Адская игра. Секретная история Карибского кризиса 1958-1964 - Александр Фурсенко

В 8 12 утра субботы 20 октября Объединенный комитет начальников штабов уведомил главнокомандующих всех военных группировок США, что «напряженность на Кубе может привести к военным акциям». «Мы действительно перейдем от разговоров к делу?» — спрашивал генерал ВВС Кертис ЛеМей, обращаясь в четверг к другим главнокомандующим. Похоже, это был день решений{39}.

Проснувшись в субботу в отеле «Блекстоун» в Чикаго, Джон Кеннеди не мог принять определенного решения по Кубе Его советники — Исполком — начиная со вторника собирались с ним и без него, но несмотря на многочасовые дискуссии, не достигли консенсуса. Президент знал, что госдепартамент и его преданный советник министр обороны Макнамара выступают за блокаду. После многократных разговоров с братом в пятницу он узнал, что мнение Роберта также меняется. Сам же Кеннеди не хотел отказываться от своего первоначального намерения нанести удар по ракетным установкам с воздуха. Ближайший военный советник Кеннеди генерал Тейлор проинформировал начальников штабов, что Кеннеди «хотел бы ударить по ним завтра рано утром»{40}.

Пентагон и госдепартамент предположили, что Кеннеди примет решение днем. Тейлор заверил генералов, что доведет их мнение до сведения Кеннеди. В то же время у ВВС США есть возможность ударить по ракетам. Тейлора беспокоила идея блокады «Если мы немного повременим, — заявил он, — то у них будет время, чтобы спрятать их»{41}.

По совету брата днем президент вернулся в Белый дом. Теперь Роберт перешел в лагерь сторонников блокады. Если бы голосование состоялось немедленно, то сторонники воздушного удара потерпели бы поражение. Братья поменялись своими обычными ролями. Теперь Джона Кеннеди необходимо было убедить в бессмыслености использования силы против Кубы Ссылаясь на получение новой информации с Кубы, которая лежала на столе Кеннеди, ЦРУ подготовило важный обобщающий документ к дневной дискуссии в субботу. Рей Клайн, заместитель директора по разведке, подготовил 5-страничный доклад. ЦРУ понимало, что оперативный статус ракет и возможности пока еще не выявленных ракетных установок были важными для президента обстоятельствами и, вероятно, в наибольшей степени определяли его окончательное решение{42}.

«По имеющимся данным, — заявляли аналитики ЦРУ, — существует вероятность, что уже сегодня восемь ракет средней дальности могут быть запущены с Кубы». Это было ключевым положением доклада ЦРУ, который ждал президента, когда он проводил самое важное с начала ракетного кризиса совещание Исполкома. Хотя пока ядерные боеголовки не были обнаружены, ЦРУ сделало вывод: «Поскольку без них ракетные системы неэффективны, мы считаем, что боеголовки уже имеются или вскоре появятся. Эксперты ЦРУ, оценивая возможность наличия на Кубе советских ядерных ракет, предполагали, что любое военное действие повлечет ответный ядерный удар. Зачем рисковать? Не лучше ли прозондировать СССР и посмотреть, как он прореагирует на жесткую позицию президента?»{43}

После двухчасового обсуждения Кеннеди попросил Исполком проголосовать. При поддержке Раска, Макнамары, Эдлая Стивенсона, который специально приехал из Нью-Йорка на заседание Исполкома, и «новообращенного» Роберта Кеннеди победили сторонники блокады. В понедельник или вторник Джон Кеннеди собирался выступить с телевизионным обращением к нации и изложить причины введения ограниченной блокады. Кеннеди обратился к Тейлору: «Я знаю, что вы и ваши коллеги не одобряют принятого решения, но рассчитываю на вашу поддержку». В ответ Тейлор сказал, что действительно начальники штабов против блокады, но вооруженные силы США полностью поддерживают президента{44}.

Таким образом, после пятидневной дискуссии жребий был брошен. Кеннеди собирался проинформировать американскую общественность о размещении ракет на Кубе, просить поддержки решения о блокаде острова как средства против доставки на Кубу новой партии наступательного вооружения. Все остальное зависело равным образом как от Хрущева, так и от него. Как и ожидали, военные были недовольны решением. Эрл Уилер, начальник штаба армии, разочарованный решением Кеннеди, обратился к начальникам штабов других родов войск: «Никогда не думал, что доживу до того времени, когда захочу воевать»{45}.

