Цепная лисица - Кира Иствуд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отягощённая мыслями, я плелась за старостой, рассматривая его со спины, мазохистки обличая сменяющие друг друга желания: Запустить пальцы в всклокоченные волосы, взять за руку, закрыть глаза ладонями, быть рядом, ближе … “Дура-дура-дура!” — со злым ликованием кричало в голове моё второе я.
Мы уже прошли обезьян и теперь сбавили шаг. Вцепившись в железный забор, у вольера со львом стояла маленькая девочка-львица в пузатом пуховике и пыталась громкими: “Симба! Симба!” разбудить царя зверей.
“Дашенька, лёва спит, пойдём! Разве не хочешь увидеть медведя! Он тебя ждать не будет!” — безрезультатно увещевала дочку мама, утягивая ребёнка в сторону.
Стоило нам подойти ещё поближе, как дёрнув носом и тряхнув круглыми ушами, царь зверей поднял косматую голову с лап и уставился на Койота немигающим взглядом. А потом, обнажив жёлтые клыки, утробно, по королевски звучно зарычал на радость маленькой девочке.
— О! Чего это он рычит на тебя? — удивилась я.
— Признаёт, лохматый, — ухмыльнулся Павел.
— А помоему ты ему просто не нравишься.
— Главное, чтобы нравился тебе, — хмыкнул он, совсем не обращая внимания на мою растерянность. Эмон старосты тем временем, вздыбив серую шерсть, задиристо скалился, всячески демонстрируя недовольному льву готовность надавать тому по гриве, если придётся. — Ну! Кто там следующий? — азартно спросил Павел, оборачиваясь. — Раз уж добрались до зоопарка, то можно и погулять, как думаешь? Тем более я тут от кого-то услышал, что лисята сейчас на осмотре у ветеринара, и их вернут в вольер чуть позже.
“Потому что другого шанса может не быть”, — прочитала я в его глазах. Или мне только показалось.
К следующему вольеру я буквально прибежала, и тут же прилипла носом к стеклу, наблюдая за метаниями здешнего узника. Из стороны в сторону, качая головой, по насыпи бродил белый медведь. Мне казалось, я знаю повадки этого зверя лучше собственных. Взрывной, упёртый, надменный. Хотя, может это касалось только моей матери, Эмоном которой была белая медведица…
Мне вдруг вспомнилось, как в детстве мы с ней гуляли по нашему местному уличному зоопарку. В одной из клеток маялся бурый мишка — совсем ещё малыш. Он вконец извёлся от летнего зноя, переваливался с боку на бок и горестно вздыхал. Мне стало так его жаль, что я расплакалась навзрыд.
Помню, как мать скривилась от отвращения, как красные её губы вжались друг в друга, точно расплющенные ботинком гусеницы. Она ненавидела слабость и ещё невыносимее ей было видеть слабость в собственном ребёнке. Рывком оттаскивая меня от клетки, мать тогда сказала: “Аустина, в своём возрасте, ты должна бы уже понимать, что у животных нет души и нет чувств. Знай себе — жрут, спят и… размножаются, как роботы. Разве не тем же самым промышляют комары и навозные мухи? Но их тебе давить совсем не жалко. Чего же рыдать над существом, которого кормят и поят до отвала?”
После этих её слов я долго не могла прихлопнуть даже самого писклявого комара. В голове каждый раз всплывал тот самый мишка, мающийся жарой. Поэтому я старалась поймать надоедливых насекомых в банку и выпустить при случае на волю. Прошло немало времени, прежде чем излечилась от этой глупости…
Недалеко от вольера с белым медведем разместилась передвижная лавка, торгующая фаст-фудом. Отстояв очередь, Павел купил нам по съедобно пахнущему хот-догу, и мы уселись на скамью напротив.
Кажется, я даже моргнуть не успела, а староста уже расправился со своей порцией, не уронив при этом ни капли соуса мимо рта. “Наверное, примерно так же серый волк из сказки заглотил красную шапочку — одним махом и не жуя”, — некстати подумалось мне.
Хот-дог оказался довольно пресным. Текучая начинка из кетчупа, майонеза и овощей так и норовила замазать подбородок или спикировать на куртку. Дурацкий фаст-фуд! Хуже только сахарная вата! Я опасалась, что староста будет насмехаться или, того хуже, предпримет попытки вытереть мне лицо, как бывало делали герои унылых романтических комедий, но он лишь безмятежно следил за низкими облаками и казался на удивление умиротворённым. “Хорошо быть мужиком! Чума на хвосте, а ему хоть бы хны. И чего себе голову ломаю?” — с досадой подумала я. Чтобы как-то отвлечься и не портить себе аппетит, стала поглядывать по сторонам.
На соседней лавочке сладко ворковала парочка влюблённых, поедая один хот-дог на двоих и полностью игнорируя досужие взгляды. А посмотреть было на что. Вот он — парадокс любви во всей красе. Парень — разъевшийся увалень в очках, прыщавый, конопатый, с ярким пятном простуды на нижней губе. Девушка — его противоположность. Высокая, явно на голову выше парня, блондинистая, стройная, хоть сейчас в модели. Зуб даю, что изумлённые друзья не раз увещевали подругу одуматься, раскрыть глаза, найти кого-то получше…
— Глянь на их Эмонов, — вдруг шепнул Павел. Я послушно напрягла глаза и тут же поняла о чём он. Эмоном толстяка был олень с ветвистыми рогами, а у блондинки — олениха с изящной, вытянутой мордой.
— Люди с похожей духовной энергией притягиваются, — прошептал Павел. — И как правило уживаются гораздо лучше, не говоря уже более сильном потомстве. Не удивительно, что эти двое вместе. Парнокопытных не так уж и много, по крайней мере в Питере, уж не знаю почему, — он замолк. А я было задумалась о том, кто ближе лисе — собака или койот, но тут же, испугавшись, прогнала эти мысли.
— Оставь, всё равно давишься, — сказал староста, глядя на то как я мучаю хот-дог. — Хочешь на уток поглядеть?
— Не знаю. Может кого-нибудь поэкзотичнее поищем?
— О, уверяю, твоя душенька хочет насладиться именно толстенькими уточками, — и он по мальчишески подмигнул, обещая веселье.
По дороге к обещанным уткам мы заглянули в зимний вольер жирафа, где воняло так едко, что мы невольно зажали носы, и Павел гнусаво зачитал мне с плаката краткую историю вида, а после попытался скормить жирафу остатки моего хот-дога, за что схлопотал нагоняй от старенького смотрителя, взявшегося невесть откуда. Дальше были высокомерные орлы и грифы, не пожелавшие одарить нас даже взглядом.
Контактный мини-зоопарк окружал низенький заборчик, за который мы зайти не рискнули, потому как местные кролики, едва почуяв нас, забились в углы, а козы с диким блеянием