Поле мечей - Конн Иггульден

Ноги борцов переплелись, каждый стремился перебросить другого через спину.

Арторат заломил сопернику руки и уже собирался перекинуть его через бедро, однако Цирон ловко присел, освободившись от захвата и пытаясь сбить галла с ног. Увы, тот был слишком тяжелым, а потому только покачнулся. Тут же, надавив на горло Цирона скрещенными предплечьями, соперник едва не опрокинул его.

Такой прием мог бы стать решающим. Однако Цирон сумел поставить подножку, и гигант повалился, словно огромное дерево. Цирон упал сверху. Не успели римляне понять, что произошло, как борцы схватились еще отчаяннее. Захват за захватом, бросок за броском — каждый из приемов казался опаснее предыдущего.

Арторат снова сжал горло Цирона мощными руками. Римлянин схватил противника за мизинец и с силой дернул. Галл тихо застонал от боли, однако хватку не ослабил. Побагровевший от удушья Цирон нащупал еще один палец и дернул сильнее. Только после этого великан отпустил противника и начал растирать поврежденную руку.

Цирон вскочил на ноги первым, хотя и слегка покачиваясь. Галл поднимался медленно, явно рассерженный и распаленный, словно раненый медведь.

— Может быть, уже хватит? — обеспокоенно спросил Домиций. Никто не ответил.

Арторат попытался нанести сильный удар ногой, но Цирон ловко увернулся, и прием прошел впустую. Римлянин сделал шаг в сторону и схватил галла за пояс, пытаясь приподнять. Соперник был слишком тяжел, так что усилие оказалось совершенно напрасным. Арторат, в свою очередь, схватил римлянина за запястье, однако сломанные пальцы отказывались служить. Галл взревел, и в этот момент Цирон с силой стукнул его ногой по колену, опрокинув на спину. Пораженный и растерянный, тяжело дыша, великан так и остался лежать. Цирон сочувственно кивнул и протянул руку, помогая поверженному борцу встать.

Брут с интересом наблюдал, как великан развязал кошелек и протянул победителю одну из выигранных монет. Цирон, однако, лишь махнул рукой и похлопал достойного соперника по плечу.

— Ну что, Брут, попробуешь? — слегка насмешливо поинтересовался Домиций. — Пальцы у него уже сломаны, сам знаешь.

— Я бы, конечно, рискнул, но это уже будет нечестная схватка, — ответил Брут. — Лучше отведи его к Кабере, пусть старик займется рукой. Она парню еще пригодится.

Он знаками объяснил Арторату, что надо делать. Однако великан лишь небрежно пожал плечами — он знавал куда более серьезные ранения. А кроме того, набитый серебряными монетами кошелек приятно оттягивал пояс и казался лучшим лекарством.

Выражение лиц собравшихся вокруг зрителей удивляло: на них читалось открытое дружелюбие и сочувствие. С симпатией смотрели даже те, кого он только что победил. Один из римлян принес амфору с вином и сам сломал восковую печать. Многие хлопали по плечу, притрагивались к руке. Да, Мхорбэйн все-таки прав: это действительно странные люди.

На темном летнем небе звезды сияли особенно ярко. Венера уже скрылась, зато небольшой красный диск Марса был виден очень четко. Юлий приветствовал покровителя воинов, подняв кубок, а потом протянул его Мхорбэйну, чтобы тот подлил вина. Остальные галлы давно ушли. Пир прошел прекрасно. Вино, даже разбавленное, сделало свое дело, и к концу застолья гости заметно расслабились. Юлий разговаривал со многими: спрашивал имена, запоминал названия племен. Полководец чувствовал себя в долгу перед Мхорбэйном, ведь именно этот человек переводил беседу с латыни на галльское наречие и обратно. Сейчас, оставшись с галлом наедине, он испытывал к нему искреннюю симпатию, в немалой степени подогретую винными парами.

В лагере царила полная тишина. Неожиданно где-то неподалеку крикнула сова, и Юлий вздрогнул. Взглянул на кубок, пытаясь вспомнить, давно ли перестал разбавлять вино водой.

— У вас прекрасная страна, — произнес он.

Мхорбэйн пристально взглянул на римлянина. Он пил гораздо меньше остальных, однако с редким мастерством копировал замедленные, смазанные движения изрядно перебравшего человека.

— И поэтому ты хочешь забрать ее себе? — проговорил вождь и затаил дыхание, ожидая, что же ответит на неприкрытую колкость римлянин.

Казалось, Цезарь не заметил напряжения сидящего рядом, на влажной прохладной земле человека и просто поднял кубок к звездам, пролив при этом изрядное количество вина.

— А чего вообще хочет человек? Если бы ты обладал моими легионами, разве не мечтал бы о власти над этой щедрой землей?

