Место полного исчезновения: Эндекит - Златкин Лев Борисович

— Хорошо изучил зону! — одобрил Игорь.

— Посидишь с мое, тоже будешь все знать! — еще больше нахмурился Котов.

— Может, об иерархии что-нибудь расскажешь? — попросил Васильев.

— Слушай, пока я жив! — мрачно пошутил Котов. — Всем здесь заправляет „пахан“ или „князь“, лицо неприкосновенное…

— Неприкасаемое! — пошутил Игорь.

— Стоит тебе это сказать „пахану“, и ты — труп! — спокойно произнес Котов. — Не путай эти два понятия! „Неприкасаемый“ — то же самое, что „опущенный“. Любого, кто поднимет руку на „князя“, ждет жестокая и мгновенная расправа. Лютая! Судьба Горбаня должна служить тебе предостережением. Кстати, ты заслужил благоволение не только „хозяина“ зоны со стороны „крикушника“, а и авторитетов, за то, что сдал им Горбаня. Свита „князя“ — авторитеты, матерые уголовники и приблатненные, фраера, для которых тюрьма уже „дом родной“.

— Вася только что процитировал: „Вот моя деревня, вот мой дом родной…“ — улыбнулся Игорь такому совпадению.

Котов не обратил на его слова никакого внимания, словно и не произнес он ничего. Равнодушно выслушав его, он продолжил:

— Ниже по рангу шустрят „шестерки“, исполнители, и „солдаты“ или „торпеды“ — готовые „замочить“ любого, на кого укажет длань „князя“. „Князь“ судит и карает виновных, согласно своему, воровскому закону. Кроме того, он не допускает беспредела и следит за пополнением воровского „общака“, своеобразной воровской кассы взаимопомощи.

— Власть его беспредельна? — удивился Игорь, вспоминая, что и власть Дарзиньша напоминает власть „князя“, „вора в законе“.

— Здесь, в зоне, да! — ответил Котов. — Но и над ним есть неумолимый воровской закон, нарушить который он не вправе. Если он был несправедлив к „братве“, нарушил воровской закон, взял „общаковые“ деньги, несправедливо пустил кому-нибудь кровь, его могут и разжаловать на воровской сходке, и лишить имени „вора в законе“. Сам понимаешь, что тогда с ним сделают. В лучшем случае будет „шестеркой“ или „торпедой“, а то и „опустят“. Из „неприкосновенного“ в „неприкасаемые“! — пошутил Котов с какой-то странной усмешкой.

— И никакие заслуги перед „партией и правительством“ не помогут? — тоже пошутил Игорь.

— Могут и к смерти приговорить, — продолжил Котов, словно не слыша Игоря, — если затеял бессмысленную войну с администрацией, которая закончилась поражением и бессмысленными жертвами со стороны заключенных. Или другого „вора в законе“ заделал.

— Почему же тогда бывают бунты в зоне? — не поверил Игорь.

Котов, не торопясь, достал пачку сигарет, не спеша закурил, подымил немного и сказал равнодушно:

— Всегда чьи-либо интересы — авторитетов, или администрации. Когда нарушается равновесие сил, те или другие начинают провоцировать заключенных на слепой и яростный бунт, бессмысленный и страшный.

Игорь обратил внимание, что настроение Котова по мере того, как он рассказывал, улучшалось, причем причину понять было трудно.

— Надеюсь, — пошутил Игорь, — что ты сейчас не собираешься бежать? А то, где же я возьму в тайге снайперскую винтовку?

Котов рассмеялся, оценив шутку, но потом с той же улыбкой заметил:

— Ты напрасно, Студент относишься с иронией к видениям! В зоне они как послание свыше! И мне не просто так приснилось, что ты меня убиваешь. Заметил я некую закономерность: где ты — там обязательно кто-нибудь умирает. Посланец смерти. Вот и сегодня — стоило тебе поговорить с Моней, как ему устраивают „несчастный случай“!

— Последним говорил с ним мастер на швейке! — возразил Игорь.

— Мастер? — оживился Котов. — Вот это новость! Я думал, что он только „стучит“.

— Ему по должности положено говорить! — насупился Игорь.

Очень ему не понравился намек на то, что он является посланцем смерти.