Хотя блокада стала официальной политикой администрации, Кеннеди все же сомневался в ее целесообразности. Она повлекла бы огромный политический риск в том случае, если Хрущев не отступит. Обуреваемый сомнениями, Кеннеди обратился к своим близким друзьям, чтобы еще раз взвесить возможные альтернативы и последствия. Помимо Роберта Кеннеди в Вашингтоне был еще один человек, с которым Кеннеди мог обсуждать любые политические проблемы. Дэвид Ормсби-Гор познакомился с семьей Кеннеди, когда Джозеф Кеннеди был послом в Великобритании. Между семьями завязалась тесная дружба, и сестра Джона Кэтлин стала крестной старшего ребенка Давида. В 1961 году премьер-министр Великобритании Гарольд Макмиллан направил Ормсби-Гора представлять Лондон в Вашингтоне при «дворе» вновь избранного президента. «Он был практически частью администрации», — вспоминал позже Роберт Кеннеди{46}. «Президент, — добавил он, — скорее полагался на его суждения, идеи и рекомендации, чем на чьи-либо другие в своей собственной администрации». Джон Кеннеди охотно проверял свои идеи на своем британском друге, зная, что это укрепит связи между союзниками по антифашистской коалиции.

Посол Великобритании почувствовал по поведению Кеннеди, что на сей раз президент абсолютно откровенен В докладе Лондону он сообщал: «Подчас он был настолько откровенным, что я сомневался, говорил ли он что-либо подобное кому-нибудь в Вашингтоне, кроме брата Бобби»{47}. Кеннеди обосновал свой выбор в пользу блокады{48}. Он рассказал, что Исполком предложил ему сделать выбор между воздушным ударом и блокадой. Он отметил, что удар по Кубе повлек бы громадные политические последствия и мог бы привести к ответным мерам СССР в отношении Берлина. Он ничего не сказал по поводу неосуществимости воздушного удара с военной точки зрения.

Более интересными были соображения Кеннеди о возможных путях выхода из того положения, которое было вызвано решением Хрущева. Кеннеди, по его словам, надеялся на разрешение кризиса путем переговоров, возможно на экстренном саммите. Он подчеркивал бесполезность ядерного оружия. «Очень серьезно, — сообщал Ормсби-Гор в Лондон, — Кеннеди сказал, что ядерное оружие сделало невозможным безопасный и разумный мир». В этой связи Кеннеди поднял вопрос о ядерных военных базах вдоль границ Советского Союза. Он сказал англичанину, что видит простор для компромисса с Хрущевым, так как базы МБР стали «практически бесполезными»{49}.

Кеннеди пустил пробный шар. Если, как он ожидал, Хрущев проигнорирует блокаду, то нужно будет искать политический выход. Зная о невозможности сохранять ракеты «Юпитер» в Турции, Кеннеди сообщил Ормсби-Гору, что вынужден будет подумать о том, «какие политические шаги дадут возможность разрешить кризис путем взаимной ликвидации баз»{50}. Кеннеди заявил британскому послу, что существует еще один путь — вторжение на Кубу. И у США «никогда еще не было лучшей возможности для этого». «Тем не менее, — добавил он, — вторжение не только невозможно с политической точки зрения, но… в любом случае слишком опасно»{51}.

Вечером Кеннеди сказал еще одному своему другу, что обдумывает политическое решение кризиса. Чарльз Бартлетт знал Кеннеди с 1946 года. Бартлетты, как и семья Кеннеди, были активными членами общества в Палм Бич. В дружбе молодых холостяков прослеживался даже кубинский «след»: оба они были друзьями бывших послов США на Кубе — Эрла Т. Смита и Артура Гарднера — жителей Палм Бича. Именно Бартлетт познакомил Кеннеди с Джекки в 1953 году. Кеннеди подымался по партийной лестнице, Бартлетт стал журналистом. Став вашингтонским корреспондентом, он писал статьи в газету «Чаттануга таймс», входившую в синдикат национальной прессы. Хотя с 20 января 1961 года Бартлетт перестал называть его Джеком, они остались близкими друзьями, и Кеннеди регулярно приглашал его на семейные обеды в Белый дом{52}.

21 октября Кеннеди составил для Бартлетта обзор альтернатив, которые встали перед ним в результате действий СССР на Кубе. Как и в разговоре со своим британским другом, Кеннеди выразил приверженность дипломатическому решению и признал, что США, вероятно, пожертвуют ракетами в Турции ради сохранения мира.

Президент был не единственным Кеннеди, который обдумывал свои дальнейшие шаги. В то время, когда он встречался с британским послом, его брат собрал мозговую группу в Министерстве юстиции для обсуждения путей выхода из кризиса. К вечеру был достигнут консенсус, что в качестве цены урегулирования необходимо пожертвовать ракетами в Турции. Генеральный прокурор был против обращения в ООН в качестве первого шага, поскольку он считал эту организацию «слабой и Снимающей оборонительные позиции»{53}. Но он ничего не сказал о секретном предложении. Как и брат, Роберт Кеннеди обдумывал преимущества политического решения, используя, по-видимому, своего друга Георгия Большакова для связи с Москвой.