Древо Жизора - Октавиан Стампас

Свежий ветер, надувавший паруса, безумно веселил Ричарда. С радостной мыслью он просыпался и засыпал в сладостных мечтаниях. И болезнь, которая пуще прежнего дала о себе знать этой зимою, вновь стала отступать. Гнилые и кровоточивые прыщи ушли сначала с подбородка, докуда лихорадка продвинулась во время своего весеннего наступления, затем они покинули кадык и шею, стали таять на ногах, оставили в покое колени, икры и ляжки, и, наконец, обратились в позорное бегство, освобождая от своего присутствия один участок тела за другим. Плывя вдоль берегов Италии, Ричард на каждой пристани тотчас искал церковь, где можно было бы возблагодарить Господа Бога за то, что с каждым днем Святая Земля становится ближе и ближе, а болезнь отступает и отступает. Причалив к одному из островов, на котором дымился действующий вулкан, Ричард мазался сажей из этого вулкана, которая, как ему сказали, помогает при кожных заболеваниях. Он останавливался на ночлег в Монте-Кассинской обители и целую ночь стоял там на коленях пред дивным изображением Безначальной и Присносущей Троицы. Достигнув Неаполя, он отправился смотреть пещеры в обители Януария. Там он видел подвижников, которые по многу дней стояли не шевелясь, одетые в шкуры, и сам хотел постоять с ними хотя бы пару деньков, но передумал, вспомнив о том, как изнывает в ожидании его Святая Земля. Он радовался и восхищался всем, как ребенок. Робер де Шомон, находившийся всегда рядом, завел дневник путешествия, но Ричард, посмеивался над ним:

— Зачем, Робер? Зачем нужны стихи и записи? Надо лишь смотреть на мир Божий во все глаза, дышать им, наслаждаться им, покуда мы живы и способны дышать, видеть, слышать, радоваться. Ты посмотри, ты только посмотри вон на ту скалу, до чего ж она хороша! Как весело, должно быть, чайкам жить и гнездиться на ней.

Наконец, они приплыли в Мессину, где их уже ждал корабль короля Филиппа и флот из Лондона, который своей невредимостью весьма порадовал Ричарда. Огромная флотилия, насчитывающая более сотни грузовых и четырнадцать легких кораблей встала на причал в Мессине. Жители города любовались зрелищем такого количества пестро раскрашенных судов, с драконами, русалками и сказочными зверьми на носу и боках, с расцвеченными парусами и знаменами. Когда Ричард, сев на великолепного арабского скакуна, проехал по улицам Мессины, все только и говорили, что вот он — истинный государь, которому предстоит возродить славу первого крестового похода и вновь завоевать Святую Землю. Филипп-Август не производил такого впечатления, а Фридрих, увы, о Фридрихе Барбароссе стало известно, что внезапная и глупая смерть постигла его в Малой Азии, где он доблестно сражался с турками, пробираясь через их земли в Сирию и Палестину. При переправе через небольшую речку Салефу, император неожиданно свалился с коня и, будучи в полном доспехе, утонул. Войско его остановилось в Киликии, не зная, что делать дальше.

В Мессине решено было переждать период осенних бурь. Ричард со своим войском расположился в живописном поле за городом, окружив лагерь виселицами, предназначенными для устрашения воров и разбойников, буде они соблазнятся имуществом крестоносцев. Отряд тамплиеров, руководимый коннетаблем Робером де Шомоном, осуществлял охрану лагеря. Воры и разбойники, по мнению Ричарда должны были стать наибольшим злом, ожидающим крестоносцев на Сицилии, а оказались они наименьшим.

Однажды, гуляя по Мессине, Робер увидел Жана де Жизора. Сердце сразу же подсказало ему, что появление этого человека не сулит ничего хорошего.

Навигатор потирал руки. В Марселе ему уже удалось причинить ущерб крестоносцам короля Ричарда, когда он распустил слух о гибели флота у берегов Испании. Теперь, в Сицилии, намечалась другая интрига. Новый сицилийский король, Танкред Лечче с большой неприязнью воспринял прибытие флота крестоносцев, тем более, что он был должником Ричарда, которому причиталась часть наследства покойного короля Сицилии Гвильельмо Доброго, ибо Ричард по линии матери был двоюродным братом его вдовы, королевы Иоанны. Навигатор прибыл сюда в сопровождении своего мудрого еврея, Жака де Жерико, оставив Жизор на попечении Жана де Фо. Перед отъездом из родного замка, он спрятал щит Давида там, где он был найден много лет назад — в тайнике бездонного колодца, расположенного в подземелье под теперь уже пнем жизорского древа. Де Фо, как верная жена, оплакал отъезд своего господина и стал ждать его возвращения, свято сохраняя тайну бездонной скважины. Только ему мог доверять навигатор, уезжая в далекие края.

