Древо Жизора - Октавиан Стампас

— Кто хочет перейти в мое войско?

— Я-а-а-а-а-а-а-а-а!!! — прокатилось по бурной толпе, и лес рук взметнулся вверх.

— Сколько вам платит король Филипп?

— Три. Три бизанта. Целых три бизанта. Всего три бизанта.

— Я буду платить вам четыре бизанта в месяц.

— Да здравствует Ричард Львиное Сердце!

— Да здравствует его жена Беранжера!

— Гроб Господень, защити нас!

— Так хочет Господь!

Дело не обошлось одними восторгами и обещаниями. Многие воины действительно перешли в войско Ричарда. Филипп-Август остался без прислуги боевых машин. Не только рядовые крестоносцы, но и крупные сеньоры оказались перебежчиками, к примеру, племянник и Филиппа и Ричарда, Анри де Шампань. Долгое и унылое сидение под Аккрой вмиг превратилось в нечто праздничное, величественное, похожее одновременно и на священнодействие, и на торжество, и на веселую забаву. Ричард даже пополнил длинный список имен этого прекрасного, подобного Венеции, города, переименовав Сен-Жан-д'Акр в Иерусалим-сюр-мер.note 17 На одном из холмов Казал-Эмбера Ричард стал возводить высокую башню, которую привез в разобранном виде из Сицилии, и, когда она была возведена, лагерь сарацин стал легко простреливаться с ее вершины.

Не прошло и пяти дней после прибытия короля Англии как в тамплиерский замок Монкретьен, расположенный неподалеку от Морских ворот города, явились парламентеры, предложившие добровольную сдачу города. Их требования были минимальные — чтобы крестоносцы не мешали им покинуть Аккру и вывезти свое имущество.

— Я согласен, — сказал король Франции, -но только уходить пешком, унося с собой столько, сколько каждый может тащить на себе.

Парламентеры долго переговаривались между собой и, наконец, с тоской в глазах согласились с условием Филиппа-Августа. Но тут вмешался присутствовавший при переговорах навигатор Жан де Жизор. Он сказал, прикасаясь пальцем к своей щеке, украшенной клеймом в виде лапчатого креста:

— Вот знак, которым наградил Саладин всех, кто покидал Иерусалим четыре года тому назад. Пусть каждый, кто уходит из Сен-Жан-д'Акра, получит подобное клеймо, только не на щеке, а на лбу, чтоб отличаться от ветеранов исхода из Святого Града.

В лицах парламентеров родилось возмущение, увидев которое, Ричард Львиное Сердце произнес свое слово:

— Нет, я против этого. Я ставлю свое условие капитуляции города. Крест на лбу — позор для мусульманина. Крест в сердце — благодать для христианина.

Пусть каждый житель города, который хочет остаться в живых и не отправиться на галеры, отречется от своей веры в Магомета и примет единственно правильную веру — в Господа нашего и Спасителя, Иисуса Христа Сына Божия.

Выслушав короля Англии, парламентеры молча переглянулись между собой, встали и начали прощаться со своими врагами, ничего не объясняя — и так было ясно, что это условие они не принимают. Когда они покинули замок Монкретьен, Филипп-Август накинулся на Ричарда с упреками, что тот все испортил, и если можно было добиться сдачи Сен-Жан-д'Акра без боя, то теперь придется проливать за него кровь.

— Победа обязательно должна быть скреплена кровью, — возразил Ричард, не без презрения глядя на своего бывшего любимого друга. — Если вы, ваше величество, приплыли сюда не воевать, а договариваться о мире, то вам лучше было бы сидеть в Париже. Я не принимаю ни одного из ваших упреков и хочу заметить вам, что если мы возьмем в плен весь гарнизон города, то в наших руках окажутся лучшие полководцы Саладина — Сафадин, Маштуб, Каракуш, Мафаидин, а с ними вместе весь цвет сарацинского воинства. Вот наша цель. И тогда дорога на Иерусалим окажется для нас куда более легкой. Я не прав?

Филипп-Август пыхтел и злился, но ему нечего было возразить. Когда он покидал замок Монкретьен, к нему подошел навигатор Жан и сказал:

— Ваше величество, уверяю вас, что мы найдем способ, как обуздать ретивого Ричарда.

— Это было бы очень кстати. Ришар и впрямь зарвался. Он забыл, как приносил мне омаж в Бонмулене, а ведь с тех пор не прошло еще и трех лёт. Проклятье!.. Позвольте, отчего вы вдруг сделались таким его ненавистником?

— Хотя бы потому, ваше величество, что Ричард отдал вам Жизор, не спросясь у меня.

— Вот как? Ответ честный. А вы что же, не хотели становиться моим вассалом?

— Об этом уже поздно говорить. Жизор стал вашим владением, я — вашим вассалом, и буду служить вам верой и правдой.

