Адмирал Ее Величества России - Павел Нахимов

Самые сильные повреждения понесли корабли «Императрица Мария», «Ростислав», получивший 64 пробоины, «Три святителя» и «Великий князь Константин», получивший 119 пробоин. Но эти потери окупились огромными результатами Синопской битвы. Береговые батареи были срыты, турецкая эскадра перестала существовать в полном смысле этого слова, израненный Осман-паша, два капитана и свыше 200 человек были взяты в плен; число же погибших турок всеми источниками определяется от трех до четырех тысяч человек. К сожалению, из-за близкого соседства турецкой эскадры к городу, а также происшедших от частых взрывов пожаров и охватившей население паники была почти совершенно уничтожена и турецкая часть города.

Такими результатами, кроме блестящих действий наших экипажей, выпустивших в течение нескольких часов на самом близком расстоянии около 16 800 снарядов, причем стрельба отличалась большой меткостью, мы обязаны и превосходству нашей артиллерии. В то время как наши корабли «Великий князь Константин» и «Париж» имели на вооружении 68-фунтовые бомбовые пушки, наибольший калибр турецких судов был 32-фунтовые орудия.

Отношение веса чугуна, выбрасываемого с одного борта нашими и турецкими судами, можно приблизительно принять как 3 к 2. Но в этом бою эскадре Нахимова приходилось принимать еще во внимание и огонь береговых батарей со столь опасной для деревянного флота стрельбой калеными ядрами. Серьезные повреждения, полученные нашими судами, являются лучшим доказательством, что в Синопском бою адмирал Нахимов имел более сильного в материальном отношении противника, чем это старалась доказать враждебная нам западная печать.

Кончился бой, но не окончилось опасное положение, в котором находилась наша эскадра. Вдали от собственных портов, при наличии лишь трех слабых пароходов, ей, в большинстве лишенной возможности самостоятельно двигаться, приходилось пройти в бурную осеннюю погоду все Черное море, ежеминутно ожидая встречи с флотами западных держав, которые могли туда войти.

При таких условиях нельзя было терять ни минуты времени, и вслед за окончанием боя на всех судах закипела, пожалуй, более трудная, чем сам бой, работа по исправлению повреждений. «Конечно, – доносил по этому поводу адмирал Нахимов, – только неутомимая ревность к службе и знание морского дела офицеров и нижних чинов могли в полутора суток поставить эскадру, потерпевшую капитальные повреждения в корпусе, рангоуте, такелаже и парусах, в состояние предпринять плавание в глубокую осень через все Черное море».

Тридцать шесть часов непрерывной работы сделали свое дело, и к утру 20 ноября наши корабли могли начать свой небезопасный путь в Севастополь. Избитого героя Синопского дня, корабль «Императрица Мария», с которого Нахимов перенес свой флаг на «Великий князь Константин», буксировал пароход «Крым» при конвое фрегатов «Кагул» и «Кулевчи»; все остальные корабли, за исключением «Парижа» и «Чесмы», также шли на буксирах пароходов. 22 ноября после трудного плавания победные корабли вновь увидали родной Севастопольский рейд. Перед уходом из Синопа Нахимов обратился со следующим письмом к единственному там официальному представителю европейских держав – австрийскому консулу.

«Господин консул! Позвольте мне обратиться к вам, как к единственному представителю Европы, флаг которого я вижу поднятым, и через вас сообщить властям несчастного города Синопа ту исключительную цель, которая привела суда императорского флота на его рейд.

Узнав, что неприятельские суда, следовавшие к абхазским берегам для возмущения подвластных России народностей, укрылись на Синопском рейде, я был вынужден к печальной необходимости их уничтожить, с риском нанести вред городу и его укреплениям. Я вполне сочувствую печальной судьбе города и невинных жителей, так как только упорное сопротивление турецких судов и огонь батарей принудили меня прибегнуть к ядрам как к единственному средству заставить их замолчать.

Но несомненно, что самый большой вред городу причинили горящие остатки турецких судов, зажженных большей частью самими экипажами. Я отправил, как только огонь неприятеля мне это позволил, парламентера в город, чтобы объяснить властям мои истинные намерения, но он пробыл там целый час, никого не найдя.

Вчера в течение целого дня никто не появлялся, за исключением нескольких греков, выдавших себя за депутатов одноплеменных им жителей города, которые меня просили взять их на суда. Мои инструкции ограничивались только действиями против турецких военных судов, и поэтому я направил этих несчастных к европейским консулам.

Теперь я покидаю рейд и обращаюсь к вам как к представителю дружественной державы, рассчитывая на вашу услугу сделать известным, что императорская эскадра не имела никакого враждебного намерения ни против города, ни даже против Синопского порта»[97].

Князь А. С. Меншиков не остался особенно доволен этим письмом. Извещая графа Нессельроде о Синопском сражении, он, между прочим, сообщал ему, что Нахимов имел приказание щадить порты и прибрежные населенные пункты, а потому, как бы в оправдание себя, и отправил вышеприведенное письмо. «Я хотел бы видеть его иначе редактированным, – заканчивал князь Александр Сергеевич, – но дело уже сделано».

Навряд ли князь Меншиков имел нравственное право сваливать всю вину за погром Синопа на Павла Степановича. Отправляя ему приказание истребить в Синопе первоначально предполагаемые там два фрегата, он должен был рассчитывать на то, что роковая случайность, как это и произошло в действительности, может заставить пострадать и город. 20 ноября Севастополь, не подозревая свершившейся победы, торжественно праздновал день восшествия на престол государя императора; но мысли севастопольцев находились далеко, по ту сторону бушующего Черного моря, около славных имен Нахимова и Корнилова.

В городе думали, что именно к этому дню приурочат давно желанную победу над турками. Каково же было удивление севастопольцев, когда уже на следующий день, около 11 часов вечера, на рейде раздалось громовое «ура!». То был первый вестник Синопской победы «Громоносец», на которого в пути пересел генерал-адъютант Корнилов и команда которого своими кликами извещала город о радостной вести.

С рассветом весь город бежал на пристань узнать о подробностях Синопской победы. В 8 часов утра взвился на «Громоносце» флаг и вновь раздалось «ура!», которому громко вторили эскадра контр-адмирала Вульфа и унизанные жителями прибрежные холмы Севастополя.

Через несколько часов показались корабли победной эскадры, ведомые на буксирах пароходов. Впереди, как и в Синопском бою, шел совершенно израненный корабль «Императрица Мария». В ответ на салют эскадры Вульфа «Мария» подняла свой избитый флаг. На всех мысках рейда загремело могучее «ура!», шапки полетели вверх, и общему ликованию не было конца. Восторженность встречи несколько опечалилась распоряжением князя Меншикова об объявлении победоносной эскадры, как пришедшей от турецких берегов, на карантинном положении и прекращении всякого сношения ее с берегом. Три дня невольного ареста выдержали синопские герои!