Осьминог - Анаит Суреновна Григорян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну же!
– Я боюсь! Я в детстве никогда не лазала по деревьям!
– Не бойтесь, Мацуи-сан, я с вами! – Ляпнул Александр первое, что пришло ему на ум.
– Ну хорошо… – Она неожиданно легко согласилась.
– Да быстрее же!
– Да-да, я стараюсь изо всех сил, Арэкусандору-сан!
– Снимите туфли!
– Но это совершенно новые туфли! Я их специально надела, вдруг что…
– Быстро сняла, я сказал! – Рявкнул Александр.
Изуми скинула с ног туфли (конечно, они были ей немного велики[267]), и они упали на аккуратно подстриженную траву внизу – две хорошенькие лакированные европейские туфельки, – наверное, она долго на них копила и, когда уже накопила, все присматривалась и не решалась купить, подходила к витрине магазина и замирала от счастья, что скоро они будут принадлежать ей. Шум воды совсем близко: волна, перепутавшая город с пляжем, была уже за оградой сада. Голос из системы оповещения продолжал повторять свое «нигэро-о!», но уже без прежней настойчивости.
– Давайте, тут совсем немного! – Он протянул ей руку, и Изуми схватилась за нее.
Они вскарабкались по стволу довольно быстро: на счастье, персик был достаточно высоким, чтобы при падении достать до крыши. Выпутываясь из его гибких ветвей, в которых кое-где поблескивали серебристые нити оборванной паутины, Александр вдруг ощутил, что дерево что-то толкает, будто пытаясь окончательно выкорчевать его из земли. Посмотрев вниз, он увидел воду – правда больше это походило на движущуюся кучу всякой всячины: кусков досок и пенопласта, между которыми тут и там проглядывала черная от поднятого с морского дна ила вода, одежды, вытряхнутой из шкафов, перепутанных рыбацких сетей и поплавков, пластиковых бутылок и кухонной утвари, садовых инструментов и детских игрушек; краем глаза Александр заметил белую микроволновку и какой-то флаг – видимо, с соревнований в местной средней школе.
– Быстрее, Мацуи-сан!
– Да-да, Арэкусандору-сан, я сейчас! Я уже!
Спрыгнув на покатую крышу и с трудом удержав равновесие, Александр помог спуститься Изуми. На лице у нее краснела полоса, оставленная одной из ветвей персика.
– Ну вот… вот и все…
Она прижалась к нему, обхватив обеими руками, и вдруг разревелась: громко, с протяжными всхлипываниями, как плачут обычно дети.
– Ну что вы, Мацуи-сан, все в порядке. – Александр забрал у нее шерстяное покрывало и накинул ей на плечи. – Все хорошо.
– Я думала, что вы никогда не придете! – Рыдала Изуми, перекрикивая шум прибывающей внизу воды. – Я думала, что вы бросили меня!
Крона персика вздрогнула и медленно перевернулась. У Александра похолодели руки. Что, если дом Изуми недостаточно высокий или недостаточно крепкий, чтобы выдержать все это? Александру вспомнился Кисё в синей юникловской куртке, стоящий возле фонарного столба, запрокинув вверх голову. Высота цунами в этой области в две тысячи одиннадцатом году достигла шести метров. Страшно подумать, сколько рыбы тогда погибло. Он прижал к себе плачущую женщину.
– Все будет хорошо, Мацуи-сан. Я с вами.
Персиковое дерево еще немного съехало с крыши, прошуршав листьями по кровле, а потом с последним протяжным стоном рухнуло вниз, увлекая за собой осколки черепицы и часть водостока, скрылось на мгновение в мутной воде и спустя некоторое время вновь показалось на поверхности, и волна цунами потащила его прочь вместе с другими трофеями. Александр с Изуми устроились на коньке крыши, придерживая друг друга, чтобы случайно не упасть. С неба моросил противный мелкий дождь. Изуми отдала Александру часть своего покрывала, и он с наслаждением в него завернулся: покрывало приятно кололось и пахло домашним уютом и спокойствием. Вода внизу все прибывала: сада и его ограды уже давно не было видно, первые этажи окружающих домов скрылись в равномерно движущейся горе мусора, который какие-то часы назад еще составлял чей-то привычный быт, предмет гордости или дорогие воспоминания: огромная темная волна с ревом сминала и поглощала все на своем пути, превращая все в бесполезные, безликие обломки и обрывки, которые бездумно волокла все дальше и дальше, чтобы потом без сожаления бросить и равнодушно отступить обратно в море. Мимо их крыши проплыл, переворачиваясь, большой красный Дарума с закрашенным левым и пустым правым глазом.
