Наследница - Мери Каммингс

Поймав руку Рене, он потянул ее туда, где все набухло и пульсировало, как второе сердце — и не сразу понял, что означает вибрирующий звук, внезапно ввинтившийся в уши.

Рене вздрогнула и прижалась к его шее открытым ртом, тяжело дыша. Выдохнула хриплым шепотом:

— Шесть...

Только теперь до Теда дошло, что звонит будильник, стоявший на тумбочке за его спиной.

— Ты можешь сегодня не ходить на работу? — Спросил он так же хрипло.

— Да, только надо позвонить... — Она потянулась к будильнику, и через мгновение пронзительный звон наконец смолк. — Сейчас, — легла обратно, прижалась лбом к его плечу и закрыла глаза, — сейчас...

Полежала пару минут, что-то тихо побормотав сама с собой, как она всегда делала перед серьезным разговором — и потянулась к телефону.

Завтрак принесла лично Эльза и весьма ненатурально испугалась, даже вскрикнула, увидев сидящего на кровати Теда. Ему стало смешно: он не сомневался, что о его приезде уже знают все в доме и появление Эльзы означает, что Робер, не обнаружив его в библиотеке, решил под благовидным предлогом заслать в спальню к Рене лазутчика — выяснить, что происходит.

После плохо разыгранного испуга Эльза сочла нужным, не выпуская из рук поднос, сделать подобие книксена.

— Доброе утро, месье. Доброе утро, мадемуазель. — Рене, прилипшая к телефону, кивнула и сделала рукой некое подобие приветственного жеста.

— Доброе утро, Эльза. Это что — кофе с круассанами? — Как ни в чем ни бывало спросил Тед.

— Как всегда, месье, — кивнула Эльза. Глаза ее бегали из стороны в сторону, то и дело останавливаясь на лице Рене — было очевидно, что она стремится как можно лучше справиться с порученной ей тайной миссией. — Я не знала, что вы... — запнулась, не зная, как продолжить.

— Рене сегодня на работу не пойдет. Часа через полтора мы с ней позавтракаем как следует — ну там... яичница, сосиски, булочки и кофе со сливками. А пока пусть нас никто не беспокоит, — невозмутимо сообщил он — пусть понимают как хотят!

Ушла Эльза с довольным видом, весьма кстати прихватив с собой собак. Тед не сомневался, что не остались без внимания припухшие губы Рене, и общая легкая взъерошенность в их облике... Ну и что, в конце концов, пусть привыкают!

Рене нажала на рычажок и начала набирать новый номер. И что она тут — производственное совещание, что ли, решила устроить?! — возмутился он, чувствуя себя женихом, то есть личностью, имеющей определенные права и полномочия.

Подергал ее за плечо и сообщил громким шепотом:

— Кофе стынет! Хватит болтать!

Она сдвинула брови — и вдруг улыбнулась. Подъехала к нему, ерзая по кровати, на ходу сказала в трубку:

— Ладно, я ближе к вечеру позвоню, — и разъединилась.

— Вот так, умница! — похвалил Тед, отобрал у нее телефон и отключил звонок, подумав при этом, что герой сериала в подобной ситуации не преминул бы выдернуть из стены провод.

— Я до понедельника все дела раскидала! — гордо сообщила она.

Получила в награду круассан, откусила и внезапно захихикала, чуть не подавившись: — Представляешь, ко мне сегодня японцы приезжают. Я их на Ренфро перебросила, так он спросил, все ли со мной в порядке и не может ли он как-то мне помочь!

— Обвенчать! — Фыркнув, предложил Тед.

Она прихлебывала кофе, рассказывала про свою новую секретаршу: «представляешь — у нее два сенбернара!» — веселая, беззаботная, словно не было этих месяцев разлуки. Лишь в глазах еще прятались остатки тревоги и неуверенности, словно она все время хотела спросить: «Это действительно ты? Ты настоящий? Ты есть?»

Тед подумал, что пройдет немного времени, и она привыкнет жить, зная, что завтрашний день тоже будет счастливым. А пока... пока доказать, что он настоящий, было очень просто.

Потянув Рене к себе, он зарылся лицом в теплые волосы цвета осенних листьев, потрогал губами ухо и тихонько мурлыкнул:

— М-м?..

Мельком пожалел, что собирался впопыхах и забыл новые трусы невиданной красоты: на черном фоне тощий красномордый черт с высунутым языком и вилами наперевес. Вот бы она посмеялась!

[1] В одной английской семье родился мальчик. Дожил до пяти лет, но так и не заговорил.

Родители уже отчаялись услышать от него хотя бы слово, как вдруг однажды за завтраком он заявил:

- Овсянка подгорела...

Родители выронили ложки из рук, бросились к нему:

- Как же так, почему ты раньше молчал?

- Раньше повода не было, - ответил мальчик.