Дождавшись в Марселе прибытия северного флота, Жан де Жизор и Жак де Жерико вместе с десятью тамплиерами Креста и Розы, оруженосцами и слугами переправились в Мессину, где находился двор Танкреда Лечче, и, войдя в доверие к королю Сицилии, тотчас принялись нашептывать ему, что если Ричард остановится в Мессине, он непременно захочет разграбить богатый город и показать здесь свою власть, ибо так он поступал с любым городом, где бы ни появлялся — в Туре или Ле-Мане, Бордо или Тулузе. И когда Ричард приплыл, наконец, в Мессину, между ним и Танкредом началась нудная и неприглядная тяжба, постепенно все больше и больше перерастающая во вражду. Танкред не спешил отдавать новому королю Англии причитающуюся ему часть наследства Гвильельмо, поскольку навигатор внушал ему: «Отдадите часть, он захапает себе целое». Мессинцы, так восторженно встречавшие Ричарда в день его приплытия, настраивались против засидевшихся на их острове гостей, стали чинить им всякие напасти, убивали их паломников и кидали тела убитых в отхожие ямы. Обстановка накалялась, и Ричард решил несколько подзадержаться на Сицилии, дабы вразумить негостеприимных мессинцев. Он захватил расположенный на берегу моря греческий монастырь и превратил его в свой бастион и свою ставку. Сюда же он привез вдовствующую королеву Иоанну. В первом бою, вспыхнувшем между крестоносцами и жителями Мессины, Ричард выступил в роли примирителя — он схватил палку и принялся ею успокаивать своих, дабы они не ввязывались в драку. Но когда он и Филипп-Август встретились с городскими нотаблями, чтобы уладить конфликт, пришла весть о том, что мессинцы напали на лагерь, крестоносцев и сражение идет уже нешуточное. Выскочив из дворца, в котором происходила встреча с нотаблями, английский и французский король, охраняемые небольшим эскадроном, оказались в окружении огромной вооружённой толпы, которая принялась осыпать их стрелами. Если бы не мужество того, кого недаром прозвали львиным прозвищем, замысел навигатора осуществился бы прямо тут. Еще немного и толпа сомкнулась бы и принялась избивать рыцарей английского и французского короля. Ричард и тамплиеры, руководимые коннетаблем Робером, свирепо обрушились на нападавших мессинцев, жестоко разя их и пробивая дорогу сквозь плотные ряды. Уложив около сотни разъяренных горожан, они вырвались из окружающей толпы и вывели короля Филиппа и его людей. Избежав нелепой смерти, Ричард явился в свой лагерь, придвинул ближе к городу свои галеры, мгновенно организовал войско и, отразив нападение мессинцев, двинулся на штурм города.

Подсчитав убитых в этой стычке, мессинцы пришли в ужас — на каждого мертвого крестоносца приходилось по девять горожан. Теперь только они поняли, как сильно сами себе навредили. Но было поздно. За несколько часов рыцари Франции, Нормандии, Анжу, Англии и Аквитании взяли город в свои руки и предали его пожару и разграблению. Всюду, на всех башнях мессинской крепости затрепетали, зареяли знамена короля Ричарда Львиное Сердце.

— Друг мой, — сказал ему Филипп-Август, — разве мы не договаривались, когда вместе принимали крест, что добыча всегда будет делиться между нами пополам? Почему же тогда кругом развеваются только твои флаги? Где же мои?

— Друг мой, — любезно отвечал ему Ричард. — Если мои рыцари воюют, а твои прячутся у них за спиной, это еще не значит, что они и флаги вместо твоих вояк станут развешивать. Кто победил, тот и знамя свое водружает.

— Но… — открыл обиженно рот король Франции.

— Постой-постой! — не дал ему сказать слово король Англии. — Боже, какая красавица! Да ведь это… Да ведь это же…

Ему навстречу в окружении своей свиты двигалась ослепительной красоты женщина, в которой Ричард узнавал и не узнавал Беранжеру, принцессу Наварскую. Десять лет назад он был страстно влюблен в нее. Это было в Тулузе. Ему тогда исполнилось двадцать три, а ей всего лишь тринадцать, и она совсем не понимала, зачем люди влюбляются друг в друга и что нужно от нее этому рыжему нахалу, хоть он и принц, и герцог Аквитанский, и отменный певец, мало ли принцев, герцогов и хороших певцов — дальше-то что? Теперь это была рослая, зрелая, роскошная красавица, и былое чувство вспыхнуло с утроенной силой. Лицо принцессы пылало гневом, и подойдя, она заговорила с Ричардом не вполне любезно: