Тайфун - Робин Алан Уайт

низу этой общественной иерархии находятся простые матросы, еще не получившие квалификацию. Большинство этих неприкасаемых обитает на нижней палубе вдоль густо населенного прохода впереди вспомогательного машинного отделения.

Это место известно под многими названиями. Те, кто живет там, называют его «крысиным проходом», а себя — «крысами». Все офицеры званием выше энсина знают жилые отсеки нижней палубы, как «фабрику головной боли». Из этого названия ясно, что в случае каких-либо неприятностей именно сюда, как правило, надо направляться в поисках виновных.

Среди этих людей Энглер занимал особое положение. Старшина первого класса, квалифицированный радист, он не обязан был жить среди неприкасаемых. Энглер сам выбрал это. Репутация драчуна и острослова, умеющего безнаказанно издеваться над офицерами, сделала его героем.

В «крысином проходе» всегда было тусклое освещение. И именно в этот полумрак отважился спуститься лейтенант Уоллес. Он тихо проскользнул вдоль занятых коек по коридору, оглашаемому нестройным громким храпом.

Вдруг одна из занавесок приподнялась.

— Это Младенец Иисус!

По всему проходу стали раздвигаться занавески. Через считаные мгновения весь отсек наполнился криками, улюлюканьем и свистом.

— Господи всемогущий! — воскликнул кто-то дрожащим гнусавым голосом. — Дайте мне кто-нибудь змею! Я должен передать змею господу!

— На, бери.

— Козел, это же гидравлический шланг!

— Придурок, это мой член!

Призвав все до последней молекулы командного духа, о существовании которого он даже не подозревал, лейтенант Уоллес понизил голос на пол-октавы и сказал:

— Тихо!

Улюлюканье стало более диким, крики — более оскорбительными, свист — более презрительным. Внезапно чей-то голос разом прекратил весь гомон, словно задул свечу.

— Молчать! Ведите себя почтительно! К нам спустился младший офицер связи!

Энглер сбросил ноги с койки. Он был без рубашки. В косом свете лампы для чтения над его койкой мышцы торса и плеч казались огромными.

— Простите, лейтенант. Чем можем вам служить?

Он нацепил на нос очки.

— Я хочу, чтобы вы подежурили вместо меня в радиорубке, пока я займусь делами со старшим помощником. Как только мы закончим, я вас освобожу.

— А кто освободит меня? — насмешливо спросил кто-то.

— Твоя правая рука, болван.

— Я сказал молчать! — повелительным тоном крикнул Энглер. — А как насчет того, что я из-за вас лишусь положенного сна?

— Послушайте, — умоляющим голосом произнес Уоллес, — сейчас все спокойно. У радистов никакой работы нет. А я в следующий раз отпущу вас с дежурства на час раньше.

Послышались скандирующие крики:

— На два! На два! На два!

Энглер беспомощно пожал плечами.

Уоллес обреченно поднял руку.

— Ну хорошо, на два.

«Крысиный проход» огласился торжествующими воплями.

Уоллес уже собрался было уходить, но вдруг заметил какое-то движение у себя под ногами: тонкая черная резиновая трубка скользнула назад в темноту так стремительно, что он, наверное, решил бы, что ему померещилось, если бы трубка не оставила после себя след. Уоллес оказался в лужице какой-то жидкости. Палуба была мокрой.

— Младенец Иисус только что пописал на палубу!

Уоллес попытался выбраться из лужицы, но она быстро растекалась.

— Господи, лейтенант, — с деланым сочувствием произнес Энглер, осторожно обходя Уоллеса. — Нельзя вам было показывать, как сильно мы вас напугали.

«Крысиный проход» взорвался хохотом. Энглер ушел, оставив Уоллеса стоять в растекающейся лужице мочи.

— У нас все готово, — сказал боцман, закрывая за собой дверь в каюту Стэдмена. — Дело за Энглером.

