Борьба за власть на Украине с апреля 1917 года до немецкой оккупации - Евгения Богдановна Бош

не снабженные. Спайки среди них не было. Старые солдаты, взявшиеся снова за винтовку, были в этих отрядах в громадном меньшинстве, распылялись в общей массе и теряли свою боеспособность. Отряды, формировавшиеся спешно, часто представляли из себя крайне разнохарактерную массу, не признающую ничьего авторитета, кроме своего командира отряда. Командиром в этих отрядах был тот, кто сформировал их, и назначение командира штабом грозило развалом отряда. Весьма часто среди этих командиров встречались авантюристы, пьяницы и совершенно чуждые Советской власти лица. Да и командиры отрядов, формировавшихся штабом, весьма нередко назначались из случайно подвернувшихся людей, за отсутствием своего кадра работников, и мало чем отличались от самоназначенных командиров. Только в рабочих и крестьянских отрядах командиры были свои и в большинстве случаев коммунисты. Вновь формируемые отряды, приходя на фронт, в большинстве случаев не усиливали создавшуюся в первые дни группу войск, а вносили дезорганизацию и при малейшем удобном случае спешили скрыться в тыл, где они могли беспрепятственно разъезжать по железнодорожным линиям и угрозами добывать себе все необходимое на местах остановок.

Снабжение фронта, как военным снаряжением, так продовольствием и обмундированием, шло из рук вон плохо – нужда в винтовках, патронах и снарядах на наших передовых позициях доходила до катастрофических размеров, когда оставался один патрон в винтовке и ни единого снаряда для орудий. Наряду с крайней бедностью вооружения было немало хаоса в самом снабжении. Участок фронта, имеющий 3-дюймовые орудия, получал снаряды для 6-дюймовых, имеющие 6-дюймовые получали только 3-дюймовые снаряды. Или группа войск, получающая приказ сняться и идти пешим порядком, на все требования не получала никаких средств для пешего передвижения, а в это же время группа войск, получившая предписание погрузиться в вагоны, загружалась всем необходимым для пешего продвижения.

Не лучшее положение, чем со снабжением, получалось и с боевыми приказами. То по нескольку дней ожидали ответа на срочные запросы и, так и не дождавшись, продвигали войска по собственному усмотрению, а то в один день, и почти в один час, – три-четыре приказа и подчас один другой отменяющий. Так, получается приказ удержать участок во что бы то ни стало с сообщением, что подкрепление высылается, через ½ ч. – приказ, со строжайшим предписанием срочного выполнения, перебросить лучший отряд на другой участок фронта, а еще через ½ ч. – 1 ч. приказ: немедленно отступить, и вслед за этим – предписание спешно занять впереди лежащий пункт. Устранить недоразумение с приказами по прямому проводу только в редких случаях удавалось даже там, где связь имелась. Для того чтобы получить штаб главнокомандующего, требовались часы, а, получив его, в редких случаях можно было вызвать к аппарату ответственного работника штаба, и в большинстве случаев приходилось передавать дежурному и ответ получать тогда, когда он терял всякое значение.

Неналаженность работы штаба, отсутствие руководства Советского правительства на местах, растерянность партийных и советских работников в ближайшем тылу фронта создавали чрезвычайно тяжелые условия для боровшихся на передовых позициях. Ответственным товарищам, работавшим в штабах на боевых участках фронта, приходилось прилагать нечеловеческие усилия, чтобы заполнить недочеты работы тыла и при всех трудностях удержать наш фронт. Им приходилось изживать все недоразумения, возникающие с недисциплинированными, наспех сколоченными отрядами, присылаемыми для подкреплений и отказывающимися идти в бой; принимать на себя все протесты, подчас достигавшие крайнего озлобления, со стороны наших вооруженных сил на плохое и несвоевременное снабжение и распоряжения штаба; находить выход из разноречивых распоряжений штаба и отвечать перед главнокомандующим за все военные действия, производившиеся на их участке фронта; производить формирование и вооружение добровольцев, старых солдат, сотнями стекавшихся из деревень и сел, расположенных в полосе фронта; раздобывать в ближайшем тылу вооружение и все необходимое техническое снабжение и продовольствие; проводить мобилизацию лошадей и гужевого транспорта; зорко следить за действиями железнодорожной администрации и всего старого чиновнического персонала; руководить работой местных Советов и укреплять ближайший тыл, не говоря уже об информации местного населения и агитации среди рабочих и крестьян и административной работе в штабе. В тот период партработник в штабе отвечал за все, и к нему шли за решением всех вопросов, начиная от решения военного передвижения и кончая выдачей банки консервов или пары портянок. И нет ничего удивительного, что 24 часов в сутки этим товарищам не хватало. По 2–5 суток им не удавалось уснуть – засыпали во время работы, стоя. И никакими силами, вплоть до обливания ледяной водой, разбудить свалившегося товарища не удавалось. В результате крайнего физического переутомления и постоянного нервного напряжения руководящий работник, от которого буквально зависело существование боевого участка фронта, становился живым автоматом, подчас неспособным не только проявить живую инициативу, но даже дать толковый ответ на вопрос. Попытались бы вы спросить в тот период любого партработника на фронте о его желании, и он, ни на секунду не колеблясь, ответил бы вам – «уснуть».

Это состояние не могло не сказываться на работе, особенно в массах, и на отношении к товарищам, остающимся в тылу. Нередко на настойчивые требования делегатов от рабочих или крестьянских собраний прислать докладчика, «так как народ хочет идти бороться с немцами, да не знает как», такового никак нельзя было раздобыть. Каждый отговаривался отсутствием времени, а на длительные уговоры своих, безнадежно махая рукой, заявлял: «Не пойду, что я скажу?! У меня голова пустая. Да и что говорить?! Все скверно…» И в результате товарищи между собой переругивались, докладчик не являлся, и митинг расходился, не получив ответа на животрепещущие вопросы.

На этой же почве стало зарождаться и расти в своей среде недовольство парттоварищами, находящимися в глубоком тылу и отдававшими все свое время бесконечным заседаниям, дискуссиям и обсуждению вопросов, не связанных непосредственно с боевой работой. Их деятельность рассматривали, как совершенно бесцельную трату времени и желание создать себе видимость работы, дабы иметь повод находиться в безопасных условиях. Чаще и чаще в своем кругу стали слышаться раздраженные разговоры о работе ЦИК и Народного Секретариата, и нередко молено было услышать весьма нелестные реплики по адресу товарищей, руководящих работой центрального советского органа. Это недовольство особенно усиливалось в моменты приезда в новые пункты. Отступая в ближайший тыл, там уже не находили ни Исполкома, ни парткомитета и ни единого ответственного советского работника – чаще всего царило полное безвластие. Но бывало, что советские войска встречали общественные деятели, любезно докладывавшие, что Советская власть покинула город, передав власть общественным организациям – городским думам или земским управам, и тогда военным партработникам приходилось заниматься местными делами, дабы создать мало-мальски сносные условия для наших войск. Тут наших тыловых работников не щадили, и все затруднения