Светлячок надежды - Кристин Ханна

Воспоминания наступали, неотвязные и требовательные, и Дороти уже не слышала ни шумное дыхание таксиста, ни рокота мотора, ни проезжающих мимо машин.

Время разматывалось и опутывало ее, и у нее не было сил сопротивляться. Она сдалась, подчинилась ему, и окружающий мир перестал для нее существовать.

А потом Дороти словно наяву услышала лай собаки, звяканье натягивающейся цепи. Ноябрь две тысячи пятого года. Ей шестьдесят четыре, она называет себя Облачко, а ее дочь одна из самых известных людей на телевидении. Тогда Дороти жила в разбитом трейлере на площадке у лесовозной дороги рядом с Итонвиллем.

Сладкий, до тошноты, запах… марихуаны обволакивал ее. Она была под кайфом, но еще не в нужной кондиции. В последнее время травка не помогала ни в каких количествах.

Ей нужно выпить. Она выбралась из потрепанного шезлонга и ударилась о кофейный столик. Боль пронзила лодыжку, на пол с шумом посыпались пивные банки.

Облачко осторожно пробиралась по своему дому на колесах, удивляясь: то ли полы вдруг приподнялись, то ли она сама стала выше. На кухне она остановилась. Что ей тут нужно?

Она тупо огляделась и заметила стопку грязных тарелок на плите. Надо их вымыть, пока Трак не вернулся домой. Он терпеть не мог, когда она оставляла грязную посуду… И мухи жужжат над коробками из-под пиццы.

Шаркающей походкой она прошла к холодильнику и открыла дверцу. Лампочка осветила несколько вчерашних сэндвичей, упаковку пива и молоко, которое приобрело зеленоватый цвет. Облачко захлопнула дверцу и открыла морозильную камеру. На полке лежала бутылка водки. Она протянула к ней дрожащую руку, но в эту секунду послышалось глухое урчание дизельного двигателя.

Черт!

Нужно приняться за посуду, но Облачко трясло и подташнивало.

Снаружи раздался лай собак, потом рычание. Она слышала, как животные прыгают к хозяину, растягивая ошейники и гремя цепями.

Нужно выйти и встретить его. Трясущимися руками она провела по длинным, спутанным волосам. Когда она в последний раз принимала душ? Может, от нее воняет? Трак этого не любит.

Она заморгала, стараясь сфокусировать взгляд.

Рядом с поленницей стоял большой красный грузовик.

Трак выбрался из кабины; его обитый железом сапог попал в заполненную водой выбоину. Он был крупным мужчиной, с животом, который появлялся в комнате первым, и всклокоченными каштановыми волосами, обрамлявшими квадратное лицо много повидавшего человека.

Но главными были глаза, маленькие и черные. Свет в них мог мгновенно смениться тьмой.

– П-привет, Трак, – сказала она, открывая ему банку пива. – Я думала, ты вернешься только во вторник.

Трак вышел на свет, и Облачко поняла: он пил. В глазах стеклянный блеск, уголки рта опущены. Он остановился, чтобы приласкать своих любимых доберманов, выуживая из карманов угощение для собак. В ночной тишине лязганье их челюстей звучало устрашающе. Она поморщилась и попыталась улыбнуться.

Трак взял у нее пиво и остановился в бледном прямоугольнике света. Собаки притихли и сгрудились вокруг него, молча выражая свою любовь. Так, как ему нравилось. За ними зеленая лужайка тонула в густом тумане, скрывавшем разбросанные по площадке ржавые машины, сломанные холодильники и старую мебель.

– Сегодня вторник, – прорычал Трак. Он допил пиво и швырнул банку собакам, которые тут же принялись драться за нее. Потом обнял ее своими огромными руками и крепко прижал к себе. – Я скучал, – прошептал он хриплым, тягучим голосом, и Облачко подумала: интересно, где он был все это время после окончания смены. Должно быть, в «Удаче» – запивал виски пивом и жаловался на сокращение зарплаты на целлюлозно-бумажном комбинате. От него пахло целлюлозой, смазкой, дымом и виски.

Она старалась стоять неподвижно, почти не дыша. В последнее время Трак становился ужасно раздражительным. Никогда не знаешь, что может вывести его из себя.

– Я тоже скучала, – ответила она, чувствуя, с каким трудом ворочается язык. Мозг работал медленно, словно мысли проталкивались сквозь трясину.

– Ты не носишь блузку, которую я тебе купил.

Она осторожно отстранилась. Какую блузку? Честно говоря, она даже не помнит.

– Я… Прости, просто берегу. Она такая красивая.

Трак неопределенно хмыкнул – то ли с отвращением, то ли одобрительно, то ли безразлично. Облачко не знала. Мысли у нее путались, и это плохо, очень плохо. Она стиснула его руку и, держась за нее, вошла вместе с Траком в свой дом на колесах.

Внутри все пропахло марихуаной, вдруг поняла она. И чем-то еще – возможно, мусором.

– Иди ко мне, – тихо сказал Трак, и от его голоса у нее по спине пробежали мурашки. Что он увидел? Что она сделала или не сделала?

Посуда! Она забыла вымыть посуду. Трак ненавидел грязные тарелки в раковине.

Она медленно повернулась, не в состоянии придумать оправдание.

Трак поцеловал ее в губы, так нежно, что она с облегчением вздохнула.

– Ты знаешь, как я ненавижу беспорядок. Я тебе столько даю…

Она отпрянула:

– Прошу тебя…

Облачко не успела даже поднять руку, чтобы защититься от удара в лицо. Нос хрустнул под его кулаком, кровь брызнула и закапала блузку. Она молчала, не двигаясь с места. Слезы разозлят его еще больше.

Ее разбудило громкое тяжелое дыхание Трака. В первую секунду она ничего не могла понять, но потом боль вернула ее к действительности. Она с трудом открыла один глаз и поморщилась. Взглянув на светящийся экран телевизора, она заморгала. Во рту пересохло, все тело болит, и дрожь никак не проходит.

Сколько раз она просыпалась в таком состоянии? Не сосчитать. Облачко знала, что делать.

Трак лежал рядом с ней – огромный живот горой вздымается вверх, волосатые руки раскинуты в стороны. На улице темно, значит, уже ночь.

Она осторожно выбралась из постели и, морщась от боли, перенесла вес тела на левую лодыжку. Наверное, она растянула ногу, когда падала.

Хромая, она проковыляла в ванную и посмотрела на себя в большое зеркало на внутренней стороне двери. На всклокоченных волосах кровь. Глаз заплыл, а вокруг него расползся разноцветный синяк – лиловый, коричневый и желтый. Нос трудно узнать – он стал плоский, а на щеках и подбородке засохла кровь.

Не умываясь – все лицо болело, – она надела на себя первое, что попалось под руку. Кажется, она была в этой одежде вчера. Или позавчера? Она не помнила. И боль не давала взглянуть, есть ли на одежде кровь.

Нужно уходить отсюда, уходить от Трака, пока он ее не убил. Эта мысль приходила ей в голову десятки раз, когда он избивал ее, и однажды, около года назад, она все-таки ушла и добралась до Такомы, но в конце концов Трак нашел ее, и Облачко вернулась, потому что ей больше некуда было идти и потому что ничего другого она не ждала от жизни. Ничего другого у нее никогда не было.