Право быть - Вероника Иванова

Наконец- то растерянно-заинтересованное:

- То есть?

- Когда он встретился с той женщиной уже после лечения, все повторилось. По его уверениям, хватило едва ли не одного слова, просто нескольких звуков голоса, чтобы чужая воля вновь взяла верх.

Милорд Ректор нахмурился и начал отбивать по столу кончиками пальцев замысловатый ритм, более подходящий для боевого марша.

- Почему он умолчал об этом? Нужно было сразу же прийти и…

- Сам посуди, кому охота сознаваться в собственной беспомощности? Да и с кем бы герцог мог поговорить по душам, а? С тобой? Мне почему-то кажется, вы были не настолько дружны.

- Он обязан был сообщить Опоре о своем… недомогании,- с нажимом повторил Ксаррон.

- Может быть. Если бы ты хорошо его вымуштровал. Но тебе ведь не нужны были послушные и безвольные исполнители, верно? А присяга, какой бы значимой она ни была, все равно оставляет лазейку для сохранения чести.

- Посягать на свободу чужой воли запрещено.

- Да, драконам, по их же взаимному согласию. А как насчет других существ? У меня был знакомый эльф, страстно желавший подчинить себе живой меч. А последние события? Некромант, к примеру? Правда, ему были милее трупы, но суть та же самая. И то, что случилось сейчас в столице… Люди не гнушаются подчинять себе более слабого или более уязвимого. Может быть, они правы больше нас?

Ксо посмотрел на меня немигающими глазками милорда Ректора, из которых вдруг улетучилось даже напускное добродушие.

- Это неподходящая тема для разговора.

Он встал, поправил складки ректорской мантии.

- Будет лучше, если ты покинешь столицу как можно скорее.

- Не уходи от ответа, Ксо. Ты же никогда не был трусом, или я ошибаюсь?

Темные глаза на мгновение побелели от боли.

- Я струсил один лишь раз в своей жизни, и ты прекрасно зто знаешь!

Знаю. И не хочу попрекать, но… Что-то здесь не так. Что-то очень важное.

- Драконы свято почитают неприкосновенность воли, как между собой, так и среди других рас, и не вмешиваются в дела живых существ. Но при этом они также не делают ничего, чтобы вселить в сознания хоть тех же людей подобное уважение к чужой свободе. Почему?

- А разве это не было бы запрещенным вмешательством? - попробовал съязвить кузен.

- Не обязательно действовать силой, ведь так? Можно влиять намеками, примерами, красивыми сказками, в конце концов. И никакого вмешательства не будет, а будет осознанный выбор между плохим и хорошим. Свободный выбор. Но почему-то до сих пор ни один из драконов даже не попытался…

- И ты все еще не понимаешь почему?

- Не понимаю.

Ксаррон усмехнулся, и странный изгиб губ сделал человеческое лицо похожим на драконью морду, какой ее вырезают из дерева или кости для украшения или скорее устрашения.

- Что ж, тогда послушай кое-что. Странно, что ты не добрался в библиотеке до тех полок, впрочем, у тебя было не так уж много времени на безмятежное обучение… Давным-давно известно, что, если в пределах сообщества одни его участники начинают подчинять себе других, начинается одно прелюбопытнейшее действо. Его можно приостановить, это верно, но, однажды начавшись, оно обязательно рано или поздно достигнет поставленной цели.

- И в чем состоит цель?

- В уничтожении сообщества.

Ксо сделал многозначительную паузу, словно учитель, намеревающийся насладиться потрясением ученика, прикоснувшегося к сокровенному знанию.

- Привычка подчиняться - самая страшная изо всех ее сестриц, Джер. Она врастает в плоть, она плещется в крови, она опутывает сознание неразрываемой сетью. Даже в пределах одного поколения она способна натворить очень много бед, а когда передается от родителей к детям, то лишь усиливается. Конечно, проходит довольно много времени, пока из когда-то вынужденных подчиниться вырастут идеальные рабы, иногда требуется несколько веков, но что такое сотни лет по сравнению с вечностью?

- Многие народы не видят в рабовладении ничего предосудительного и до сих пор живы.

Улыбка кузена стала еще больше похожей на оскал звериной пасти.

- До сих пор… О да, живы. Но наступит и другая пора. Не завтра, быть может, но послезавтра уж точно. Рабы годны только для того, чтобы исполнять приказы господина. Они живут ради того, чтобы служить. Но как только у живого существа исчезают собственные потребности, эгоистичные, самонадеянные, дурные, благородные - неважно, зато идущие не из глубины безвольного сознания, а порождаемые непрерывно изменяющимися внешними обстоятельствами, оно начинает умирать. В самом деле, если идеальному рабу забудут приказать поесть, он останется голодным, если не велят размножаться,, он не оставит потомства, и так далее, и так далее. Вся тяжесть ответственности ложится на господина, но смогут ли плечи горстки господ держать на себе весь мир?

- Ты хочешь сказать…

- И знаешь, что самое поразительное? Однажды вкусивший власть отравляется этим ядом надежнее, чем любым другим. Постепенно появляется желание подчинить себе не только слуг, но и друзей, своих родственников, домочадцев. Если из двух людей, скажем, один чуть увереннее в своей правоте, он сделает все, чтобы внушить ее другому. А внушать легче всего кому? Правильно, рабу, который благоговейно внимает любому слову господина. Количество подчиненных будет множиться и множиться, и как только их станет слишком много, чтобы господа могли напрямую приказывать каждому, с дорога гибели уже не свернуть.

Ксаррон говорил, и черты ректорского лица кривились и оплывали, как свечной воск, но не превращались в знакомые

мне с детства, словно привычный облик кузена тоже был своего рода маской, скрывающей от меня, а может, и от него самого некую страшную суть.

- Люди исчезнут с лица земли, если не опомнятся вовремя. Да и прочие расы ждет та же участь, потому что легче всего распространяется дурное влияние, а не хорошее.

- Исчезнут. Но это значит…

- Это значит, что наша плоть избавится от тяжелого груза,- со зловеще мечтательной нежностью завершил свой рассказ Ксо.

- Люди… должны умереть? И драконы сделают все для того, чтобы этому поспособствовать?

- Мы просто не вмешиваемся. И тебе вмешиваться не стоит, Джер.

- Но почему? Ведь они тоже имеют право…

- Захочешь пламенеть? Да будет так. Погаснешь? Пусть. Но сам всегда решишь, чего ты стоишь. И заплатишь сам,- Кузен слово в слово повторил строки, которые сами собой сложились в моем сознании, и мне вдруг снова стало по-зимнему холодно посреди жаркого летнего дня.

- Это непра… Так не должно быть.

- Каждый из нас сам выбирает свой путь.

Он бьет, не промахиваясь, и, если я не найду, чем отбить очередной удар, останется только признать поражение или… умереть. Здесь и сейчас мне не выйти победителем, это ясно. Но за что можно ухватиться, чтобы не дать поединку закончиться слишком быстро?