Три дня башня Казал-Эмбера щедро осыпала лагерь сарацин стрелами. На четвертый день Ричард предложил защитникам Аккры передать Саладину новое условие — крестоносцы прекращают всякие военные действия, а Саладин за это возвращает им все захваченные земли, включая Иерусалим, а также Честной Крест, захваченный султаном во время битвы под Хиттином. В ответ гарнизон Аккры совершил отчаянную вылазку, дошел до грозной башни и даже успел частично разрушить ее основание, прежде чем крестоносцы отбросили смельчаков обратно к стенам города. Сразу после этого началась основательная подготовка к решительному штурму Сен-Жан-д'Акра.

Эти дни были счастливейшими в жизни Ричарда. Утром он просыпался в объятиях красавицы Беранжеры, сладостная ночь любви птицей проносилась в его памяти, последний поцелуй, и вот уж Ричард среди своих солдат, готовящихся к взятию главного Палестинского порта. Цель близка и прекрасна, и он уже слышит, как цокают копыта его скакуна по древней мостовой Иерусалима, как поют ангелы в небесах над его головой… Но однажды утром все это внезапно кончилось. Проснувшись, Ричард ощутил сильное недомогание. Он был весь мокрый, его трясло, и что самое ужасное — вся кожа зудела и чесалась. Он испуганно принялся искать на теле зловещие прыщи. Беранжера, проснувшись, удивленно смотрела на странное поведение мужа.

— Что случилось, Ричард? — спросила она с улыбкой. — Ты осматриваешь себя с таким видом, будто впервые узнал, что у тебя две руки и две ноги.

Ричард с тяжким вздохом откинулся к расшитым кипрским подушкам.

— Нет, ничего, мне просто показалось, будто к нам в постель забрались насекомые, — ответил он, утешая себя надеждой, что всего-навсего перегрелся вчера на солнышке.

Но к вечеру недомогание и лихорадка усилились, королю пришлось лечь в постель раньше времени и приказать жене устроиться на ночлег в другом месте. Ночью у него разболелись зубы и стали кровоточить десны, утром губы оказались осыпанными множеством гноящихся язвочек. Лишь одно утешало — ни в паху, ни под мышками не появлялось ни одного прыща. Наконец врачи, осмотрев больного, «утешили» его еще больше:

— Ваше величество, это болезнь, которую одни называют леонардией, другие — арнолидией. Зараза уже начала распространяться по всему лагерю, и вы оказались одним из первых, кто ее подхватил.

Узнав о том, что болезнь заразна, Ричард приказал Беранжере немедленно сесть на корабль и отправиться в Триполи, а если и там окажется это поветрие, плыть дальше, в Фамагусту, где искать убежища у тамплиеров. Беранжера рыдала и не хотела оставлять своего мужа, но опасность заразиться все же пугала ее столь сильно, что она, в конце концов, согласилась и отправилась в Триполи. Ричард тем временем слег не на шутку и первый приступ на стены Аккры пришлось совершать без него. Лишившись любимца, крестоносцы пали духом, и приступ оказался безуспешным. Рыцари Филиппа принялись обвинять рыцарей Ричарда, что те действовали без должной смелости, начались взаимные оскорбления и даже стычки. Леонардия распространялась и уже появились смертельные случаи. Ричард страдал невыносимо — более от бездействия, чем от недуга. У него стали выпадать ногти и волосы, кожа по всему телу шелушилась и слезала. Он приказал, чтобы ждали его выздоровления, а пока что обстреливали как следует город из осадных метательных орудий, валунами, привезенными из Сицилии и Кипра. В один из дней болезни, в шатер Ричарда на холме Тель-эль-Фуххар, явился посланник от Саладина, родной брат султана, Малек-эль-Адил-Мафаидин. Он сообщил, что Саладин свален тою же болезнью, которая приковала к постели Ричарда.

— Мой брат, как и все мы, очень уважает вас, ваше величество, — сказал Мафаидин на лингва-франка почти без акцента, — У вас и Саладина много общего в характере и благородстве натуры. Даже внешне, как мне кажется, вы чем-то похожи друг на друга.. Брат прислал вам лекарство, которое поможет быстрее встать на ноги. Вот оно. Разумеется, вы можете испытать его сначала на ком-то другом, но уверяю вас, Саладин никогда не опустился бы до такой низости, чтобы отравить соперника столь подло.

Ричард поблагодарил Мафаидина, подарил ему перстень с рубином, а Саладину передал золотой кубок, украшенный сапфирами. Когда Мафаидин ушел, Ричард тотчас же принял лекарство, в соответствии с советами саладинова брата. Амбруаз и лекарь Тромпо пытались было его отговорить, рекомендуя прежде испробовать средство на ком-нибудь из пленных сарацин, заразившихся леонардией, но Ричард ответил: