Осьминог - Анаит Суреновна Григорян

– Я хочу спросить вас об одной вещи, господин Такизава!

– Да, конечно, Миюки-тян.

Она поколебалась какую-то долю мгновения.

– Скажите, господин Такизава, вы… любите меня?

– Что?! – Вырвалось у Такизавы.

Глаза Миюки-тян расширились, став похожими на глаза кукол из магазинов для девочек. Он даже не понял, вскрикнула ли она или просто ее рот приоткрылся, как будто она собиралась сказать что-то еще. В следующую секунду руки ее соскользнули вниз, он услышал отвратительный хруст, и тело Миюки-тян безжизненно обмякло.

– Нет-нет-нет, Миюки-тян, что с вами?! Очнитесь! – Он торопливо посадил ее у стены, постаравшись сделать так, чтобы она не упала, и еще раз попытался все-таки открыть проклятую дверь: та сдвинулась на каких-то жалких несколько сантиметров и снова застряла.

– Да что же это такое!

Руки у Такизавы болели, как будто он целый день таскал в офисе тяжелые папки с бумагами.

– Ну давай же, сволочь! – Он изо всех сил рванул в сторону створку, но она лишь задрожала, как от порыва ветра.

– Мури дэс[274], – вслух сказал Такизава и сам удивился тому, как спокойно это прозвучало.

Он подошел к Миюки-тян, сел рядом с ней на пол и обнял. Ее голова безвольно склонилась ему на плечо. Миюки-тян дышала, но, похоже, была в глубоком обмороке.

– Ну и хорошо, – пробормотал Такизава, рассеянно погладив ее густые волосы, выбившиеся из традиционной прически.

Можно было бы просто попытаться выломать эту проклятую дверь ногой: что там, тонкие деревянные рейки и стекло… Такизава устало прикрыл глаза. Выломать – и что дальше? Господин Симабукуро обязательно придумал бы, что делать в этой ситуации. Он всегда знал, что делать. Все-таки женщины не любят коротышек, Такизава-кун. Ёрико будет обнимать его и плакать, как же так случилось, ведь ты едва не погиб, мой милый Рюноскэ. Он невесело засмеялся, вытащил из кармана пачку бумажных платочков и вытер лицо, потом, как мог, пригладил волосы.

– Миюки-тян…

Он слегка потряс ее, но девушка не отзывалась. Такизава достал из пачки последний платочек и стер с ее щек потеки туши.

– Вот так, Миюки-тян. Вы ведь очень красивая девушка.

Он бросил взгляд на закрытую дверь. Все-таки интересно…

Когда он открыл глаза, официант из «Тако» стоял возле них – как будто ждал, когда уважаемый господин клиент определится с заказом. Увидев, что Такизава очнулся, он вежливо поклонился. Такизава улыбнулся в ответ.

– Надолго я отключился, Камата-сан?

– Всего на пару минут.

Кисё присел рядом в позе сэйдза[275], сложив на коленях руки.

– Там цунами, да?

Официант не ответил, только медленно опустил веки.

– У меня к вам просьба. – Такизава почувствовал, что во рту предательски пересохло.

– Я слушаю, Такизава-сан.

– Можно… сделать так, чтобы Миюки-тян не очнулась?

– Конечно.

– Спасибо вам, Камата-сан.

– Не за что, Такизава-сан.

Шум моря. Сначала волна перельется через береговые ограждения, потом распространится по южному побережью, сметет небольшие хозяйственные постройки… в школе, когда их водили на экскурсии в Музей науки, его это настолько пугало, что он несколько раз расплакался во время учебного фильма, и потом его долго дразнили, «коротышка-трусишка», он ведь и в классе был самый маленький из мальчиков и ниже многих девочек, поэтому в старших классах стал встречаться с самой высокой из них, Аи-тян (она свое имя всегда писала катаканой, потому что стеснялась что родители выбрали для ее имени такой иероглиф – «любовь»[276]), она даже баскетболом занималась, а расстались они потому, что он узнал, что над ней насмехаются, что ее парень даже до плеча ей не достает. Какой же он был дуралей в старшей школе, да и сейчас, наверное, ничем не лучше.

– Скажите, Такизава-сан, вы ведь сразу догадались? – Поинтересовался Кисё.

