А до Берлина было так далеко... - Василий Шатилов

Прекратились дожди и туманы, стояли ясные, погожие октябрьские дни. Припозднилось нынче бабье лето. Чистое, сияющее небо со стеклянно высокой синевой развернулось над лесами и болотами. Из блиндажа так и тянуло погреться на солнышке. Этими днями воспользовались и фашистские летчики. Появились вражеские самолеты, того и гляди начнут бомбить железнодорожный мост через Ловать — единственную переправу дивизии в тыл.

В один из таких ясных, голубых дней, засиявших над Ловатью, я вместе с Островским вышел из блиндажа, наслаждаясь солнцем. Вдруг из-за леса выскочил немецкий самолет, но прицельно сбросить авиабомбы на мост не успел — его преследовал наш «ястребок». А тут еще 322-я зенитная батарея ударила из шести стволов. Гитлеровский бомбардировщик оказался среди дымных облачков — разрывов зенитных снарядов. Вдруг самолет медленно повернулся набок и быстро пошел к земле. Раздался сильный взрыв. Зенитчики выскочили из своих укрытий, с радостью обнимая наводчиков…

В тяжелые и тревожные дни осени 1942 года, когда вражеские войска ворвались в Сталинград, оказались в предгорье Кавказа, войска Северо-Западного фронта организовали активную оборону на земле и в воздухе, наносили гитлеровцам большой урон в живой силе и технике. Каждый боец проникся сознанием того, что убитый гитлеровец — лучшая помощь сталинградцам. Северо-Западный фронт сковывал крупные силы врага и не давал перебрасывать его соединения на юг.

Вся партийно-политическая работа в нашей дивизии велась под лозунгом: «Окажи помощь сталинградцам, уничтожай днем и ночью фашистов, не допускай, чтобы отсюда перебрасывали войска на ют!»

…В двенадцатом часу ночи 4 ноября я в сопровождении адъютанта и двух автоматчиков проверял дежурную службу. Ночь застала нас еще в дороге, холодная, звездная. Шли мы в осенней тьме — над головой густо шумели вершины деревьев.

Редкие ракеты, сносимые острым северным ветром, извивались над передовой гитлеровцев. Впереди землянка, вырытая в скате высоты.

— Стой! Кто идет? — преувеличенно громко выкрикнул часовой я щелкнул затвором автомата.

Зашли в землянку. Под ее низкими накатами, среди табачного дыма плавали огни плошек, смутно проступали за столом и на нарах лица бойцов. Увидев меня, все встали. Разрешил бойцами сидеть.

— Товарищ полковник, разрешите доложить, — обратилась ко мне девушка-санинструктор.

И я узнал от нее, что только-только вечером она доставила в санчасть 232-го стрелкового полка тяжело раненного бойца И. С. Козлова с малокалиберной миной, застрявшей между берцовой костью и мягкими тканями. Раненый находился в критической ситуации: одно движение — и взрыв. Военврач 2 ранга А. П. Козьмин решил сделать операцию на месте. Помощницей у него была военврач 2 ранга В. М. Гашкер. С большим самообладанием и мужеством они произвели операцию и извлекли мину.

Подвиги совершались не только теми, у кого в руках было оружие, но и теми, у. кого единственным оружием были хирургические инструменты.

В пургу

Зима началась с морозов и снегопадов. Сковало льдом болота, ручьи, замерзла широкая и глубокая река Ловать. Вокруг было белым-бело, но снег уже исчеркали следы лыж, полозья саней. А снег все летел, наметал свежие сугробы.

Как-то утром я вышел на берег. Холодное, зимнее солнце наполняло окрестности белым снежным светом. Вижу, спускается к реке мой заместитель полковник Илларион Северьянович Неминущий. Подошел к проруби, спокойно разделся и… мигом в ледяную воду. У меня по коже пробежали мурашки. Илларион Северьянович спокойно окунулся, вылез из проруби, не спеша протерся полотенцем, накинул тулуп и медленно пошел к блиндажу. Я был весьма удивлен. Ведь ему же 64 года!

За морозами закружили метели. По передовой волнами ходила поземка, вокруг шелестел снег, завиваясь вихорьками. Метель продолжалась третьи сутки. Окрестности были в белой мгле. Бойцы на передовой в эти дни не успевали выбрасывать снег из траншей и ходов сообщения. Весь личный состав к этому времени был одет тепло — в полушубки и валенки. Страна позаботилась о фронтовиках.

Мы знали о том, что задолго до наступления холодов советские люди развернули широкую кампанию по сбору теплых вещей для Красной Армии. Трудно было найти семью, которая не послала бы подарки бойцам, сражавшимся с врагом. Присылали теплые вещи, печенье, конфеты, папиросы и другие вкусные и нужные вещи. Но самыми дорогими подарками для нас были письма: их с большим волнением, собравшись вместе, читали бойцы. В своих письмах советские патриоты призывали бойцов решительно и беспощадно громить немецко-фашистских оккупантов.

Такой подарок с письмом получил и я. Прислали его из Пермской области. В небольшой посылочке были шерстяные варежки, кисет с табаком и коробочка леденцов. «Товарищ командир! Гоните немцев! Скорее освобождайте Родину и приходите домой!..» По почерку я понял, что письмо было написано школьницей. Читал эти строки, и перед глазами вставали образы советских людей, томящихся в оккупации, картины разрушений и горя.

К наступлению морозов в землянках уже были установлены печки. Для них приспособили цинковые ящики из-под патронов, пристроили тонкие железные трубы, снаружи их тщательно замаскировали ветками. Печки эти быстро нагревались. В землянках всегда было тепло. От землянки тянулся «ус» — ход сообщения к первой траншее. В случае тревоги бойцы быстро бежали на свои места в боевом порядке.

Днем в первой траншее оставались дежурные наблюдатели, остальные бойцы отдыхали в тепле. Каждый из наблюдателей имел свой сектор. Обо всех передвижениях врага докладывалось командиру.

Как-то в декабре мне пришлось идти по первой траншее мимо одного из наблюдателей. Он четко доложил:

— Товарищ полковник! Сектор наблюдения: справа — отдельное сломанное дерево, слева — высотка с обгорелым сараем. За время моего дежурства передвижения противника не обнаружено.

Но, как ни четок был доклад, я заметил, что голос красноармейца грустен, а на лице написано уныние. Сопровождал меня комбат майор Е. С. Назаренко, и я попросил, чтобы он дал приказ подменить наблюдателя.

Мы прошли в землянку. Подсели к печке. От нее тянуло теплом, запахом смолы. Сняли шинели, и я увидел на груди красноармейца орден Красного Знамени.

Я достал пачку папирос «Казбек», предложил:

— Закуривайте!

Боец взял папиросу, но курить не стал.

— Ну, как живете? Не переводится ли табачок? Доставляют ли вовремя горячую пищу?

— Все нормально, товарищ полковник! Жить можно. Отдыхаем в тепле.

— А чего еще недостает?