Дело № 113 - Эмиль Габорио
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, – отвечала она. – Погода плохая, но нам с Мадленой необходимо отправиться по делам.
– В котором часу?
– Сейчас же после завтрака.
Он глубоко вздохнул; точно тяжесть свалилась у него с души.
Завтрак окончился, он закурил сигару, но уже не оставался более в столовой, как обыкновенно, а под предлогом работы ушел к себе в кабинет.
Через полчаса, которые показались ему целой вечностью, донесся до него стук кареты, поданной к крыльцу. Вот вышли госпожа Фовель и Мадлена и укатили.
И не в состоянии более сдерживать себя, он бросился в комнату жены и открыл ящик, в котором хранились ее драгоценности.
Многих футляров недоставало вовсе, многие оказались пусты.
Анонимное письмо говорило правду.
– Нет, – забормотал он, – нет, это невозможно!
Несомненно, госпожа Фовель стала класть свои драгоценности в какое-нибудь другое место, быть может, она отдала их переделать или поправить?
И тут ему пришел на ум бал у Жандидье. Суетный, он спросил у своей жены:
– Почему ты не надела бриллианты?
Она весело отвечала:
– Для чего? Они уже известны всем. Напротив, без них я буду еще заметнее. Наконец, они не идут к этому костюму…
Да, она сказала это ему тогда, нисколько не смутившись, даже не покраснев, без малейшей дрожи в голосе. Какое бесстыдство! Какая испорченность скрывается под этой личиной невинности, которую она корчит уже двадцать лет их совместной жизни! Но вдруг ему засветился луч надежды.
– Быть может, госпожа Фовель стала держать свои бриллианты в комнате у Мадлены?
Не рассуждая о том, как некрасивы его поиски, он побежал в комнату молодой девушки и там, как и у своей жены, принялся за обшаривания, позабыв о том уважении, которое требовало к себе это святилище девушки.
Но он не нашел там бриллиантов госпожи Фовель. Оказалось, что и футляры Мадлены были тоже пусты. Значит, и она отдала свои драгоценности, значит, и ей известен позор их дома, значит, и она тоже сообщница.
Этот последний удар добил Фовеля.
– Они обе условились обманывать меня, – проговорил он. – Они обе в заговоре!..
И в бессилии он опустился в кресло. Крупные, безмолвные слезы скатились у него по щекам, и глубокий вздох вырвался у него из груди.
Валентина, эта чистая молодая девушка, когда-то так любившая его, которой он принес в жертву все свое богатство, которая становилась ему дороже с каждым годом их брака, эта несравненная с виду жена – и вдруг предала его!..
Она его обманула… она… мать его детей!
Его детей!.. Какая горькая насмешка! Да его ли они дети?
Но он понимал, что одного указания на отсутствие бриллиантов еще мало, что он не может еще полагаться на свое личное чувство. К счастью, у него могут быть еще другие доказательства!
И он позвал к себе лакея и приказал ему подавать все приходящие письма только ему одному. Затем он дал нотариусу в Сен-Реми срочную депешу, в которой просил его сообщить ему самые подробные сведения о семье Лагоров вообще и о Рауле в частности.
Скоро на эту депешу пришел из Сен-Реми следующий ответ:
«Семья Лагоров, как уже сообщалось об этом и господину Вердюре, находится в настоящее время в крайней нужде. О господине Рауле неизвестно ровно ничего, так как у госпожи Лагор от ее законного брака имеются только дочери… и т. д. и т. д.».
Это сообщение стало последней каплей для Фовеля.
– Несчастная! – воскликнул он, сгорая от злобы и душевных мук. – Несчастная! Чтобы свободно видеться со своим любовником, чтобы всегда иметь его при себе, ты осмелилась ввести его в мой дом под именем племянника, которого никогда и не существовало на свете!
Смерть! Только смертью и можно платить за такие обиды! Но боязнь, как бы его личное чувство не взяло над ним верх, дала ему возможность вовремя сдержать себя, и он решил притворяться.
– Буду их тоже обманывать, как и они меня, – проговорил он с чувством удовлетворения.
Вечер прошел как и всегда. За обедом Фовель шутил. И только в девятом часу, когда к ним пришел Кламеран, он ушел к себе, боясь, что не совладает с собой, и не выходил уже до ночи.
Наутро между писем, поданных ему лакеем, он нашел одно со штемпелем «Везине». С большими предосторожностями он распечатал его и прочитал:
«Дорогая тетя! Очень необходимо видеть тебя сегодня, и я тебя поджидаю. При свидании я сообщу тебе, почему не могу приехать к тебе лично.
Твой Рауль».
– Влопались! – воскликнул Фовель, задрожав от радости.
И он достал из ящика бюро револьвер и стал репетировать поединок.
Но он думал, что он один, а тем временем нашелся свидетель каждого его малейшего движения. Возвратившись из номеров «Архистратига», Нина Жипси прильнула глазом к замочной скважине и по его жестам догадалась, в чем дело.
Положив револьвер на камин, Фовель занялся приведением письма в первоначальный вид. Окончив это дело, он вышел к швейцару и передал ему это письмо, чтобы жена не догадалась, что послание Рауля прошло через его руки.
Пока он выходил, Жипси вошла в его кабинет и, предчувствуя опасность, подбежала к камину и разрядила револьвер.
«Так-то лучше, – подумала она. – Теперь надо послать Кавальона за господином Вердюре и предупредить его обо всем, – время еще есть.»
Она сошла вниз и послала молодого приказчика к Александре.
Часом позже госпожа Фовель оделась, приказала подать себе карету и куда-то уехала.
А господин Фовель, который еще заранее послал за извозчиком, помчался вслед за нею.
«Боже мой!.. – подумала Нина. – Если господин Вердюре не поспеет вовремя, то госпожа Фовель и Рауль погибли».
Глава XXIV
В тот день, когда маркиз Кламеран понял, что между ним и Мадленой существует единственное препятствие – это Рауль Лагор, он решил устранить это препятствие.
На другой же день он принял к этому меры. И когда Рауль, возвращаясь в полночь к себе в Везине, шел пешком от станции железной дороги, на него напали какие-то три человека, которые настойчиво хотели посмотреть, который час на его часах.
Несмотря на свое слабое телосложение, Рауль со страшной силой отбросил своих врагов, сильно поранив себе левую руку. Другого вреда он от них не потерпел.
Двумя днями позже
