Наследница - Мери Каммингс

— Рене, — позвал он, — Рене... — и, когда она опять повернула к нему голову, произнес всего одно слово: — Прости.

«Ты ни в чем не виновата... ни в чем. Просто я знаю, что нам не быть вместе — и все время живу с этим и схожу из-за этого с ума. И даже тебе не могу в этом признаться...»

Она смотрела на него и молчала.

— У тебя болит голова? — вспомнив про купленный аспирин, сделал Тед еще одну попытку.

— Нет...

Рене медленно села, обхватив колени руками, прислонилась к спинке кровати и оказалась таким образом еще дальше от него.

— Ну скажи хоть что-нибудь... хоть ударь меня — только не молчи! Рене...

— Я понимаю, что виновата, Тед, — после небольшой паузы отозвалась она, негромко и с горечью в голосе, — наверное, мне нужно было еще немного подождать и ты... ты бы пришел. Я... действительно поступила глупо. Просто мне уже приходилось оказываться в унизительной ситуации примерно при таких же обстоятельствах, и я не хотела повторения, — пожала плечами, словно извиняясь. — Я же знаю, что Бруни куда красивее меня, и... и я видела, как ты на нее смотрел...

Ну и что? Мало ли, на кого он смотрел? Он еще и на актрис в кино смотрит! — Тед уже хотел сказать это вслух, надеясь шуткой снять напряжение, но Рене снова заговорила, и с каждым словом ее голос становился все более жестким и уверенным:

— Но попрекать меня тем, чего я не могу изменить — не надо. Да, я родилась такой — не слишком красивой и... наверное, не очень умной — по крайней мере, вы с Виктором так считаете...

«Вы с Виктором...» Лучше бы она просто дала ему пощечину!

— ...Я знаю, что со мной не очень интересно и не очень весело. Бруни... она другая — веселая, заводная, а я... даже танцевать не умею, — сквозь жесткость, сковавшую ее лицо, пробилась щемящая, жалобная улыбка — и тут же угасла, словно Рене устыдилась собственной слабости. — Но я в этом не виновата! И не надо попрекать меня тем, что я училась в этой чертовой закрытой школе, и миллионами в банке — в этом я тоже не виновата. И я никогда не считала тебя дерьмом и не думала, что ты, как ты выразился, «не моего круга»... — глаза ее вдруг наполнились слезами, и голос стал тоненьким и всхлипывающим.

Она так хорошо все обдумала, пока лежала одна, и знала, что сказать, когда Тед придет! А теперь — не получалось... Потому что на самом деле сказать хотелось лишь одно: «Я не хочу, чтобы он меня обижал! Это неправильно! Обними меня, согрей и защити от него — даже если он — это ты сам!..»

Рене все-таки попыталась продолжить:

— И я знаю, что я тебя не купила и если ты захочешь с кем-то... — но договорить не смогла — заревела самым постыдным и отчаянным образом.

Тед оказался рядом как-то сразу; даже не рядом — везде, со всех сторон. И не было сил оттолкнуть руки, обхватившие ее, и все сразу стало так, как должно было быть. Он повторил еще раз:

— Прости!

Начал тихонько покачивать, дуть в волосы — и слезы постепенно прошли, как-то сами собой.

«Ну почему так все выходит?! — горестно подумала Рене. — Ведь я сильная... должна быть сильной и справляться со всем сама. И нельзя никому позволять считать меня беспомощной... размазней — вроде овсянки...» Но было очень уютно лежать и позволять баюкать и утешать себя.

Почувствовав, что она больше не плачет, Тед чуть отодвинулся и подтолкнул ее носом. Спросил — шепотом:

— Ну что — помирились?

Рене кивнула. Вставать не хотелось — после слез в голове еще гудело и немного кружилось. Вспомнила и спросила, стараясь, чтобы вопрос прозвучал между прочим:

— Бруни приходила?

— Она завтра утром уезжает и хотела пригласить нас в ночной клуб.

— Я не пойду... — это прозвучало быстро и сердито.

Тед пожал плечами — собственно, он и не сомневался — и спросил:

— А когда это я на нее смотрел?

— Когда приехал в Мюнхен... и вчера тоже, — не сразу отозвалась Рене.

Все-то она видит! Тогда, в первый день, Бруни действительно произвела на него впечатление, да еще какое! А на кого бы, интересно, она не произвела впечатление — разве что на кузена Алека?! Но вчера — не-ет, это уже чистейшей воды поклеп! Чем дальше, тем больше Тед относился к сногсшибательной баронессе как к «своему парню»: ну, потанцевать там, выпить... Смешно...

— Я вообще, — он усмехнулся, — часто смотрю на женщин. Они мне нравятся. — Поднял уткнувшееся ему в плечо лицо заглянуть в глаза. — Только на кого бы я ни смотрел — это неважно. Ты — единственная, кто имеет для меня значение...

«Единственная, кого я смог полюбить. Единственная, кого я ждал так долго — так бесконечно долго...»

— ...И, кстати, на тебя я тоже смотрю, и довольно часто! — улыбнулся, заставив ее тоже улыбнуться. — Через пару дней я уеду — надолго, недели на две. Но одно дело все-таки успею до отъезда сделать!

Он ждал, что Рене спросит — и она, естественно, спросила:

— Какое?

— Я поучу тебя танцевать — чтобы больше не говорила «не умею»!

— Но я и правда не умею.

— Э-э, милая, месяц назад мне тут кто-то всерьез заявлял, что не умеет заниматься любовью...

В ночной клуб они все-таки пошли — стоило Бруни в девять вечера ворваться в апартаменты с воплем:

— Что?! Ты еще не одета?! — как Рене пожала плечами, виновато взглянула на Теда — и... сдалась.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Требования, выдвинутые Виктором, были непомерны. Мотивировал он свою позицию тем, что все эти годы работал на благо «Солариума» и основной частью своих доходов Рене обязана ему, а так же тем, что виновницей развода является она — ведь именно она внезапно оставила семейный очаг!

Только читая составленный адвокатами Виктора документ, Тед по-настоящему смог представить себе имущественное положение Рене. В число требований входили, например, вилла в Тоскане и шале где-то в кантоне Ури. Кроме того — яхта (про нее Рене сказала: «Пусть забирает — он на одной страховке в трубу вылетит, а мне эта дура тридцатиметровая не нужна»), акции, деньги... — если все просуммировать, то речь шла о восьмизначной сумме...

Именно об этих требованиях и пошла речь на встрече с мэтром Баллу, состоявшейся за день до отъезда Теда. Адвокат объяснил, что это лишь предварительные требования и их можно будет сократить. Насколько? Это зависит от контраргументов, которые он представит. Физическое насилие, психологическое принуждение, внебрачный сын, которого Виктор посмел поселить в доме — да еще вместе с матерью! — все это может стать очень сильным оружием. Но если удастся доказать, что Виктор Торрини нечист на руку — это окончательно подорвет его позиции.