Приди и помоги. Мстислав Удалой - Александр Филимонов

Со временем тысяцкому стало ясно, почему Ярослав так поступает: он Новгород хочет задушить. Ну, хочет, и ладно, это дело княжеское. Ясно одно: кормить торговых людей придется еще долго. Да еще и отвечай, если сбежит кто. Обуза! Лучше всего установить по отношению к купцам строгость, как к обычным пленникам, решил тысяцкий. Так с ними забот будет меньше.

Но все получилось не так, как он хотел. Имея по службе частые общения с задержанными гостями, он понемногу начал испытывать ко многим из них теплые чувства! Он полюбил этих людей.

Купцы были любопытный народ! То, что Петрил Степанкович поначалу принимал за простую наглость, порожденную их невежеством, на самом деле оказалось душевной свободой. Они были вольные люди, словно никогда не знавшие над собой тяжелой и суровой княжеской власти! Петрил слышал раньше, что в Новгороде своем они живут без закона, даже присловье о них такое ходило: живут по обычаю блядиных детей. Оказалось — все не так. Купцы много рассказывали ему про свой город древний, про свои вольности. Про то, как сами выбирают себе князей, и если князь начнет шалить — выгоняют его вон! Петрилу о таком и подумать было страшно. А им — хоть бы что.

А как много они видали на своем веку! От них услышал Петрил про далекие страны, про чужие земли, населенные удивительными народами. Услышал про то, как среди племен, живущих в северных лесах, есть такие колдуны, что мертвого могут оживить и он ходит — сами видели. А на юге за половецкими степями в теплых краях живут люди, которые даже летать умеют, правда — невысоко.

Петрил Степанкович, сам того не замечая, стал чаще бывать у новгородских купцов. Засиживался у них подолгу — все слушал. Содержались они сначала все вместе, в длинном невысоком строении вроде скотницы, нарочно для них построенном. Кучно жили, тесно, но — не жаловались. Потом тысяцкому показалось, что им незачем терпеть такие неудобства — и он понемногу расселил купцов в городе. Нашлись желающие принять их у себя. Если князь спрашивал про них — тысяцкий честно отвечал, что все в порядке, присмотр за пленниками обеспечен. А они за полгода в городе прижились! Среди переяславских торговых людей у новгородцев много знакомых оказалось, да и вообще — всем они как-то пришлись ко двору. Двое даже жениться успели в Переяславле и только ждали, когда князь их отпустит, чтобы увезти домой жен.

Рассказывали новгородские купцы Петрилу Степанковичу и про князя Мстислава, и про отца его, тоже Мстислава.

И когда переяславский князь — которого из Новгорода-то выгнали! — затеял войну с Мстиславом Мстиславичем, купцы сразу приободрились и стали уверять тысяцкого, что Мстислав Ярослава побьет и скоро они получат долгожданную свободу. И Петрил, сам ужасаясь своим мыслям, стараясь не показывать их, в душе желал новгородцам, чтобы эти предсказания сбылись. Получалось, что он желал своему князю поражений!

Узнав о том, что Ярослав прибежал в город пеший, без войска и разбитый наголову, тысяцкий почувствовал, что горе, которое нынче войдет в каждый дом, захлестнет город, — это еще не все. Он знал своего князя и потому, придя по зову к нему на двор, сразу был потрясен тем, что князь — будто других забот сейчас не было — вспомнил о новгородских торговых людях. И так спросил про них, что у Петрила Степанковича сердце заледенело.

— Что молчишь, тысяцкий? Или непонятно спрашиваю? — процедил сквозь зубы Ярослав.

— Какие были — все целы, — ответил Петрил. — Полтораста человек их всего.

— И что? Хорошо живут? — спросил Ярослав.

— Содержим по твоему приказу, княже.

Лицо Ярослава Всеволодовича задергалось. Он шагнул к тысяцкому и завопил, надувая на горле жилы:

— Собрать их! Всех собрать здесь немедля! Да под стражей чтобы!

Ярослав поискал взглядом управителя.

— Душило! Веревки, какие есть, — все сюда! Там скажи, — он махнул в сторону дворца, — пусть выходят с оружием! Дело всем найдется! Тысяцкий! — обернулся Ярослав к Петрилу Степанковичу. — Еще тут? Не ушел? Пошел бегом, а то и тебя вместе с ними!

Вскоре во дворе никого не осталось. Ярослав знал, что сейчас начнут приводить купцов и, значит, следует подготовиться к тому, что он задумал. Побежал в глубь двора — там, возле самой стены, находился погреб, служивший когда-то хранилищем, потом — темницей. Это была длинная яма, укрепленная срубом, с крышей из дерна. От времени сруб ушел еще глубже в землю, а крыша казалась просто холмиком, поросшим травой. Много раз Ярослав хотел приказать, чтобы погреб засыпали, но почему-то так и не сделал этого.