Вернувшийся в этот момент Вася, увидев двух насупленных зеков, рассмеялся и примирительно заметил:

— Поцапались — помиритесь! Сейчас, как только глотнете свободного воздуха, так и станете сразу другими людьми.

— А потом опять возвращаться в зону! — философски заметил Игорь.

— Да уж! — согласился Вася. — В тайге прошу не оставаться! В кусты не сигать! Пуля, она хоть и дура, но обязательно догонит, особливо, когда их много в рожке автомата.

И он довольно расхохотался.

Вообще Игорь заметил, что Вася никогда не унывает, даже когда избивает заключенного. И подозревал, что он будет улыбаться даже тогда, когда будет расстреливать. Этакий „ванька-встанька“. Ничем его не прошибешь. Приревновал он Игоря к начальнику колонии, так опять же с улыбкой, тень неудовольствия мелькнет и исчезнет.

Игорь считал, что выход за пределы зоны сопряжен с такими трудностями, что их будут проверять, „шмонать“ целый час. Однако никто даже и не смотрел на них. Может, потому что с ними шел Вася с двумя конвойными, может, никто не считал их способными на побег.

Но мысль о возможном побеге Котова волновала и беспокоила Игоря, сидела занозой в мозгу и свербила беспрестанно.

„Ну, как он бросится в бега? — думал Игорь, — Не сочтут ли и меня с ним заодно? Кто-нибудь из конвойных сдуру и в меня может выпустить очередь!“

И эта мысль немного отравляла радость от выхода за пределы колючей проволоки на свободу, пусть и на очень короткий срок, пусть и под охраной.

Но все тревоги покинули Игоря в тот самый момент, когда он вошел под кроны лиственниц, слегка шумевших вершинами, словно мирно разговаривавших друг с другом.

Вглубь тайги они, естественно, не пошли, а проследовали широкой нахоженной тропой к соседней вышке, где находился метеорологический пункт. Вот возле этой вышки и рос даурский рододендрон из семейства вересковых.

Почему-то Игорю сразу же вспомнился рассказ Павлова-Доцента: „Лиственничники подвержены пожарам, но на гарях успешно возобновляются, при этом сильно распространяются багульник, брусничник, вейник лангедорфа. Высота и сомкнутость древостоя увеличиваются с севера на юг…“

Игорь сподобился увидеть белку-летягу в полете. Случайно задрав голову к вершинам деревьев, так что даже Вася сделал ему замечание: „Смотри под ноги, нос расшибешь!“ — Игорь увидел, как белка-летяга прыгнула с одного дерева на другое, расправив складки кожи, которые располагались у нее по бокам от передних лап к задним, делая ее похожей в такие мгновения на летучую мышь.

Больше никого из млекопитающих, которых в тайге обитает около девяноста видов, они не встретили, да и смешно было надеяться на это. Только совсем дурная кабарга или росомаха, сумасшедший лось или заяц-беляк полезут на тропу, по которой двух безоружных людей ведут трое вооруженных.

Вася знал в окрестностях лагеря каждую тропу, каждый кустик на протяжении многих километров. Специально изучал все тропы, сеть дорог и мог по карте, находясь в вертолете, выбрать самый оптимальный вариант преследования сбежавших заключенных, иногда даже предсказывая путь беглецов.

Знал он и лощинку на возвышенности, по пути к вышке метеостанции, где стлались заросли даурского рододендрона. Туда он и вел Котова, чтобы тот исполнил свою мечту и выкопал необходимое количество кустиков рододендрона, молодых и растущих, которым предстояло встать в виде каре вокруг цветника из астр, тоже приученных к суровым резко континентальным условиям в тайге, где, кроме метеостанции, находилась секретная ракетная часть, зарывшаяся глубоко в скальный грунт, но всегда готовая уничтожить несколько огромных городов предполагаемого противника в разных концах земного шара.

Пряный запах даурского рододендрона донесся раньше, чем они его увидели.

— Вот и багульник! — сказал Вася.

— Нам же нужен рододендрон! — возразил Игорь.

— Это местное название даурского рододендрона! — объяснил Котов.

Тропа резко повела вправо, и за поворотом на склоне сопки засверкал вечнозелеными листьями и заалел цветами даурский рододендрон, или багульник, на местном наречии.

— Выкапывай только молодые растения! — напомнил Котов. — Старые на новом месте уже не приживутся.