Журнал «День и ночь» 2010-1 (75) - Лев Роднов

Грани

Виктору Липатову

И днесь в тех зеркалах — сапфиры, серафимы…Архангелы поют, как наяву, не зримы.Чистилище миров, рождение Вселенных,И знаки всех времён в тех зеркалах нетленных.

Молчит апостол Марк, но Гёте, словно Вертер,Покажется на миг и крикнет: Это ветер!В полотнищах зерцал, которые уносятТуда, где никого по имени не спросят,А просто нарекут Платоном или Марком.В тех зеркалах война не кончится Ремарком,Как не узнать о том Шекспирам и Гомерам,О чём шумел камыш обкуренным шумерам.

И днесь в тех зеркалах жрецы вдыхают ладан.И мир, как лабиринт, доселе не разгадан.Там сотворён квадрат, но выставлен без рамы,Как вечное Ничто под слоем амальгамы.

Живопись

Империя — воздушной перспективы!Теней сцепленье. Красок переливы.И время, подражая примитиву,Не разрушает эту перспективуИ только уточняет перемены,И в зеркальце — не суженый Елены,А так себе — подобие героя,Как памятник Эпохи Перепоя.

И что сказать? И где ещё такоеОткроется — сеченье золотое!На плоскости плакучие берёзыИ в перспективе — их метаморфозы.Подобия! Но как они красивыВ империи воздушной перспективы —Разливы бирюзы и аксинита,И прочие изыски колорита.

Прямая речь

1

Прямая речь отчётливей в лесу,Где эхо отвечает с полусловаОхотнику, что целится в лису,Стреляет и… цитирует Баркова.И рыжий зверь его прощальный крикСмахнёт хвостом в подстрочник листопадаИ ускользнёт, как новый воротникС любимых плеч, прикрытых, как засада,В другом лесу, что сказочней стократ,Где больше меха ценится двустволка,И всякий говорит другому: «Брат!»,Но смотрит осторожно, как на волка.

2

Охотник ищет в чаще новый след,Верней, бежит от промаха по следуМечты — добыть хоть зайца на обедИ рассказать о подвиге соседу!Но слышит вдруг свой голос. С языкаСлетела речь и стала Невидимкой,И увлекла простого мужика —И повела неведомой тропинкой!Метался меж деревьев яркий свет.Закат, как Вий, моргал косматым глазом.И сам герой распутывал сюжет,Захваченный охотничьим рассказом.

3

Прямая речь слышней всего в лесу.И всякий звук весомее, чем словоОхотника, что целится в лису,И после выстрела кричит: «Готово!»Бежит и, разгребая листопад,Находит — только вовсе не лисицу,И, как Иван-дурак, тому назад,Стоит и плачет, глядя на девицу:«Ой, люли-люли, девичья краса!Была лисой волшебница, наверно!И диадемой в чёрные лесаВоткнула Месяц Мёртвая Царевна».

4

Прямая Речь кончается в Лесу,Чья тишина накрыта темнотою.И Серый Волк Премудрую красуВезёт, укрыв под звёздною фатою.За ними наш охотник и соседИдёт, как пережиток этой встречи,С одной мечтой — хоть зайца на обедДобыть и закусить прямые речи!Но вешая двустволку на рога,Вновь кается, и вновь — кипит работа!И кружатся! И кружатся снега —Над рукописью полуидиота!

5

Давным-давно дремучие леса,Как золото, в подстрочник листопадаУкрыли стих, но рыжая лисаКрасивой шубой греет ретрограда.И я таков. Согрей меня, согрей!Легендами о кознях ЧародеяВ околках, где ты бродишь, дуралей,По образу другого дуралея!Поскольку это тоже не к добру,Как не в сезон зайчатина к обеду.В каком году, в каком таком бору —Бежит лиса! Скорей беги по следу!

Графика

Причудливый узор. Объятый темнотой,Неслышно дышит бор. Луна плывёт в просветеВзволнованной водой, неволя дух тщетойО канувшем в реке, но незабвенном лете.В нём срезанный тростник то кистью, то перомКасался мировых чернильниц небосвода.И спорил тёмный бор с весёлым ветерком,Вдали от рубежей двухтысячного года!

Вдали от городов, в тишайшей простоте,В полночной крепости, при свете звездопада,Как будто звукоряд в узор на бересте,И бури кутерьма в кристаллах снегопадаВ изысканный портрет красавицы зимы,Так тонкой грацией из лунного просветаЯвилась графика — на белый свет из тьмы,Как будто рождена до сотворенья лета.