Такизава кивнул.

– И все же вы остались на Химакадзиме. – Непонятно было, задает ли Кисё вопрос или просто констатирует факт.

Он услышал шипение воды, вползающей в сад перед рёканом.

– Мне очень жаль, Такизава-сан.

Такизава устало посмотрел на него. Морской о́ни утащит меня в океан! Морской о́ни утопит меня! Не хочу, не хочу, не хочу! Если ты не прекратишь реветь, то не получишь сегодня мороженого. Кисё положил руку на плечо Такизавы:

– Мне правда очень жаль. Мо: си вакэ годзаимасэн[277].

Вода показалась в дверном проеме, легко подняла с земли валявшуюся сломанную дверную створку, несильно, будто проверяя дом на прочность, стукнула ею о стену и вдруг стремительно хлынула в лобби, таща с собой всякий мелкий мусор, который уже успела собрать на побережье и в окрестных дворах, и большие лохмотья черной морской тины. Такизава зажмурился.

Каваками-сан смотрела на него строго, без привычной дежурной улыбки, и он поначалу подумал, что секретарь начальника за что-то невзлюбила его, пока коллеги ему не объяснили, что Каваками-сан всегда такая, просто она очень ответственная, она тоже недавно у нас работает, но господин Симабукуро уже ее очень ценит, так что лучше подружитесь с ней, Такизава-сан, будете у начальства на хорошем счету, кстати, говорят, что Каваками-сан увлекается аквариумистикой – необычное хобби для девушки, верно? И еще она вроде бы одинока – тоже странно при ее-то внешности, наверное, мужчины просто робеют перед ней, но вообще-то она хорошая девушка, вот познакомитесь с ней поближе – сами увидите.

На День святого Валентина он подарил ей коробку тайяки[278] – Ёрико удивилась, но тепло поблагодарила его, и с тех пор он старался не пропускать ни одного праздника и всегда дарил ей что-нибудь, связанное с рыбками: печенье в форме рыбок, шоколад в форме рыбок, даже однажды специально заказал разноцветные сладкие моти в виде аквариумных рыбок, а после того, как решился пригласить ее на свидание и они стали встречаться, купил ей хорошенькие сережки из белого золота с перламутровыми вставками (сначала долго искал в интернете, а потом минут сорок бегал по «Такашимая» в поисках нужного отдела). Взглянув на рыбок, Ёрико сразу сказала, что это дискусы и они совершенно как настоящие, а потом поцеловала его.

– Скажи, Ёрико, если бы я был немного повыше, ты бы любила меня?

– Ну что ты, глупенький мой Рюноскэ, я и так тебя люблю.

Рыбок-дискусов Ёрико носила несколько месяцев, а потом перестала.

Такизава почувствовал, как на него накатывается волна – почти как во время отпуска на море, – и в тот же момент его схватила за плечо невероятно сильная рука и потянула вверх. Он открыл глаза: официант из «Тако» стоял по пояс в воде, держа обеими руками его и Миюки-тян, и пытался выпрямиться, но у него почему-то не получалось, а в следующее мгновение вода захлестнула их всех троих с головой.

Кисё стиснул зубы. Что-то ударило его в плечо, потом еще, и он ощутил во рту резкий металлический привкус крови и взбаламученного морского ила. Волна подхватила их, играючи отшвырнула к стойке регистрации, а потом к потолку. Он услышал, как чудовищная масса воды ломает стену рёкана – как плитку шоколада, и в тот же миг его охватило голубоватое свечение: слабым теплом оно скользило по его лицу и притягивалось к рукам, неподвластное законам гидродинамики, и растекалось в окружающей бурлящей черноте тонкими сияющими нитями. «Ну вот и всё, господин Такизава». Цунами, окончательно вырвавшись из моря на сушу, сдавило рёкан в своих объятиях и, сорвав со здания крышу и смяв второй этаж, помчалось в глубь острова.

В глазах у Кисё потемнело.

– Тебе нужно отдохнуть, Кидзё-кун[279]. – Пожилой писатель немного поколебался, но в конце концов взял из сахарницы пару кусочков коричневого тростникового сахара и бросил в свою чашку с крепким кофе. – Ты выглядишь усталым. И к