А до Берлина было так далеко... - Василий Шатилов

— Да, Яков Петрович! Знаете, а мне вспоминается такой случай…

И я рассказал комиссару, как в такую же дождливую ночь ушел разведывательный взвод лейтенанта Мишуткина по болотам за «языком». Разведчики шли по болоту, по колено в воде. И надо же было случиться такому совпадению навстречу в таком же примерно составе шел фашистский разведывательный взвод, и тоже с целью захватить «языка».

Столкнулись, как говорится, нос к носу. Завязалась ожесточенная короткая схватка. Но разве кто устоит перед нашими разведчиками?! Мишуткин сам прострелил фашистскому офицеру руку. Тот выронил автомат, вынужден был сдаться в плен, а за ним последовали и остальные семь разведчиков.

По дороге раненых немцев перевязали, нашли им по сто граммов водки, чтобы согрелись, и привели в штаб. Я тогда был начальником штаба 200-й стрелковой дивизии. В моем присутствии переводчик допрашивал пленных. Оказывается, пленный офицер довольно сносно владел русским языком. Он прибыл на Северо-Западный фронт в составе дивизии СС «Мертвая голова» для усиления 16-й немецкой армии, которая стала в оборону рамушевского коридора.

Я поинтересовался тогда: «Когда начнутся активные действия?»

— Не знаю, — ответил немец.

По-видимому, он боялся нарушить военную присягу. После ряда вопросов к нему офицер вдруг обратился ко мне: «Нас, наверное, расстреляют?»

— Нет, — успокоил я его. — Мы пленных не расстреливаем, а всех отправляем в тыл, на работу, — восстанавливать разрушенное и сожженное вами же.

— А какой ж о я работник с одной рукой?

— Ничего, найдется и нам работа, по вашей гражданской специальности.

Какое-то подобие улыбки появилось на его губах. Вижу, что он начинает верить нам.

— Что вас больше всего беспокоило в обороне?

— Многое! — воскликнул он. — Днем снайперы и «катюши», а ночью бомбардировочная авиация. Это ужасно! Солдаты становятся нервными и злыми. Проклинают все на свете. Я вам, конечно, верю, что нас не расстреляют. Для нас все ужасы кончились. Я готов хоть в Сибирь!..

— Да, Яков Петрович, — вернулся я к сказанному комиссаром. — Об этом сказал не только этот пленный. Об этом говорили в начале лета и будут продолжать говорить, если будем вести активную оборону.

Я лично считаю, что большая заслуга в этом и летчиков ночных бомбардировщиков. Благодаря им не было покоя фашистам и ночью…

Все мы с глубокой благодарностью говорили о героях-летчиках 242-й ночной бомбардировочной дивизии 6-й воздушной армии. Генерал-майор авиации Д. Ф. Кондратюк и генерал-лейтенант авиации Ф. П. Польнин, командовавшие этой армией, многое сделали для усиления соединения ночных бомбардировщиков. Ничто — ни зенитная артиллерия и прожекторы врага, ни вражеские истребители, ни ночная темнота — не могли остановить пилотов.

Наступил рассвет, начал просматриваться передний край противника. Надо было подниматься на НП, его расположили на высоком ветвистом дереве.

Не успели мы начать наблюдение, как опять пополз туман и заморосил дождь. Видимости никакой. От воды тянуло сыростью. Промокли мы на дереве до нитки. Тем временем ни одной машины, ни одного человека не прошло по дороге Старая Русса — Рамушево. Редко так бывало.

Тем более у нас были данные, полученные от пленных: противник собирается произвести какую-то перегруппировку или смену частей. Но в его расположении тишина.

Спустились вниз. В землянке было тепло. Обсушились, выпили горячего чая.

За чаем Яков Петрович Островский стал вспоминать первые месяцы войны на Северо-западном фронте, рассказал, как отходили к Старой Руссе, как переправлялись через реку Ловать осенью 1941 года. Посмеиваясь, комиссар рассказал и о том, как, переплывая по-осеннему холодную реку, держал завернутые в платок документы в зубах, чтобы не намочить их.

Помолчали, вспоминая каждый свое, а затем комиссар начал рассуждать вслух.

— Почему наш фронт до сих пор не уничтожит демянскую группировку? Ведь пытались и не раз пытались то в одном направлении, то в другом перехватить рамушевскую горловину, но безрезультатно. А мне кажется, могли бы сосредоточить на одном узком участке сильную группировку, обеспечить всем необходимым и нанести удар с двух сторон — с севера и юга.

— Трудно пока сказать. Тут играют роль различные факторы. Ты же знаешь о том, что противник с октября 1941 года укреплял этот участок фронта, ему благоприятствовала местность: бездорожье, реки, болота. Все это создает большие трудности для проведения наступательной операции.

— Верно, — согласился Островский, — но зачастую удары наносились поспешно, рассредоточенными силами на широком фронте, не давалось времени командирам на подготовку и организацию разведки.

Слушая комиссара, я вспоминал, как 200-я стрелковая дивизия прибыла с Урала, укомплектованная по штату, хорошо обученная. Выгрузились из эшелонов и совершили марш в район сосредоточения, в лес, восточное Поддубья. Было пасмурное весеннее утро, шел сильный, шуршащий по голым деревьям дождь, дороги совсем раскисли. С трудом мы вытаскивали ноги из грязи. Машины буксовали. Даже то, что можно было положить на повозки, несли на себе, а оставшееся имущество сложили в штабель около станции разгрузки. Дивизия еще не прибыла в район сосредоточения, а уже получила приказ — наступать на Рамушево с задачей перехватить рамушевскую горловину. Командир дивизии полковник К. П. Елшин собрал командиров полков и отдал устный боевой приказ. Машинистка Мария Кубатько отстучала текст приказа на машинке, а начальник оперативного отделения Акчурин разослал в части. Ни командир дивизии, ни командиры полков и батальонов не успели произвести рекогносцировку и отработать взаимодействие, а артиллеристы не пристреляли орудий по целям. Было столько нерешенных вопросов, столько неясного в обстановке, что голова шла кругом. С большим опозданием батальоны вышли на исходные позиции для атаки.

И только к вечеру атаковали противника, с потерями ворвались в первую траншею врага, в которой завязались рукопашные схватки.

Вечером полковник Елшин доложил командующему 27-й армией генералу Озерову обстановку и попросил разрешение о выделении двух суток на подготовку наступления. Ему отказали.

Две недели продолжались непрерывные бон. Дополнительно ввели 127-й и 144-й отдельные стрелковые бригады. Вместе с 200-й дивизией они освободили Присморжье, Александровку и вышли к селу Рамушево.

После окончания операции к нам приехал Александр Михайлович Василевский с группой генералов и командиров Генерального штаба, чтобы провести разбор обстановки на Северо-Западном фронте. Командира дивизии К. П. Елшина в это время на командном пункте не было. Я представился генералу Василевскому, доложил обстановку в дивизии. На нашем КП генерал Василевский заслушал в моем присутствии и командующего 27-й армией генерала Озерова. На столе была разложена карта. Командарм доложил о том, что 27-я обороняет рубеж на реке Ловать и ведет бои с целью улучшения занимаемых позиций, сковывая значительные силы врага.