мурзами и ногайскими улусами великому князю вековые холопы!

Ахмет-паша хитро посмотрел на него, перевёл взгляд на князя Григория.

– Знаем мы, Гришка, с тобой друг друга по прошлому добре, – с чего-то расчувствовался Ахмет-паша, умильно глядя пьяными глазами на него.

Князь же Григорий с опаской посмотрел на провонявшего конской мочой кочевника… «Не дай бог, ещё полезет целоваться!» – мелькнуло у него.

Они выпили с Сулеш-биком и его спутниками ещё по чарке водки. Разговор пошёл веселей, откровенней.

– И куда Крым пойдёт по весне? – спросил князь Григорий, как бы между прочим, Сулеш-бика. – На Литву?

– Да, Литовская земля богата добре! – неопределённо ответил Сулеш-бик. – Но место дальнее!

– Когда же татары дороги-то стали бояться? – хитро, с подначкой, старался завести князь Григорий посла, чтобы тот проболтался.

Но Сулеш-бик смекнул, куда он толкает его, и повернул разговор в другую сторону.

– Не верь ногаям! На Крым натравливают!.. Знаем, что Иштерек шепчет великому князю на ухо! Мол, крымские ханы искони вечные недруги ногайским князьям и всей Ногайской орде! Разбогатели же крымские ханы и их Крымский юрт [42]ногайскими улусами. То было, когда в Крыму был хан Менгли Гирей. Ногайские люди пошли на русские украины, а Менгли Гирей в ту пору пришёл на их улусы: жён, детей, улусы взял. С тех пор Крымский юрт силён стал, а Ногайская орда оскудела. И нам бы за ту недружбу отомстить им, а царскому величеству показать свою службу. И он, Иштерек, знает, как над Крымом промышлять. Но, не совершив дела с Казыевым улусом, идти им войной на Крым опасно. Потому что как пойдут они в сход к боярам и воеводам или на Крым прямо, то в ту пору на их улусы придут казыевцы или Казацкая орда, или калмыки. Улусы их разорят и жён и детей их возьмут… Иштерек и говорит, что, когда крымский хан идёт на войну, в ту пору в Крыму людей нет. А так ли это, Гришка, смекай!..

И князь Григорий догадался, что это козни хана против ногаев. Похоже, Джанибек хочет столкнуть Москву с Ногайской ордой, с князем Иштереком.

В шатре стало тихо. И Ромодановский, чтобы прервать затянувшееся молчание, подал знак дьяку. И тот, поняв его, стал расспрашивать Ахмет-пашу о Крыме, разряжая неловкость от молчания.

– Слышали мы, что есть татары в Крыму, которые знают к Московскому государству все дороги? И не только дороги, а и малые стёжки и по рекам броды!..

– Да, в Крыму всякие люди есть, – согласился Ахмет-паша. – Добрые и бездельные! И бездельные молят хана: «пошлёшь ты к государю посла своего, а его там задержат». И то не добро будет… А я говорю хану: «Ну, задержат меня в Москве! Крым тем пуст не будет. А на Москве живу – Москва тем полна не будет!..»

В шатре все рассмеялись.

* * *

Здесь, под Ливнами, князь Григорий простился с Ромодановским. Тот повез в Москву Сулеш-бика, а он поехал в Крым с Мустафой Куликаном, под охраной нукеров[43].

Была уже глубокая осень. В сырой и холодной степи было неуютно и тоскливо. Да и в Кыркоре, куда они пришли, среди мазанок и хижин, тоже было тоскливо. Все, кто ходил летом в набеги на соседние государства, уже вернулись в свои улусы. Вернулся и Джанибек. В его ханском дворце, в Кыркоре, всё на том же старом месте, на вершине крутой скалы, было шумно. Хан вернулся из набега с богатой добычей. И теперь целыми днями он предавался увеселениям, развлекался с наложницами, которых привёз из набега.

На приёме посольства, всё так же стояли рядами нукеры и сеймены, когда князь Григорий шёл со своими посольскими к хану. И всё так же бросили ясаулы [44]у ханских дверей ему под ноги посохи.

И князь Григорий всё так же, как и раньше, переступил посохи, сказав:

– Того не ведаю!

Всё было знакомо ему до мелочей, кровь не кипела в жилах от опасности. Здесь шла игра, порою простенькая. От этого здесь стало скучно.

И вот Князь Григорий с дьяком и боярскими сынами предстал перед ханом. Джанибека он не видел ни разу и сейчас с любопытством рассматривал его, не подавая виду, что тот интересует его.

Джанибек не походил на своего предшественника, хана Казы Гирея[45]. В нём было что-то, как подумалось князю Григорию, от горских черкас: чуть продолговатое лицо, с тонким носом и широкими, слегка раскосыми глазами. И это горское, хищное завораживало тех, кто знал его опустошительные набеги на Польшу и Валахию. Да, как уже знали в Москве, он был сыном Шакай Мубарак Гирея, сына Девлет Гирея. А тот-то, Мубарак, спасая свою жизнь и семейство, бежал от Казы Гирея в Черкесию. Оттуда была родом одна из жен Мубарака, мать Джанибека. Там он, Мубарак, и умер… Оставил Джанибек свои следы и в той же Венгрии, Литве. А уж тем более его хорошо знали на окраинах Московии.

Но он, хан Джанибек Гирей, степняк, кочевник, уже вполне освоился с цивилизованными манерами. И церемония представления посольства прошла вполне прилично.

Сначала младший брат Ахмет-паши, Араслан, объявил посольство. Затем