Мхорбэйн кивнул. Да, ветер в Галлии переменился, и вождь вовсе не жалел о том, на что пошел ради спасения своего народа.

— Имей я твои легионы, непременно стал бы царем, — ответил он. — Взял бы имя Мхорикс или, может быть, Мхорбэйнрикс.

Юлий удивленно взглянул на собеседника.

— Рикс?

— Это означает «царь», — пояснил галл.

Юлий замолчал, задумавшись, а Мхорбэйн снова наполнил кубки и тут же осушил свой.

— Но дело в том, Цезарь, что даже царю необходимы сильные союзники. Твои люди хорошо сражаются в пешем строю, однако кавалерией ты не слишком богат. А мои воины родились в седле. Тебе необходима помощь эдуев, но как я могу доверять тебе? Где гарантии, что ты не пойдешь против нас?

Цезарь посмотрел собеседнику в глаза.

— Я человек слова, галл. А это значит, что если я назвал тебя своим другом, то буду считать другом до конца дней. Враги эдуев станут моими врагами, а их друзья превратятся в моих друзей.

— Да, врагов у нас немало, но есть один, который особенно угрожает моему народу.

Юлий вспыхнул — вино давало себя знать.

— Назови имя этого негодяя и можешь считать, что его уже нет в живых.

— Зовут его Ариовист, а правит он свевами и несколькими захваченными племенами. В жилах этих людей течет холодная германская кровь. Глаза их безжалостны, словно лед. Это жестокие всадники, которые живут лишь ради сражений. С каждым годом они совершают набеги все дальше на юг. Всех, кто пытается сопротивляться, не раздумывая убивают, а земли забирают себе — в качестве трофея. — Мхорбэйн наклонился ближе к Юлию и с жаром заговорил: — Но тебе же удалось поставить на колени гельветов, Цезарь. А если с тобой рядом помчатся мои всадники, то легионы без труда опрокинут этих заносчивых воинов. Тогда у твоих ног окажутся все племена Галлии.

Юлий долго молчал, глядя на сверкающие в темном небе звезды.

— Но ведь я могу оказаться пострашнее Ариовиста, друг мой, — наконец едва слышно произнес он.

Глядя во мрак ночи горящими темным огнем глазами, Мхорбэйн улыбнулся. Предсказания он считал делом друидов, но и в самом деле страх, вызванный приходом на родную землю чужестранцев, не покидал вождя. Потому он и предложил помощь кавалерии. Союз легионов с искусными галльскими всадниками защитит народ.

— Такое может случиться, но истину покажет лишь время. Если ты выступишь против Ариовиста, то сразиться необходимо до наступления зимы. Год воинов заканчивается с первым снегом.

— Неужели здесь такие суровые зимы?

Мхорбэйн жестко улыбнулся.

— Никакие слова не дадут тебе полного представления, друг мой. Первую луну мы называем «думманиос», что означает «самые темные глубины». После нее становится все холоднее и холоднее. Когда это время настанет, ты сам все поймешь, особенно если отправишься на север. А чтобы разбить моих врагов, тебе непременно придется это сделать.

— И ты отдашь под мое командование кавалерию? — уточнил Цезарь.

Мхорбэйн взглянул собеседнику в глаза.

— Если мы станем союзниками, — тихо заключил он.

— Договорились.

К немалому изумлению Мхорбэйна, Юлий вытащил из-за пояса кинжал и полоснул себя по правой ладони. Потом протянул клинок собеседнику.

— Скрепим договор кровью, Мхорбэйн. Без этого он недействителен.

Мхорбэйн взял кинжал и тоже разрезал ладонь. Рукопожатие оказалось крепким: кровь римлянина слилась с кровью галла. Рана была болезненной, и Мхорбэйн невольно подумал, оправданна ли она. А Цезарь снова воздел кубок к стоящей в небе красной планете.

— Клянусь Марсом, что теперь эдуи — мои друзья и союзники. Даю слово консула и полководца.

Юлий выпустил руку вождя из своей и в очередной раз наполнил кубки из амфоры, которую держал на коленях.

— Итак, свершилось! — торжественно произнес он.

Мхорбэйн вздрогнул, пристально взглянул на римлянина и, с трудом глотая прохладную влагу, осушил кубок до дна.

ГЛАВА 26

Помпей стоял на белом мраморном балконе храма Юпитера и смотрел вниз, на расстилающуюся у его ног просторную площадь форума. С вершины Капитолийского холма сердце Рима открывалось взору, слово на ладони. Сейчас картина вовсе не радовала.

Красс тоже внимательно смотрел на собравшуюся на площади толпу, однако выглядел бесстрастным и спокойным. Он молча слушал сердитое бормотание Помпея, который то и дело тыкал пальцем в очередной возмутительный эпизод.