Приди и помоги. Мстислав Удалой - Александр Филимонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кровопиец! Не напился еще крови?
— Погода! Вот тебе припомнится!
— Ярослав! С безоружными-то легче воевать? Собака ты!
— Мы не безымянные! Про нас знают! За каждого ответишь!
Они кричали, и у Ярослава подергивалось лицо. Кричавших оставалось все меньше, а из-под земли, становясь все громче, доносился приглушенный многоголосый стон. Некоторые из новгородцев не давали себя вести — шли сами. Возле края ямы, плюнув в князя, прыгали вниз. Связанных тел в дыре было навалено высоко. Дружинники, стоявшие у дыры, кричали:
— Отползай давай! Освобождай место!
Наконец — сбросили последнего. Он уже поместился с трудом. Стон из ямы звучал слаженно и ровно — Ярослав был доволен. Проводив последнего новгородца взглядом, он повернулся к дружине:
— Досками заложите. А сверху — дерном. Вдруг ночью дождик пойдет! Их и не замочит.
Только двое, кажется, и засмеялись над княжеской шуткой. Остальные не засмеялись. Но не стали и возражать — тут же были принесены доски, и яму закрыли, как велел Ярослав.
Вскоре стемнело — день завершался. Начался он, правда, неудачей, но закончился хорошо. Ярослав Всеволодович чувствовал, что на душе немного полегчало.
Стон из погреба раздавался всю ночь. Но князь его не слышал. Он сходил-таки в баню, помылся, напарился — и ушел на женскую половину, где жили его наложницы. А эта часть дворца находилась от погреба достаточно далеко.
И следующим днем стон еще был слышен, но уже слабее. Ярослав нарочно ходил туда — прислушивался. Несколько раз ходил. Вечером ему даже показалось, что кто-то еще под землей жив. Но, может быть, только показалось — почудившийся звук был невнятен и непонятно откуда шел. Возможно, и не из ямы.
Впрочем, у Ярослава появились другие заботы — помимо новгородских купцов. Со дня на день приходилось ожидать прихода князей-победителей, и надо было придумать какую-то хитрость, какой-то ловкий ход, чтобы сохранить свое положение.
Он знал, что сражение на Липице проиграно. Могло, конечно, случиться чудо — после того, как Ярослав бежал, суздальское войско, к примеру, пришло в себя и двинуло на врага с новой силой. Но в чудеса Ярослав не верил. Потом, через пару дней, в Переяславль стали возвращаться уцелевшие — безоружные и покалеченные. И добрых вестей они не принесли.
А это значило, что государем над всеми землями великого княжества Владимирского и Суздальского встанет Мстислав Мстиславич, и, учитывая это, надо было строить дальнейшую игру.
Ярослав сильно надеялся на их родственные узы! Не станет же Мстислав Мстиславич отнимать мужа у собственной дочери! Конечно, Ярослав знал, что Удалой очень недоволен тем, как Елене живется замужем. Но ведь можно повиниться, покаяться, обещать, что отныне все будет не так и станет он жить с женой в любви. И тестя станет во всем слушаться.
Если так рассуждать, то все выходило хорошо. Но для того, чтобы душу успокоить, надо было получить из Владимира свежие известия и узнать все точно. Ярослав отправил во Владимир своего управляющего Душилу, наказав все до подробностей разузнать и скорее возвращаться. Прибыть в Переяславль раньше, чем сюда придут союзные князья.
Душило с двумя сопровождающими и пятеркой запасных коней отбыл в тот же день. Утром уехал и к вечеру следующего дня уже докладывал князю о владимирских делах. Удивительные были дела! Оказывается, великим князем теперь был Константин, а вовсе не Мстислав Мстиславич! Не захотел, старый, великокняжеской власти. Ну, стало быть, надо кланяться Константину, вот и вся разница.
Узнав новости, Ярослав долго не мог решить, что же для него лучше. Константин мог не простить младшему брату, как простил Георгию. Для Георгия все уже кончилось, ему хорошо, завидовал Ярослав, маясь в ожидании. Ни до чего руки не доходили, ни к чему душа не лежала, спать не хотел, есть не хотел. К бабам не ходил, старался побольше бывать с женой — правда, Елена была с ним холодна и к себе не допускала. Новгородцы давно были выкопаны и увезены, чтоб не воняло во дворе. Если тесть или старший брат в гости пожалуют.
Хорошо, что ожидание оказалось недолгим. Третьего числа мая, через день после того, как вернулся Душило, от городских ворот прибежала стража — донесла, что войско союзных князей уже близко и первым идет полк Великого князя Константина.
Ярослав пал на коня, бросился брату старшему, любимому, навстречу. Немного пришлось проехать, пока не увидел Константиново знамя. Вслед за полком великого князя по дороге двигались остальные. Константин заметил брата, остановился, ждал, когда Ярослав подъедет.