Выкрутив громкость портативной рации на максимум, Стэдмен положил ее на колени и уселся на койку, откинувшись на выгнутую переборку. Браун положил вторую рацию и магнитофон на столик и включил оба устройства.

Каюта наполнилась шумом дыхания Скавалло. «Сколько времени потребуется на то, чтобы добежать до радиорубки и остановить Энглера?» — подумал Стэдмен. Им с боцманом придется пробежать по короткому коридору, ворваться в центральный командный пост — слава богу, лодкой управляет не Ванн, а Уэлли, — и выскочить через задний люк к радиорубке. «Десять секунд? Пятнадцать?»

Послышался громкий щелчок.

«Вот тебе на! Как поживаете, лейтенант?»

В крошечном динамике раздался стук захлопнувшейся двери.

— Отлично, — отметил Браун.

Стэдмен молча следил за тем, как крутится кассета.

Затем прозвучал голос Скавалло:

«Что вы здесь делаете? Сейчас же не ваше дежурство».

«Младенец Иисус попросил заменить его. Кстати, вы тоже не должны здесь находиться».

«Будьте добры называть его лейтенантом Уоллесом».

«Да. Как скажете. Вы свободны? Нам надо кое-что выяснить. Я не хочу, чтобы между нами оставались недоразумения».

«Никаких недоразумений нет, Энглер», — сказала Скавалло.

«Понимаю, моя маленькая шутка не совсем удалась, но, знаете, мы с ребятами постоянно друг друга подкалываем».

«По-вашему, наброситься на меня с обрезком трубы — это шутка?»

— Говори, говори, — прошептал Браун.

«Нет, я имел в виду пакетик с чаем. Так разыгрывают всех во время первого похода. У вас просто начисто отсутствует чувство юмора».

«Объясните, что смешного было в том, что вы расстегнули ширинку и положили член мне на плечо. Наверное, я что-то не понимаю».

«Это была просто шутка».

«Ну а вентиляторная? Там вы тоже всего лишь шутили?»

«Твою мать, ты едва не спалила мне задницу».

— Отлично, он у нас в руках, — сказал Стэдмен.

— Еще не совсем, — возразил Браун.

«Чем я могу сквитаться?»

«Четырьмя годами в тюрьме в Квантико».

«Проклятие! Ты сама напросилась сюда. Если не можешь играть в мужские игры, беги домой и поплачь в жилетку своей подружке».

«Однако я никак не могу вас понять. Вы носите обручальное кольцо. Вы женаты. Не могу себе представить, что может заставить женщину жить с таким психопатом, как вы».

Браун встрепенулся.

— Вы ей говорили?

— Нет.

У Стэдмена внутри все оборвалось. Скавалло только что переступила черту.

«Оставь мою жену в покое, сучка!»

«Как вам удается ее удержать? Вы держите ее взаперти в подвале и постоянно избиваете обрезком трубы?»

«С нее достаточно и вот этого».

Скавалло рассмеялась.

«Если вашей жене хватает для счастья и этого, держитесь за нее крепко. Поверьте мне, таких женщин надо поискать».

«Ах ты долбаная стерва, твою мать!»

Мгновение назад Скавалло сидела в кресле и говорила Энглеру, что таких женщин, как его жена, надо поискать. В следующее мгновение твердый, как камень, кулак ударил ее в грудь, с силой и яростью, опрокидывая на палубу. Молодая женщина налетела на что-то затылком, и у нее перед глазами закружили люминесцентные лампы.

Усевшись на ней верхом, Энглер просунул руку ей под шею и оторвал от палубы ее голову так, что рот широко раскрылся.

В руке у Скавалло по-прежнему был зажат карандаш, которым она делала пометки. Взмахнув рукой, молодая женщина что есть силы вонзила заточенный конец Энглеру в бедро.

Судорожно распрямив ногу, радист отлетел к стойке с аппаратурой.