Преодоление - Валерий Игнатьевич Туринов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Видя большое и сильное войско неприятеля, Черкасский и Троекуров не решились выступить за стены острожков, чтобы помешать ему.
В русском войске уже все начальные люди знали от пленных и лазутчиков, что ни Сапега, ни Лисовский в крепости не останутся в осаде. Они пришли только для того, чтобы доставить гарнизону продовольствие.
Так и произошло. Доставив в крепость продовольствие, Сапега и Лисовский ушли восвояси. Вместе с ними ушла и часть гайдуков и жолнеров, сидевших в осаде.
Глава 13
Посольские дела Волконского с Крымом
Конец мая 1614 года от Рождества Христова выдался на редкость тёплым, хотя и дождливым.
Князь Григорий Волконский, воевода Каширы, вышел с воеводского двора и направился в съезжую избу. Та стояла неподалёку, за церковкой Пресвятой Богородицы. Церковка была так себе: ни хороша, ни высока, никакой красоты.
– Одним словом – бездарь ставил! – уже не раз говорил вслух князь Григорий при всех в съезжей, не стесняясь и батюшки этой самой церковки, попа Андрея.
Но бездарь ставил не только церковь. Такой же бездарь ставил и сам городок. Ставили его как острог для сбора ратных полков, которые выходили на «берег» для защиты от набегов степняков, тех же самых крымцев. Поэтому ставили его наспех, срубили кое-как.
И когда год назад князя Григория вызвали в Разрядный приказ и сказали, чтобы он ехал в Каширу на воеводство и что на то уже есть указ государя, у него саркастически мелькнуло: «Опять туда же!»
Но он поехал. Он был исполнительным. Приехав, он принял острог от предыдущего воеводы. Тот, сдав ему городок, тут же смотался в Москву.
И вот уже год как он воеводит в этом паршивом городке. Так мысленно называл он его, куда не потащил за собой и семью. Да и у него было предчувствие, что недолго ему здесь сидеть.
И вот сейчас, придя с утра в съезжую, он нехотя занялся осточертевшими ему хозяйственными делами городка. Затем он втянулся в работу и не заметил, как прошло полдня. В середине дня он собрался было уходить из съезжей, но в это время у городских ворот поднялся какой-то шум, который долетел и сюда, до съезжей.
– Захарка, сбегай узнай, что там! – велел он дворовому холопу.
Захарка, молодой и скорый малый, вертко крутанулся на одной ноге и убежал выполнять поручение.
Вскоре он прибежал назад.
– Там какой-то воевода приехал! – выпалил он, запыхавшись.
– Какой ещё воевода? – удивился князь Григорий. – Воевода здесь я! Запомни это, щенок! – великодушно обругал он холопа.
А князь Григорий ругал его не от злобы. Просто ему нужно было выговориться. Говорить же было не с кем, обменяться теми же мыслями. И он вот так удовлетворял потребность почесать язык, как иногда говорил сам о себе.
Но Захарка не успел доложить ему всё до конца, что узнал, как за дверью послышались чьи-то тяжёлые шаги уверенного в себе человека. Дверь открылась, и её проём заполнила высокая фигура в дорогом кафтане, в яловых сапогах, начищенных до блеска и в летней шапке, из-под которой выбивались черные кудри.
– А-а, Иван! – невольно вырвалось у князя Григория, сразу узнавшего эту приметную фигуру.
Он поднялся с лавки, на которой сидел за своим воеводским столом, подошёл к вошедшему, поздоровался с ним за руку.
Это был князь Иван Михайлович Долгоруков, стряпчий с платьем при государевом дворе, молодой, дородный, сильный медвежьей силой, и с такими же медвежьими маленькими глазками, в которых едва теплилось что-то.
И князь Григорий заглянул в эти глазки. И ему, ничего не обнаружившего там, стало тревожно…
Но, не подавая вида, что обеспокоен, он радушно пригласил гостя:
– Проходи, князь Иван! Садись, садись!
Долгоруков сел на лавку.
– С чем пожаловал? – спросил он его.
– Тебя сменять! – прямо ляпнул тот.
Этим, прямотой высказываний, часто грубых, он отличался среди дворян и стольников. И его за это не любили.
У князя Григория ёкнуло сердечко. Он испугался, что сделал что-то не так, раз внезапно приехал сменщик без всякой на то причины, когда не прошло ещё и года его службы здесь.
– Ну, так и сменять… – с трудом выдавил он из себя.
Князь Иван, ничего не сказав более, молча посидел минуту, затем встал с лавки. Он был из тех, кто не мог жить без движения. Ему постоянно нужно было что-то делать, куда-нибудь идти.
Пройдясь по избе, он остановился перед Волконским.
– А ты не бойся, князь Григорий! – забасил он. – Вон сколько страха-то появилось!
Затем он сообщил, что ему, князю Григорию, велено срочно ехать в Москву. Там, в Посольском приказе, лежит указ о его посольстве в Крым.
– Так что собирайся!..
– Захарка, а ну, сбегай до дома! Принеси водку и чарки! – зазвеневшим от радости голосом приказал князь Григорий холопу.
А когда тот выскочил за дверь, он крикнул вдогонку ему:
– Да не забудь закуску-то, стервец!
Захарка быстро вернулся, принёс что надо.
Князь Григорий налил по чарке гостю и себе.
– Ты что всё ходишь-то? – нервно засмеялся он, оправившись от этого непредвиденного визита Долгорукова.
Князь Иван присел на лавку.
Они выпили.
Отломив от каравая кусочек хлеба и кинув его в рот, гость снова заходил по избе.
Князь Григорий, видя, что тому не сидится, тоже встал. Предложив ему осмотреть городок, он вышел вместе с ним из съезжей. Они обошли городок, всё осмотрели. Он показал своему сменщику государеву казну и всякую рухлядь, припасы, что хранились в амбаре, за замком. Дьячок Емелька открыл амбар. Всё было на месте, по описи.
Дело с передачей городка прошло быстро.
Так что уже через день он, бодро забегавший, покинул Каширу. Дорога до Москвы мелькнула быстро. Заглянув к себе на двор и успокоив жену, что он жив и здоров, отправляется послом в Крым, он побежал сразу в Посольский приказ.
Там его действительно уже ждал указ государя. Этим указом ему предписывалось срочно выехать в Ливны, на разменное место.
В Посольском приказе его принял думный дьяк Пётр Третьяков.
– До разменного места тебя будет сопровождать Григорий Ромодановский! Твой старый друг! А в Крым с тобой поедет дьяк Евдокимов, – сообщил он ему. – Знаешь такого?
Князь Григорий кивнул головой:
– Знаю! Он у Заруцкого в дьяках ходил!
– Это хорошо, – сказал Третьяков.
Непонятно было