– Чье-то желание не исполнится, – тихо сказала Изуми. – Как жаль…
Александр вместо ответа погладил ее по плечу.
– Вы меня простите, Арэкусандору-сан. Простите, пожалуйста.
– За что, Мацуи-сан? – Удивился Александр.
Она немного помолчала, потом смущенно ответила:
– Я ведь, когда все это началось, сначала и не поняла ничего. На кухне сидела, все вас дожидалась… наверное, я задремала, а потом телевизор вдруг перестал работать: я глаза открываю, а он на полу валяется, как будто его столкнул кто. А потом пол начал дрожать и все с полок полетело – так было страшно! Так я побежала в вашу комнату и стала искать ваши документы, вы же на работу собирались устраиваться в Нагоя… – Изуми еще помолчала. – Я и подумала, как же вы там будете – без документов.
Александр вдруг неожиданно для самого себя расхохотался. Изуми, похоже, на его реакцию немного обиделась, и выражение лица у нее стало точь-в-точь как у обиженной маленькой девочки.
– Вы меня простите, Арэкусандору-сан, я все ваши вещи переворошила.
– Да неужели! – Александр, не переставая смеяться, встряхнул ее за плечи. – Что же мне теперь делать, Мацуи-сан?! Как нехорошо: хозяйка роется в вещах своего постояльца! Ай-яй-яй, я напишу на вас отрицательный отзыв на туристическом сайте! Или, может быть, мне даже следует заявить на вас в полицию?
Изуми уставилась на него широко распахнутыми глазами, а потом и сама начала смеяться – сдержанно, как обычно смеются японские женщины. Постепенно ее смех перешел во всхлипывания, и она опять расплакалась – на этот раз, правда, быстро с собой справившись.
– А как ваши документы нашла, сдернула покрывало с кровати и выбежала из дома, а там Исида – говорит мне, не придет твой постоялец, сдурела ты, старая майко, скорее беги наверх, сейчас начнется светопреставление.
Она дотронулась до кармана своего фартука – там что-то едва слышно звякнуло.
– Даже за руки меня хватал, старый развратник, но я его послала куда подальше. А потом вы пришли.
– Конечно, пришел, Мацуи-сан. Разве же мог я вас одну оставить?
Вода внизу продолжала подниматься, но пока не доставала до их крыши. Некоторые дома, находившиеся в низине неподалеку, уже почти скрылись в бурлящем потоке: в один из них врезался принесенный из порта большой рыбацкий сейнер, и цунами с тупым упорством пыталось протащить его прямо сквозь здание. металлический нос сейнера смялся в гармошку, как будто был сделан из тонкой фольги, и от стены дома в воздух поднимались клубы бетонной пыли: в конце концов волна преодолела препятствие, со скрежетом протащила корабль по крыше дома, опрокинула его набок и поволокла дальше.
– Как вы думаете, Арэкусандору-сан, мы умрем?
– Ну что вы, Мацуи-сан, – возразил Александр, стараясь, чтобы его голос звучал уверенно, хотя в действительности никакой уверенности он не испытывал. – Конечно же, мы не умрем. Нас обязательно спасут.
– Соо нан дэс ка… это хорошо. – Изуми прижалась к нему покрепче, не отрывая взгляда от беснующейся вокруг стихии. Кое-где из мешанины изломанных и искалеченных предметов с хлопками вырывались белые гейзеры бытового газа. – Знаете, я часто думала, что мой Рику чувствовал, когда тонул в тот ужасный день…
Она замолчала на полуслове, и Александр не стал ее торопить.
– …с того самого дня, как он погиб, я каждую ночь боялась, что он придет за мной и заберет к себе в море. Я была ему плохой женой и после смерти не чтила как следует его память. А потом и вовсе… предала его. Кому такое может понравиться?
Она снова рассеянно прикоснулась к карману своего фартука.
Александр хотел было ответить, что, будь Мацуи-сан жив и повстречай он
