Дело № 113 - Эмиль Габорио

Какие ей дать гарантии?

И долго Кламеран обдумывал этот вопрос. И все-таки он не находил ничего, ни одного возможного решения, ни одного средства выйти из положения.

Но он был не из тех людей, которые долго задумываются над одним каким-нибудь предметом. Если он не мог решить вопроса, то он прямо устранял его.

Рауль стеснял его. Оставалось устранить этого Рауля. И он решил устранить его.

Через господина Фовеля его жена и Мадлена узнавали постепенно о результатах следствия над Проспером, об его упорном замешательстве, об обвинениях, которые ему предъявлялись, о нерешительности судебного следователя и, наконец, об его освобождении из тюрьмы за недостатком улик, так как не оказалось специальных поводов к его задержанию. С самого посещения Кламерана и предложения его выкупить кассира госпожа Фовель не сомневалась в его виновности, Мадлена же, напротив, была убеждена в его полной непричастности к делу. И когда он получил свободу, то под каким-то благовидным предлогом Мадлена выпросила у дяди десять тысяч франков и послала их этому несчастному, сделавшемуся жертвой стечения обстоятельств, так как до нее доходили слухи, что он остался вовсе без денег.

И если она приложила к своей посылке письмо, склеенное из букв, вырезанных ею из молитвенника, в котором советовала Просперу покинуть Францию, так это только потому, что еще не знала, что и здесь его существование еще возможно. К тому же, убежденная, что рано или поздно она станет женою Кламерана, она предпочитала видеть далеко от себя человека, которого любила так горячо.

А тем временем поставщики, деньги которых потратил Рауль и которые вот уже столько времени отпускали Фовелю в кредит, настаивали на платеже. Они не понимали, как это такой дом, как дом Фовеля, может заставлять их ожидать такие незначительные суммы. Одному были должны две тысячи, другому – тысячу, третьему всего только полтораста франков. Мясник, лавочник, виноторговец – все представили свои счета разом, и всем необходимы были деньги сейчас же и до зарезу. Некоторые даже грозили, что обратятся прямо к господину Фовелю. Увы! Госпожа Фовель была должна 15 тысяч франков, и ей неоткуда было взять этих денег.

С одной стороны, Мадлена и ее тетка, всю зиму воздерживавшиеся от выездов, чтобы избежать расходов на туалеты, должны были во что бы то ни стало ехать на бал к Жандидье, личным друзьям Фовеля.

Но как отправляться на этот бал, который в довершение несчастья был костюмированный? Откуда взять денег на костюмы? Целый год они уже не платили своей портнихе. Целый год они ей были должны изрядную сумму. Согласится ли она продолжать им кредит?

Но тут им оказала услугу их новая горничная Пальмира Шокарель, нанятая к Мадлене. Эта девушка, отличавшаяся знанием жизни, без всяких просьб с их стороны указала им на очень искусную портниху, которая только что открыла свою мастерскую, не нуждалась в деньгах и была бы счастлива шить все что угодно, ждать деньги, и все это только из-за того, что госпожа и мадемуазель Фовель могут послужить ей рекламой и привлечь к ней заказчиков.

Но это еще не все. Ни госпожа Фовель, ни ее племянница не могли отправиться на бал без драгоценностей.

А как быть, если все их драгоценности до единой были заложены Раулем в ссудной кассе и сами расписки хранились у него?

Вот почему Мадлене пришла на ум идея попросить Рауля на часть похищенных денег выкупить драгоценности, оказавшиеся в его руках благодаря слабости его матери. И она открыла этот проект тетке.

– Разреши мне свидание с Раулем, – говорила она. – Он не посмеет мне отказать.

И на другой день отважная девушка взяла фиакр и, несмотря на отвратительную погоду, отправилась в Везине.

Эта попытка оказалась все-таки бесполезной. Рауль объявил ей, что поделил деньги с Проспером, свою же часть уже растратил и сидит теперь без денег сам. При этом он не хотел возвратить ей и расписок, и со стороны Мадлены потребовалось много энергии, чтобы добиться от него возвращения четырех расписок из пяти, самых необходимых и притом наименее дорогих.

Этот отказ с его стороны был внушен ему Кламераном. Маркиз надеялся, что в самый критический момент они обратятся к нему. Рауль отказался исполнять это приказание и только после сильной ссоры, о которой рассказывал Жозеф Дюбуа, новый лакей Кламерана, ему пришлось уступить.

Оба сообщника понимали отлично, что они очень опасны друг для друга. Кламеран стал подыскивать средство, если и не особенно честное, но безответственное, как бы ему отделаться от Рауля, а молодой бандит чувствовал каждую минуту это «дружественное» к нему расположение.

И только сознание тяжкой опасности могло их примирить снова, и эта опасность во всей своей силе проявилась перед ними на балу у Жандидье.

Кто же был этот таинственный паяц, который, прозрачно рассказав историю госпожи Фовель, так многозначительно сказал Кламерану:

«Я друг вашего брата Гастона».

Они не могли его узнать, но они настолько хорошо понимали, что это их непримиримый враг, что по выходе с бала решились его убить.

Зная, что за ними наблюдают, что напали уже на их след, они были очень этим встревожены.

– Будь осторожен, – говорил вполголоса Кламеран. – Мы очень скоро узнаем, кто этот человек.

Рауль же, напротив, советовал ему отказаться от Мадлены.

– Нет! – восклицал Кламеран. – Она будет моя, хотя бы я от этого погиб!

И они думали, что раз они знают, что за ними следят, то уже трудно будет их поймать. Но они не знали, какого сорта был тот человек, который напал на их след.

Глава XXII

Таковы были факты, которые, благодаря невероятной способности к производству предварительного следствия, были собраны и скомбинированы жизнерадостным господином, взявшим под свое покровительство Проспера, – именно Вердюре.

Возвратившись в Париж в девять часов вечера, но не с Лионского вокзала, как он извещал, а с Орлеанского, Вердюре тотчас же отправился в номера «Архистратига», где его с нетерпением поджидал кассир.

– Ах, вы ожидаете новостей? – воскликнул Вердюре. – Сейчас вы увидите, как иногда в далеком прошлом кроются первые причины преступления. Ведь если бы Гастону не захотелось двадцать лет тому назад выпить пива в тарасконском кафе, то ваша касса не была бы обворована три недели тому назад. Госпожа Фовель расплачивается теперь за тот удар ножом, который был нанесен еще в сороковом году. Ничто не проходит и ничто не забывается! Тем не менее – слушайте.

И он тотчас же принялся рассказывать, то и дело заглядывая