Запретный плод - Эмма Холли

– Умная лошадь, – и погладил крепкую шею. Приближаясь к входной двери, граф успел подумать, что Самсону невероятно повезло: ему не нужно переступать порог этого дома и общаться с его выжившей из ума хозяйкой.

Кэтрин открыла сама. Она не стала притворяться, что не узнала непрошеного гостя, хотя со времени инцидента с маленьким Фредди они не обменялись ни единым словом. Глядя в тусклые глазки в сеточке морщин, Эдвард ощущал смутное чувство брезгливости. Только желание увидеть Флоренс могло заставить его прийти сюда.

Воплощение его неприязни стояло на пороге, явно не имея желания пригласить его внутрь.

– Слишком рано для визитов, – с явной иронией произнесла женщина.

– Вам хорошо известно, зачем я здесь.

– Вообще-то, – тонко улыбаясь, проговорила Кэтрин, – если бы на пороге стоял ваш брат, я бы сочла это уместным. Но вы... хотя я совсем забыла! Племянница предполагает, что у ваших отношений с Флоренс был довольно фривольный характер. Ай-ай-ай, как некрасиво с вашей стороны, граф Грейстоу!

Эдвард так сильно стиснул челюсти, что потемнело в глазах. Усилием воли он заставил себя сказать:

– Мне нужно поговорить с ней!

– Конечно, вам нужно. Вот только едва ли Флоренс нужен этот разговор. Она не желает вас видеть. Пусть это будет вам уроком: нельзя относиться к женщине, словно к игрушке.

– Я не относился к ней... черт! – Быстрое движение на лестнице привлекло его внимание. Флоренс, в старом цветастом платье, спускалась со второго этажа. Наряд был ужасно несовременным, со слишком широкими рукавами, ткань вылиняла и поблекла, но Эдварду показалось, что перед ним предстало неземное создание, одетое в великолепные шелка.

Флоренс робко спустилась по ступеням и приблизилась к Кэтрин, спиной загораживавшей от Эдварда вход.

– Все в порядке, Кэтрин. – Голос звучал твердо и вполне уверенно. – Я поговорю с ним.

– Но, дорогая моя...

– Лучше пройти через это, не откладывая на потом. – Флоренс чуть сжала костлявое плечо пожилой женщины, и та отступила.

– Как пожелаешь. Я буду поблизости, если что.

Теперь Флоренс заняла место у двери. Графу было крайне неловко топтаться на пороге, но выбора не оставалось. Впрочем, он и сам не очень-то хотел войти в дом, внушавший ему брезгливое отвращение своей напыщенной добропорядочностью. Только бы уговорить Флоренс вернуться домой! Несколько долгих мгновений граф смотрел на стоявшую перед ним девушку, любуясь ее изящной фигуркой, длинными пальцами, нежным очертанием щеки.

– Ты даже не знаешь, что за гадкую нору выбрала в качестве убежища, – тихо произнес Эдвард.

Ресницы Флоренс дрогнули.

– Ты не имеешь права порицать Кэтрин! А я не имею желания это выслушивать. Говори, зачем ты пришел, и покончим с этим.

Эдвард попытался проглотить ком, застрявший в горле.

– Я хочу, чтобы ты вернулась в мой дом.

– Об этом не может быть и речи. Да и зачем тебе это? Все еще жаждешь устроить наш с Фредом брак?

Граф молчал. Ему казалось таким странным не уметь облечь в слова все то, что лежало на сердце, и собственная беспомощность изводила его. Он почти уже готов был произнести то, что думал, но снова вспомнил о брате и его погибшей репутации. Даже теперь он не чувствовал себя вправе любить Флоренс.

– Ты не должна ненавидеть меня, – сказал он, зная как пусты и бессмысленны эти слова.

– Я и не ненавижу. Мне просто жаль тебя. Почему-то в ее голосе не было жалости – так же как в глазах Кэтрин Эксетер, ревностной католички, не было доброты и искреннего сочувствия.

– Я беспокоюсь о тебе. Знаю, что тебе нелегко в это поверить, но...

– Ради всего святого! – прервала его Флоренс. – Если так ты поступаешь с теми, о ком беспокоишься, то какова же участь несчастных, которых ты ненавидишь?! Знаешь, что ты сделал, Эдвард? Ты взял мою невинность и извалял ее в грязи.

– Это не так... – понизил голос граф, опасаясь любопытных ушей. – Кроме того, ты все еще невинна.

– Ах да, как я могла сказать такую глупость! – горько бросила девушка. – Конечно, я еще девственница. Ведь ты не мог подсунуть в постель своего брата падшую женщину. Как благородно, граф!

Кровь ударила ему в голову при этом упреке. Флоренс заметила его замешательство.

– Нам нечего обсуждать, – почти плюнула девушка ему в лицо. – Я только молю Господа о том, чтобы наши пути никогда больше не пересеклись!

И прежде чем он успел ответить, дверь захлопнулась у него перед носом. Если бы это сделала хозяйка дома, Эдвард просто разнес бы дверь в щепки. Но Флоренс... ее слова до сих пор висели в воздухе, и сам граф поник, словно от пощечины.

Она ненавидит его! Ненавидит так же сильно, как Кэтрин Эксетер ненавидит его покойного отца.

Нужно взять себя в руки! Он должен как следует все обдумать! Эдвард дважды споткнулся, пересекая дворик, но даже не заметил этого. Самсон, терпеливо ожидавший его за оградой, фыркнул, уткнув морду ему в подмышку.

Медленно, словно во сне, Эдвард обернулся. Поначалу он подумал, что ему просто мерещится, что его разгоряченное сознание играет с ним в странную игру. Но чем больше он вглядывался, тем больше понимал, что увиденное не плод воображения. У окна первого этажа стояла Имоджин Харгрив. Губы ее безмятежно улыбались, но глаза выражали триумф, и никакая улыбка не могла этого скрыть.

Господи, нужно срочно спасать Флоренс. Она в еще большей опасности, чем он предполагал!

Флоренс переложила кольцо Эдварда в кармашек юбки, и теперь бессознательно крутила его, перебирая в памяти подробности визита графа. Кэтрин вязала чулок (в помощь бедным, как пояснила она), ее племянница что-то рассказывала, но Флоренс думала о своем, порой кивая Имоджин. По словам леди Харгрив, выходило, что половина мужского населения Лондона валялась у ее ног, а вторая половина вожделела ее, не решаясь выказать свой восторг впрямую. Впрочем, Флоренс вполне верила этим рассказам – да и как было не верить в то, что такая элегантная и красивая женщина с кошачьей грацией может погубить множество сердец.

«Я беспокоюсь о тебе». Так он сказал. «Ты не должна ненавидеть меня».

Почему Эдвард произнес эти слова? Зачем ему эта странная игра? Неужели ему доставляет удовольствие дергать ее за ниточки, словно марионетку, причиняя боль?

«Я беспокоюсь о тебе».

Даже теперь ей хотелось верить. Хотелось до умопомрачения! Ты должна быть осторожнее, напомнила себе Флоренс и тяжело вздохнула.

Кэтрин, привлеченная этим звуком, подняла глаза. В сером чепчике и черном платье, она сидела в глубоком продавленном кресле и вязала чулок. Весь ее вид напоминал Флоренс пожилых леди из Кезика, которых она всегда находила милыми, но ужасно скучными. А еще более того Кэтрин походила на старую высохшую паучиху, заботливо плетущую паутину. Флоренс даже поежилась от сравнения.