О чём шумел тростник взволнованной реке,О том и говорят античные мотивы,Как линии судьбы на мраморной рукеТой девы, чьи черты и помыслы красивы.Неслышно дышит бор, но чуткая соваЛетит на лунный свет, чья тайная основаИз тьмы перевела виденья и слова,Как муза, что была до графики и слова.

Вариация на тему тростниковой флейты и ветра

Вновь привыкаю к месту, читай, ко всемПамятникам, гуляющим во дворе,Где палисад, разбитый незнамо кем,Благоухает астрами в сентябре.И листопад, как новый культурный слой,Приподнимает крыши и дерева,Перекрывая музыку тишиной,Чтоб оглядеться и подобрать слова,Долго не испытуя на прочность то,Что под луною тленья не избежит.В этих широтах драповое пальтоОпределяет уличный колорит.

И налетевший дождь в глубине двораЛишнее скроет, статуи растворив:Что налепили местные скульптора —Не городской, а временный лейтмотив.Не привыкай, художник! Читай, к тому,Что обратимо. С красками выйди в лес!Всё, что откроет образы одному,То и у многих вызовет интерес,И вознесёт к вершинам — как первый стих!И на другое что-то не нам пенять.Ветер поднялся и через миг затих.На мониторе вечер. Иду гулять.

Рынок, часовня, в кружеве тёмный сквер…Как не искал, не нашёл теремок резной,Что написал однажды на свой манер,И ночевал, как помнится, у одной,И торопился утром к большой реке:Не созерцал — выстраивал облака!Память — как флейта времени в тростнике.Ветер от берега — не оторвёт река

ДиН стихи

Владимир Плотников

Таёжный ручей

Мой друг товарищ старший лейтенант

В. Зуйкову, бывшему начальнику погранзаставы, посвящается

Мой друг товарищ старший лейтенант —На гимнастёрке нет пока медалей,Как вы однажды здорово сказали: — Любовь, старик, дороже, чем талант.

Любовь к земле, которая вокруг,К друзьям, с кем радости и горести на равных,И к женщине — что в сердце вечной ранойНе даст забыть, чего мы стоим, друг.

Любовь — она сильнее всех преград,Погоны наши — это честь и славаВсех, для кого служить своей Державе, —Дороже денег, званий и наград.

Мой друг товарищ старший лейтенант —На гимнастёрке нет пока медалей,Но как красиво вы тогда сказали: — Любовь — она сильнее, чем талант.

Таёжный ручей

Порой, бредя таёжной чащей,Где даже птицы не слышны,Наткнёшься на ручей журчащий,И словно груз падёт с души.

Средь одиночества глухогоЖизнь сразу станет веселей,Как будто ласковое словоТебе в ответ сказал ручей.

Из глубины какого векаСпешит он в дальние края,И где, какие полнит рекиЕго холодная струя?

Ни наши хлопоты, ни козниЕму неведомы вовек.И после нас, и после, послеОн будет продолжать свой бег.

Казалось бы, какая малость —Ручей таёжный повстречать…Но чувствуешь — прошла усталость,И легче стало путь держать.

* * *

Приобрёл солидные наклонности,Растерял наивности запал.Но за сумасшествие влюблённостиИ сегодня дорого бы дал.

За часы прекрасно-быстротечные,И за сплетни, что плелись вослед,И за остановку ту, конечную,У которой и названья нет.

Дни бегут, полны определённости.Но, однако, вряд ли устоять,Если сумасшествие влюблённостиНа меня накатится опять.

* * *

Вдруг начинаешь торопитьсяНаведать дальние края,Где море с небом единитсяИ где кончается земля.

С какой-то первобытной жаждойЗахочешь снова ощутить,Что ты живёшь отнюдь не дваждыИ нужно торопиться жить.

Чтоб даже в малости небрежнойНе пожалеть на склоне лет,Что на пустынном побережьеНе проступил твой лёгкий след.

* * *

В каких краях ещё найдёшьТакое озорство природы,Когда, пьянея от погоды,По тихим улицам бредёшь!

Когда, как в первозданный день,Весь мир невероятно светел,И то, что прежде не заметил,Ты наконец-то разглядел.

Пусть ненадолго, в тишинеПоверил вдруг в возможность чуда…А что берётся и откуда,Известно Богу лишь вполне.

Счастливый человек