Ярослав спешился и повалился в ноги:
— Брат! Великий князь! Прости! Виноват я перед тобой, послушал Георгия. Горе мне, горе!
Константин Всеволодович, вместо того чтобы излить гнев, тоже спешился, подошел, поднял на ноги.
— Прощаю тебя, брат Ярослав.
— Что со мной делать станешь? — спросил Ярослав, не удивившись, что так легко получил прощение.
— Я-то что. Я нынче в воле Мстиславовой, — отвечал Константин. — Он мне вместо отца. Его проси о прощении.
— Брат! Не допускай его до города! — сказал Ярослав. — Упроси его здесь встать. А я сейчас приеду, дары привезу. Замолви за меня слово!
Константин пообещал. Ярослав поехал в город за подарками, а он, велев полку располагаться станом, отправился к Мстиславу Мстиславичу. Просить за брата.
Удалой, однако, и слышать не хотел о примирении.
— Не помирюсь! Знать его не хочу, злодея!
Каким-то образом до Мстислава Мстиславича уже донеслась весть о том, что сделал Ярослав с купцами. Правда, по сравнению с тем, как он обошелся с Новгородом, это была мелочь, но такое последнее и бессмысленное злодейство переполнило меру терпения Мстиславовой души.
Константин все же упрашивал его. Говорил, что Ярослав виноват одинаково с братом Георгием, который тем не менее был прощен. Говорил, что теперь Ярослав безопасен, а прощенный, станет надежным союзником. Мстислав Мстиславич и слышать ничего не хотел.
Тут прибыли из города дары. Особенно щедро был одарен новгородский полк — каждому ратнику по пять гривен, по дюжине куниц, по два зерна жемчужных. Это ли смягчило Удалого или подействовали уговоры Константина, которого он любил и вредить которому не хотел, — но в конце концов согласился к Переяславлю не идти и приступом не брать его. Брезгливое чувство, испытываемое им к князю Ярославу, было таким сильным, что и думать не хотел Мстислав Мстиславич о дальнейшей судьбе злодея. Ладно — пусть с ним Константин разбирается, если захочет. Захочет оставить ему Переяславль — пусть оставляет. Его вотчина.
Он потребовал только одного — чтобы немедленно была доставлена из города княгиня Елена. И все, Что дочь пожелает с собой взять — пусть возьмет. Хоть бы и всю казну мужнину. И Ярослав чтобы ее забыл и думать о ней не смел. Все.
Елена приехала к отцу. Они давно не виделись, и встреча получилась радостной, несмотря на обилие пролитых слез. Увозимая от мужа, Елена понимала, что вряд ли долго ей придется жить при отце, и скорее всего — если никто не возьмет замуж — ее ждет пострижение. Но все же была рада. Жизнь в доме Ярослава опостылела Елене настолько, что и монастырь казался ей местом более привлекательным.
Здесь, у Переяславля, и расстались Мстислав Мстиславич и великий князь Константин Всеволодович. Им больше не суждено было увидеться. Но они этого не знали еще. Константин отправился во Владимир, а Мстислав Мстиславич с дружиной и новгородским полком на Торжок и далее — в Новгород.
По пути князя Мстислава несколько раз догоняли послы переяславские, от злодея. Он просил слезно вернуть ему жену. Удалой и слышать ничего не хотел. Все посольства вернулись в Переяславль ни с чем.
Итак, война была закончена. На русской земле был наведен порядок. Восстановлена справедливость. Те, кто мог этот порядок нарушить, надолго лишены были сил. Новгороду открывался путь к процветанию.
Всем этим русская земля обязана была князю Мстиславу Мстиславичу Удалому.
Глава. XV Новгород. 1218 г
Никита узнал, что произошло с его дядей Михаилом и теткой Зиновией. Но куда делись Пелагея и маленький Олекса — выяснить так и не удалось. По всему выходило, что Пелагея, спасаясь от голодной смерти, убежала из Новгорода. Куда она могла убежать? Из города бежали многие — к родне, живущей где-нибудь в более сытых местах. А если просто так уходить — куда глаза глядят? Никита не мог поверить в то, что Пелагея решилась на такое с младенцем на руках. Он сильно подозревал, что подалась жена к своим сородичам, на север. Но если так, то почти не оставалось надежды, что они живы: добраться до Чуди ей, голодной и беззащитной, было невозможно.
Все же он надеялся. Скучал по жене. Скучал по сыночку, которого так мало выпало ему понянчить. На Торгу или просто на улице, увидев гостей из северных земель — их легко было угадать по одежде, да и по лицам, — всегда подходил к ним, расспрашивал: не встречалась ли им женщина с ребенком? Им много кто встречался. В тот год по всем дорогам шли и шли отощавшие, бесприютные люди. Разве всех запомнишь?