Подойдя к плоскому холму, он осмотрел все сооружение. Ступени, что когда-то вели в погреб, и низкая дверца засыпаны были землей, и войти внутрь через старый вход было нельзя. Он решил, что надо разбирать крышу. Подбежал к краю, ухватил дерновый пласт за высохшие травяные стебли, потянул. Дерн не поддавался — успел врасти, укорениться. Тогда Ярослав вытянул меч из ножен и принялся вырубать кусок поменьше. Пошло на лад. Ему удалось выдернуть кусок земли. Отбросил его и принялся резать следующий. Под вторым куском показалась сгнившая деревянная плаха. Ярослав ткнул в нее мечом — меч легко прошел насквозь, обнаружив под плахой пустоту. Внизу, под крышей, места было сколько угодно.

Двор тем временем понемногу оживал — приводили купцов, у которых, чтоб князь не гневался лишнего, были уже связаны руки за спиной. Дружинники, первыми зашедшие во двор, поначалу князя не заметили, и Ярославу пришлось позвать их. Купцов подводили к погребу, выстраивали вдоль стены.

Велев разобрать крышу побольше, он стал пристально разглядывать новгородцев. Ух, ненавистные рожи! Стоят, как будто они тут хозяева положения.

Они и вправду держались довольно свободно, хоть и были связаны. Подводили и подводили все новых, и чем больше их оказывалось здесь, у стены, тем веселее им становилось. Видимо, толпой чувствовали себя увереннее. И конечно, уже знали о полном поражении Ярослава.

Он стоял и смотрел на них. Был соблазн — взять меч в руку поудобнее, подойти к толпе и начать с краю. Но Ярослав поборол этот соблазн — он знал, что муки, которые он приготовил новгородцам, во много раз страшнее, чем быстрая и милосердная смерть от его меча.

Купцы уже справились с первым волнением, понемногу расходились, начинали переговариваться. Один, неласково поглядывающий из-под шапки светлых прямых волос, вдруг обратился к самому Ярославу:

— Что, князь? Расскажи про войну нам. Повыдергали тебе перья из хвоста?

Новгородцы грохнули согласным хохотом. Ярослав был спокоен и не стал бросаться на дерзкого. Он посмотрел — достаточно ли уже разобрана крыша погреба. А вслед за первым новгородцем и другие стали подавать голос:

— Ты князя нашего встречал ли? Мстислава Мстиславича?

— Что, у тебя войска мало, князь?

— Князь! Князь Ярослав! Вели нам по чарке поднести! Мы за тебя попросим.

— Не горюй, княже! Иди ко мне в помощники! Я тебя торговать научу. Не пропадешь!

— Ха-ха-ха! Иди, князь! У него не заворуешься!

А новых все подводили. Скоро стало тесно в этом конце двора. Наконец, кажется, подвели последних.

— Тысяцкий! Петрила! — позвал Ярослав. — Ты где?

Тысяцкого почему-то рядом не оказалось. Наверное, еще не всех привел. Ладно. Не ждать же его. Начинать пора, а то стемнеет скоро.

Ярослав повел плечами, и на лице его появилась улыбка. И вот странно — завидев эту улыбку, купцы новгородские сразу стихли, насторожились.

Недоуменно переглядывались и некоторые из дружинников. «Еще жалеть начнут, — подумал Ярослав. — Были бы в том сражении — небось не пожалели бы никого из этих. Ну, если хоть один мне слово поперек скажет — зарублю на месте». Он взглянул на яму.

— Бросай их! Всех туда! Всех!

Толпа ахнула, колыхнулась — видимо, не верили, что князь может сделать с ними такое. А теперь сразу поверили.

Двое дружинников уже схватили одного, близко стоящего к яме. Новгородец упирался, но его подвели к краю — и толкнули. Он упал вниз — и кажется, удачно, потому что сразу из ямы послышался глухой, но веселый его голос:

— Ничего, братцы! Здесь жить можно! Места на всех хватит!

Он и еще что-нибудь кричал бы товарищам, но тут на него сбросили второго, потом третьего. Больше того новгородца не было слышно. Зато те, кто дожидался своей очереди, молчать не стали:

— Кровопиец! Не напился еще крови?

— Погода! Вот тебе припомнится!

— Ярослав! С безоружными-то легче воевать? Собака ты!

— Мы не безымянные! Про нас знают! За каждого ответишь!

Они кричали, и у Ярослава подергивалось лицо. Кричавших оставалось все меньше, а из-под земли, становясь все громче, доносился приглушенный многоголосый стон. Некоторые из новгородцев не давали себя вести — шли сами. Возле края ямы, плюнув в князя, прыгали вниз. Связанных тел в дыре было навалено высоко. Дружинники, стоявшие у дыры, кричали: